Посох Заката (Два цвета вечности - 1)

Однако есть ведь такие слова, что хуже цепей - и не захочешь, а пообещаешь. А потом пойдешь и выполнишь. И вовсе не потому, что тот, кто с тебя этого требует, обязательно маг - а просто... потому что черти бы его драли, мерзавца...

– Послушайте, я вовсе не...
– начал Курт.

– Прости меня, если сможешь...
– пробормотал маг, а потом вдруг швырнул в Курта свой магический посох, гаркнув.
– Лови!!!

Курт машинально поймал здоровенную палку, и маг тут же умер.

– Проклятье!
– завопил Курт, падая на землю.

Такой чудовищной боли он никогда не испытывал. Она просто не помещалась в нем, свешиваясь в разные стороны причудливыми лохмотьями. Лохмотья тоже болели. Ему казалось, что огромные раскаленные руки выкручивают его, словно мокрое белье. Боль нарастала с каждым вдохом. Каждый раз ему казалось, что все, что это предел, больней уже не будет, потому что просто некуда. И каждый раз он с ужасом убеждался в обратном. Больней может быть. Еще как может! И так может и этак, а еще и вот так!

– Проклятье!
– вопил кто-то рядом, словно бы подражая Курту.

Курт поискал глазами источник звука.

Вокруг - ничего.

Зато рядом...

В руках Курта змеей извивался посох. Вопил он ничуть не хуже - видать, ему тоже приходилось несладко.

"Так вот кто пел и плакал вторым голосом", - отрешенно подумал некто внутри Курта. Сам Курт ничего такого думать не мог. Он был ужасно занят: вопил...

Казалось, прошла вечность прежде, чем боль спала, сменившись тупым, дергающим зудом.

– Что это было?
– глотая слезы, хрипло прошептал Курт.

Посох дернулся, словно его укусили - и Курт услышал в ответ такой чудовищный набор ругательств, что выступление давешнего, ныне покойного наемника показалось ему чем-то вполне милым и домашним.

– Послушай, ты чего так разошелся?
– едва ворочая языком, Курт все же попытался урезонить разошедшуюся деревяшку.

– Да что ты понимаешь, ты...
– и посох выплеснул на него смесь ругани, магических терминов, невероятных, просто запредельных оскорблений и откровенной чепухи.

– Послушай, ты действительно уверен что я - это все то, о чем ты говоришь?
– Курт попытался воззвать к здравому смыслу. В самом деле - того, что здесь наболтало это "говорящее дерево", попросту не бывает.

Посох ответил оскорбительно звучащим иностранным словом. Курт тяжело вздохнул и постучал его костяшкой согнутого пальца по набалдашнику.

– Ты - псих, - убежденно сообщил он посоху.
– Но я тебя понимаю. В конце концов, у тебя хозяин погиб и все такое...

– Хозяин!!!
– завизжал посох - Хозяин!!!

Теперь он и вовсе не стеснял себя в выражениях. Услышав его, покраснел бы даже держатель притона. Монолог был длинным. Очень длинным. В конце концов Курту попросту надоело. В конце концов все утрачивает свою новизну и прелесть - даже площадная ругань.

– Погоди-ка...
– сказал он посоху.
– Если ты и дальше собираешься беседовать сам с собой, я, пожалуй, пойду. Где тебе будет удобнее лежать?

– Лежать!!!
– завопил посох.
– Пойдешь?!! Так ты что - ничего не понял, глупая деревенщина?!!

– Сам ты дерево...
– обиделся Курт.
– Объяснишь толком, так пойму.

– Он же меня тебе ПЕРЕДАЛ!!!
– проревел посох таким утробным голосом, что Курта всего сотрясла тяжкая вибрация.

– Ох...

– только и выдохнул Курт.
– С тобой решительно невозможно иметь дело. Еще недавно я не верил в существование говорящих посохов - теперь же я не верю, что хоть что-то под этим небом способно заставить тебя заткнуться! Наверно, нужно быть магом, чтобы достичь подобного чуда? В любом случае, я никакой не маг. Так что я оставлю свершение этого подвига кому-нибудь, кто действительно может его свершить, а сам...

– Ну, попробуй, если охота, положи меня и уйди, - вкрадчиво предложил посох.
– Вот возьми и попробуй...

– Куда тебя положить?
– спросил Курт.

– Куда хочешь, - усмехнулся посох.
– Ты все равно вернешься, так что без разницы. В лужу не клади, идиот, я ведь живой все-таки.

Курт положил посох на здоровенный плоский камень и, опасливо оглядываясь, двинулся прочь. Не успел он сделать и пяти шагов, как его опять скрутила невероятная боль. С каждым следующим шагом она становилась все сильнее, все невыносимее. Курт сделал шаг назад. Боль уменьшилась. Еще шаг... еще меньше...

Курт повернулся и со всех ног побежал обратно. Когда он схватил посох, боль исчезла.

– Как ты там называл своего Хозяина?
– тяжело дыша, вытолкнул он Повтори, пожалуйста...

Посох повторил охотно и с удовольствием. Курт сидел и слушал его с блаженной улыбкой на лице.

Высказывался посох долго. Очень долго. Тем более, что запас ругательств у него был преизрядный. Некоторых выражений Курт и не слыхивал-то отродясь. Ну еще бы! Сколько лет ему - а сколько посоху. Эта деревяшка, небось, если и не сотворение мира, то уж первого человека помнит наверняка. Вот и было ему когда поднавостриться. Ну ничего, Курт тоже научится. С таким-то собеседником! Ишь, какие пассажи закладывает! Один к одному, один лучше другого - да так напевно, что поневоле заслушаешься.

Курт и заслушался.

Он просто устал - очень устал. А в каком ином состоянии можно присесть отдохнуть на труп? Притом же ведь и отдохнуть не получилось. Сначала маг этот распелся - чтоб ему на том свете икалось! А потом Курта окатило такой немыслимой болью... а теперь трупа нет, и мага нет, и боли нет - только усталость. И колыбельную посох выводит такую славную... Вот усталость и взяла свое.

Усталость взяла свое, и Курт заснул под самую что ни на есть приятную, а лучше даже сказать, приятнейшую музыку в мире - целиком и полностью одобряемую ругань по адресу целиком и полностью неодобряемого человека. Может, когда-нибудь он и простит мерзкому магу его сумасшедшую выходку... но не сейчас. Никак не сейчас. Даже не просите.

Однако просили. Чужие, резкие голоса... посох дернулся в руках, и Курт вскочил раньше, чем понял, что это уже не сон. Среди мертвых были живые, их появление Курт прозевал и теперь понимал только одно - эти неизвестно откуда взявшиеся воины очень хотят сделать мертвым его самого.

Сверкнула острая разящая сталь, Курт вскинул руку с посохом и каким-то чудом сумел парировать удар. Воин замахнулся снова. Остальные поспешно спрыгивали с коней. Внезапно темнота раздалась, и на поляну вылетел еще один всадник.