Посол мира

– Да, проезд в Штаты. Транзитом через Сайгон. Платить не надо - добрый господин Виен согласен, чтобы вы на него поработали. А как заработаете - то билет вам прямо до Америки, или кто куда пожелает!

Брали лишь сильных и молодых - то есть, Чжоу Джен с сыном не подходили. Вот и корабли ушли, настала тишина, лишь ветер гонял мусор по земле.

– Сейчас упадет бомба, и мы умрем - сказал Чжоу Джен - мне жаль, что так вышло, сын. Что я не сумел тебя спасти.

Улица были пуста. Слышался лишь шум со стороны портовых складов - туда вломились те, кто решили хоть в последний день наесться и напиться до предела.

– Сейчас мы умрем, отец - сказал Бао - мне жаль, что я так и не увидел Америку, о которой ты мне рассказывал.

Они дошли до дома, где снимали жилье. Легли и заснули - думая, что уже не увидят утро.

Но проснулись - и увидели, как в город входят коммунистические войска.

– Они ведут себя смирно, никого не трогают - заметил сын - может, нас не убьют?

– Японцы вели себя так же - ответил отец - соблюдая дисциплину и порядок. Не стреляли тотчас же во всех, кого увидят - а сгоняли на площадь, ставили на колени и рубили головы. Самураи любили показывать так свое умение владеть мечом - ну а коммунисты просто закопают нас живыми, как они сделали в Шанхае с сотнями тысяч врагов народа. Может, тебя и пощадят, сынок - но лучше, беги. На юге Вьетнам, где тоже коммунисты - но если ты пойдешь на юго-запад, то возможно, тебе повезет добраться до бирманской границы, куда отступили наши войска. Возьми все, что у нас осталось из еды. Ну а я уже не вынесу такой дороги.

– Я не оставлю тебя, отец - ответил Бао - иначе бы я всю оставшуюся жизнь считал бы себя плохим сыном.

Однако, массовых расправ не было и в последующие дни. На улицах появились патрули коммунистических солдат, надзиравших за порядком. Город был поделен на районы, разделенные колючей проволокой - и проход был дозволен лишь в немногих указанных местах. Было строго приказано - сдать все оружие, радиоприемники, фотоаппараты, во избежание шпионажа. Каждому кварталу было указано, выбрать старост, отвечающих за лояльность всех проживающих, и выделить предписанное число работников на трудфронт: восстанавливать железную дорогу на север, к Шанхаю, и на юг, к вьетнамской границе, еще работы в порту, в железнодорожных мастерских, в городском хозяйстве. Праздношататься по улицам без дела запрещалось - к таким мог подойти патруль, и если объяснения виновного не признавались уважительными, то людей хватали и уводили в лагерь за северной окраиной, который успели прозвать Деревней Мертвецов - там за колючей проволокой держали тех, кого считали подозрительным.

Чжоу Джен на трудфронт взят не был - туда брали лишь здоровых. Потому, единственной надеждой не умереть с голода оставалось, чинить ботинки жителям квартала. Иметь валюту также было запрещено, прежние гоминьдановские бумажки уже не имели хождения - и за труд обычно расплачивались едой. Один ботинок - день жизни, или даже два или три. Если надо было отнести клиенту заказ, бежал Бао - на малолеток патрули обычно не обращали внимания. Зато была другая опасность - если взрослых воров, мародеров, грабителей, коммунисты при поимке убивали на месте, то дети беглецов, потерявшие родителей и дом, сбивались в банды, подобные крысиным стаям. Такая банда поймала Бао возле самого дома, когда он возвращался с платой за заказ - большим куском рыбы, завернутом в тряпку, но вкусный запах было не скрыть.

Их было шестеро, некоторые даже младше, чем Бао. Но шестеро на одного. Бао не мог отдать им все пропитание, свое и отца, на этот и следующие два, а возможно и три дня - и дрался с храбростью тигра, но его свалили наземь и в злобе уже били ногами. И вдруг все прекратилось, раздались жалобные крики и смачные звуки ударов - но били уже не его! Подняв голову, Бао увидел, что обидчики лежат лицом в землю, в окружении десятка мальчишек такого же возраста как он, или чуть старше или младше, все одеты одинаково, подобно солдатам, и у каждого была бамбуковая палка, и еще красный шелковый галстук, повязанный на шею.

– Ты кто?
– спросил старший из них, у которого кроме галстука была приколота на груди красная звездочка, такая же как на шапках у коммунистических солдат - принадлежишь к эксплуататорскому классу?

