Посредник
Шрифт:
— А можно я поеду с тобой? Поверь мне, мой нюх газетчика подсказывает мне, что за этим кроется что-то очень серьезное... очень. Как хотелось бы написать об этом репортаж! Так, глядишь, и премию Пулитцера заработаю!
— Пока ты не должен появляться рядом со мной. Я ведь действую как адвокат СОПИК. И поэтому не имею права связываться с прессой, — отрезал Салинас.
— Ну, а просто... как твой приятель? Или как помощник? В таком-то случае можно? Я же дал тебе слово ничего не печатать, пока ты не разрешишь, — настаивал журналист.
Салинас промолчал.
Алекс удовлетворенно улыбнулся.
—
— Мы с тобой старые друзья и ты всегда держал свое слово, так что надеюсь, и на этот раз не подведешь. Сейчас это особенно важно.
— Да я и отвечать тебе не хочу! — обрадованно воскликнул журналист, не скрывая радости. — Значит, в понедельник вместе едем на завод.
— Хорошо. Согласен.
Они съехали с асфальтового шоссе и поехали по обсаженной платанами грунтовой дороге. На этот раз Реном предусмотрительно открыл большие ворота под аркой, дожидаясь их приезда.
Долорс тоже загодя разожгла огонь в камине. В спальнях также было тепло — там стояли радиаторы.
Сидя около огня, оба они и так и эдак обсуждали таинственное исчезновение масла, вели себя как те фанатики моря, которые, как встретятся, только и знают, что говорить о яхтах и морских путешествиях. Алекс чувствовал, что расследование и его захватывает все больше и больше:
— Завтра, когда приеду в Барселону, попрошу нашего корреспондента собрать вырезки всех газетных материалов за последнее время по делам, связанным с жульничеством и махинациями, в которых замешано оливковое масло.
— Прекрасная мысль, — воскликнул Салинас. — И хорошо бы поглубже покопаться в прошлом Салы. И еще этого его компаньона, Луиса Гарсиа.
— А как ты вернешься в Барселону? — спросил Алекс-
— Не беспокойся. Ана, моя подружка, сейчас ездит на моем «жуке», как раз послезавтра она заедет, чтобы забрать меня отсюда, — объяснил адвокат.
— Хорошо. Встретимся в «Эль Велодромо» в понедельник в девять утра. После этого поедем на завод Луиса Гарсиа, — уточнил журналист.
Алекс уселся за старый рояль и стал играть, перемежая фрагменты из песен «Битлз» с пьесами Шопена.
Под конец он сыграл целиком «Йестедей». А Салинас, словно считая необходимым соответствовать брошенному ему вызову, стал в позу оратора и заговорил, как будто обращаясь к большой аудитории, хотя единственным «слушателем был его друг-журналист.
Показав правой рукой на одну из ламп, он напыщенно-театральным голосом сказал:
— Нет, ты мне ответь! Знаешь ли ты, что это такое?
Алекс удивленно посмотрел на него:
— Ты что, собрался фокусы показывать?
— Нет, ты мне ответь! Знаешь ли ты, что это такое?
— Электрическая лампа, ясное дело.
— Верно. Но что еще ты можешь про нее сказать?
Журналист иронически посмотрел на него, хотел было что-то возразить, но потом, засомневавшись, промолчал.
— Это — новая форма протеста против «права брачной ночи».
— Чего, чего?
— Иными словами, это — ответ на новейшие формы несправедливости, возникшие в результате эволюции феодального угнетения. Теперь всех нас обкрадывают гораздо более тонким способом — присылают на дом счет, по которому
ты должен платить за электроэнергию непомерную сумму. Это я и называю «правом брачной ночи» монополий.— Ну и что? — Алекс, ничего не понимая, смотрел на друга.
— Знаешь, сколько компания запросила с меня за то, чтобы провести в дом электричество?
— Понятия не имею.
— Так вот. Ни за что ни про что с меня затребовали... миллион песет. И знаешь, как я поступил? — Адвокат не стал ожидать, пока приятель отреагирует на вопрос. — Я послал их куда подальше и поставил на крыше солнечные батареи — они напрямую преобразовывают солнечную энергию в электрическую.
— Вот это да! — с восхищением воскликнул Алекс.
— И обошлось мне это примерно в ту же сумму, какую пришлось бы уплатить, если бы я согласился на подключение к электрической сети. Разница, однако, в том, что я теперь им не плачу ни одного сентимо. Мало того, эта же самая энергия приводит в движение насос, качающий воду для дома и сада. За это я тоже не плачу ни гроша электрической компании.
— Гениально! — снова воскликнул журналист.
Салинас, хотя в этом никогда не признавался, очень ценил, когда окружающие высоко ставили его ум. Вернее, не окружающие вообще, а те немногие люди, признанием которых он действительно дорожил. В заключение он изрек, словно зачитывал приговор:
— Поверь мне, применение солнечной энергии начнет стремительно развиваться с того момента, когда частные компании найдут способ подключить к солнцу свой счетчик. Сколько лет уже болтают о возможностях солнечной энергии, а суть задержки — только в этом!
Адвокат тщательно создавал вокруг себя свой мирок, которым дорожил, всячески оберегая его, словно это было его крохотное суверенное государство. Только попадая в него, он снимал с себя своего рода панцирь, который обычно носил на себе за его пределами, и давал полную волю самому себе, только в нем чувствовал себя полностью в своей тарелке. Любой человек, понимающий в астрологии, сразу же определил бы его точное место в Зодиаке. Знаком его был Рак.
Вик
Одним из излюбленных развлечений Салы было разгуливать по складу, уставленному самыми разными товарами, проверяя свою способность мгновенно подсчитывать в уме количество и стоимость находившегося там добра.
Посредник обожал эту игру и часто занимался ею. Почти каждую субботу после обеда Жаумет сопровождал его в таких прогулках, а потом они на вычислительной машине проверяли расчеты Салы — те неизменно оказывались точными.
— Зачем я только купил эту штуковину! Видишь, я и сам, своим умишком, считаю лучше, чем она... К тому же неполадок с моей головой не случается, не то, что с этой машиной! — любил повторять он.
— Да это уж точно, — рассеянно согласился с ним в очередной раз Жаумет.
— Что с тобой, Жаумет? Ты сегодня о чем-то другом думаешь, — строго заметил ему посредник.
— А меня никак мысль одна не оставляет. Может, и не стоит об этом говорить...
— Давай выкладывай!
— Есть один момент в этой операции с маслом, который мне не очень по душе.