Пионеры - дети Красных Сестер, присланных Стальным Императором из далекой Москвы, вместе с генералом Ли Юншеном. Который пять лет назад вырезал целую американскую военную базу с самолетами - из мести за сожженный их атомной бомбой Сиань, и после сумел уцелеть, когда взбешённые янки сбросили атомную бомбу уже на него самого! А прошлым летом он сжёг тысячу американских "летающих крепостей", своей Бомбой! Так говорили в домах Гуаньчжоу - что и сам Генерал, и эти Сестры, более жестокие чем самый злой японский самурай, лично поклялись Стальному Императору изгнать из Поднебесной американцев и вообще всех чужаков, и истребить врагов коммунистической веры среди самих китайцев - для того и набирают в свое войско детей-сирот, из которых намерены вырастить самых лучших воинов. Однажды Бао уже видел их в своем квартале - и тогда поспешил скрыться в переулке, прежде чем на него обратят внимание. А крысята не заметили, и поплатились - столкнувшись с более сильной и жестокой бандой. Будут ли сейчас и самого Бао бить палками - или довольствуются отнятой едой? Но надо ответить - нет, мой отец не помещик, а простой крестьянин, был им пока у нас не сожгли дом. А теперь он зарабатывает тем, что чинит ботинки - и эта рыба, его плата за день работы. Будет ли нам дозволено оставить хоть кусочек - а то я и мой отец с голода умрем!

– Возьми!
– старший пионер дал знак, и один из мальчишек поднял с земли рыбу и вручил Бао - сапожник, значит пролетарий, угнетенный класс. Нам рассказывали, что сапожником был отец самого Императора Сталина. А пионеры - не бандиты.

– Мой отец тоже был не помещик, а крестьянин!
– пропищал кто-то из крысят - пожалейте нас, господа пионеры!

– Молчать!
– ответил старший - Учитель Ленин говорил, что воры и грабители нам не классово близкие. Тем более те, кто отнимает последнее у своих. Цао, еще пять.. нет, десять палок этому! Мин, беги за патрулем. В лагерь вас, на исправление - если переживете. Эй, Цао - он объяснил, за что? Правильно - за господ пионеров: господа все на кораблях в свою Америку удрали, кто успел!

Бао схватил рыбу, еще не веря своему счастью. И был удивлен еще больше, когда старший пионер достал из сумки пачку галет и, честно разломив по кусочку каждому из своего отряда, протянул и Бао, сказав при этом дружеским тоном:

– Твоя рыба так вкусно пахнет, что нам самим подкрепиться захотелось. С утра бегаем, в столовой не были еще.

Так пионеров еще и кормят? Никто из них не выглядел голодным. И они не боялись никого - ни бандитов, ни солдат!

– А можно мне тоже с вами? Только рыбу отцу отнесу - он вот в этом доме живет, в подвале.

Он успел вернуться - как раз когда солдаты погнали пойманных крысят к районной комендатуре (как объяснил Бао старший пионер). Ну а пионеры квартировали далеко на юге, возле верфи, так что идти надо было почти через весь город. Один Бао никогда бы не решился - но ему тут же разъяснили, что пионерам не надо бояться патрулей, напротив, солдаты обязаны помочь пионеру, обратившемуся с просьбой. И вообще, пионера никто не смеет тронуть, избить или убить - если только он сам что-то недостойное не совершит.

– Мы раньше были детьми полков. В провинции и сейчас так - пионеры не при своей деревне состоят, а при военной части, что там стоит. Ну а здесь, как и в Шанхае - мы городские. И не батальон, а дружина, не рота, а отряд, не взвод, а звено.

Вопреки слухам, пионеры вовсе не требовали уйти из дома, от отца. На базе жили лишь те, кто не имел семей - а Бао мог приходить сюда каждое утро, которое начиналось с общего построения и подъема флага. Тогда он впервые увидел и Сестер - они вовсе не казались ужасными, две молодые женщины невысокого роста, в военной форме и с оружием, вели себя как строгие матери, озабоченные должным воспитанием своих детей - а три сотни мальчишек и девчонок смотрели на них с обожанием, слушая каждое их слово.

– В прежнем мире было заведено - или ты грабишь другого, или другой грабит тебя. Или ты работаешь на другого, или он на тебя. Кто родился и вырос там, не видел и не ждет ничего другого - любой человек, это либо рабовладелец, либо раб, либо мелкий собственник, мелкий служащий, мелкий чиновник, интеллигент - тот, кто желает лишь иметь свое, а до другого ему дела нет. Даже эксплуатируемые заражены этим пороком - крестьянин, честно трудящийся на своем наделе, рад голоду у соседей, я дороже продам свой хлеб. Тот, кто сумел выйти в люди, стать врачом, инженером, учителем, служащим в канцелярии - был убежден, что надо потворствовать власть имущим, богатым и знатным, чтоб сохранить свое место, да еще и подняться выше. У коммуниста же - не может быть таких желаний! Коммунисты должны построить новое общество - где не будет эксплуататоров. Как и рождающей эксплуатацию привычки эгоиста и мелкого собственника - я добиваюсь своей выгоды за счет кого-то, и мне нет дела до его проблем. Учиться коммунизму - значит, воспитать молодых, которые уже не будут знать этого мелкобуржуазного желания. Так сказал Великий Учитель Ленин, двадцать шесть лет тому назад.