Постель не повод для знакомства

— Не двадцать семь, Викуся, а без трёх тридцать. Так что хватай кабачкового своего и беги в ЗАГС. Нужно хотя бы один раз замуж сходить. Хоть фиктивно, хоть дефективно. А то останешься, как я, одна, и будешь кабачковую икру по ГОСТу в банки закатывать. Зад расползется и превратится в тыкву. И будешь ты Золушка недотыквенная. Без кареты с кучером. И мыши у тебя в погребе будут обычные, которые в лошадей не превращаются. Глазенками на тебя жалостливо блямкнут из угла в погребе, когда ты эту самую икру туда ставить будешь.

— Зин, так что мне за первые встречные штаны хвататься?

— Ты не будь дурой, Викусик. Расклад такой: выйдешь за Марка, а он тебе с барского плеча отстегнет долю в отеле. В накладе не останешься по-любому. А для Кинг Конгыча байку вот такую придумаем… — договорить она не успевает.

Шеф легок на помине. Он заходит в кабинет и с порога сразу начинает допрос:

— Вика, ты когда успела спеться с Марком? Я чего-то не понял: это что было? Думал, что вы только утром познакомились. А потом там, под покрывалом… аля-улю. Трах-тибидох! Играй, гормон!

— Понимаете, Александр Александрович, — осторожно подбираю слова я, — это как в статусах соцсетей пишут: все сложно.

— Ты меня своими фейсбуками и чики-пуками не грузи! Я ж тебе не Биллом Гейтсом деланный, — Кинг Конгыч садится рядом с Зиной напротив меня. — Дело, конечно, молодое. Я и сам тоже был ходок когда-то. Но для информации и общего развития, просто чтобы ты знала, хочу предупредить: у Марка очень ревнивая невеста Кристина.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не хмыкнуть. Держи лицо, Вика! Не можешь мускулатурой, так силой волей держи!

Но Зина не выдерживает и громко фыркает:

— Пффф!

— Что? — пытливо смотрит на нее Сан Саныч. — Чего ты пыхтишь, как Анна Каренина под паровозом? Колитесь, девки, чего я не знаю? Вон глаза у обеих, как у совы, когда она какает! — шеф выпучивает глаза и нервно моргает.

— Ничего, — Зина вонзает вилку в "Мимозу" и начинает нервно жевать. — Это мы так… просто.

— О! А это у тебя что? "Мимоза", что ли? — радостно спрашивает Кинг Конгыч и отнимает у Зины вилку.

Набирает полную горсть салата и отправляет в рот.

— Ой, ты ж смотри, как ты это хорошо придумала! — мычит шеф с набитым ртом и с дикой скоростью орудует вилкой. — Вот это правильная еда! Сто лет такую не ел. Я ж в ресторане отеля питаюсь. А там у Гаспара — в рот ему салями — сплошные паштеты "Шепс-плюм-пимпинелла". Взял француза на свою голову! Такие бабки ему башляю! А он, подлец, после стольких лет в России так и не научился нормально готовить. Я ему говорю: "Ты бы вот что душевное замутил: "Мимозу" или мясо по-французски с майонезом". А он мне, гнида, отвечает: "Мясо по- французски с майонезом бывает только в России". И ведь не кормит меня, скотина, нормально! И ещё и хамит! И не сделаешь ничего. Лучший повар в Москве. Еле заманил к себе эту булькающую гниду! — Кинг Конгыч закладывает в рот еще одну полную вилку салата и мычит от наслаждения.

Зина, провожая взглядом каждую порцию, отправляющуюся в необъятную пасть шефа, только растерянно произносит:

— Это же… мой обед был… на сегодня… на весь день.

— Тебе не надо, — с полным ртом замечает Сан Саныч. — "Мимоза" сильно полнит!

— Вы хотите сказать, что я толстая? — на щеках Зины проступают красные пятна.

— Нет, я не в этом смысле, — Кинг Конгыч отправляет в рот еще одну гигантскую порцию салата. — Просто в твоем возрасте уже вес тяжело сбрасывать.

Я осторожненько отодвигаюсь от стола вместе со стулом. На всякий случай. Потому что глаза Зины начинают блестеть от слез. А пальцы сжимаются в кулаки.

— Значит, я еще и старая? — уточняет Зина.

— Да нет, — шеф перестает жевать. — Ну просто сексом уже лишние кило не сбросишь. В наши-то годы.

— Ага! Значит, я еще и страшная, и потому никому не нужна? — Зина, встает, опираясь кулаками на стол, и нависает над Сан Санычем.

Запоздало сообразив, что явно не то ляпнул, шеф нервно моргает, убирает вилку под стол и закрывает крышку коробки с салатом.

— Ну я ж не то хотел сказать! — оправдывается он.

Поздно! Верховный Суд в лице Зины уже вынес приговор: расстрелять.

— А знаете что? — медленно, почти по слогам, произносит Зина. — Вы хоть мне и начальник, но не имеете никакого права меня оскорблять! Сами вы старый и никому не нужный сморчок! Я увольняюсь! А вы… вы… — она заливается слезами, — несмотря на ваши деньги, у вас тоже никого нет. Потому что вы грубый, невоспитанный Кинг Конг, который ломает всё, к чему прикасается. И вообще не для вас я свою "Мимозу" растила! — она выхватывает из рук шефа коробку с салатом и швыряет в мусорный ящик.

После чего пулей вылетает из кабинета.

— Стоять! — ревет Кинг Конгыч. — Нет, ну совсем уже персонал распустился! Видела, да? Меня мордой макнула в унитаз, салат в мусорку! — шеф явно ожидает моей поддержки.

Я молчу, рассматривая стол.

— Нет, ну скажи мне, Вика: я неправ? Чего я вообще сказал-то?

— Вообще-то, шеф, если честно, то вы не совсем правы. Вернее, совсем нет. Конечно, Зина — ваша подчиненная. Но она же женщина! И вас воспринимает, прежде всего, как мужчину. Понимаете, о чем я?

Кинг Конгыч озадаченно смотрит на меня, чешет затылок и говорит:

— Как мужчину? — он сначала гордо расправляет плечи, но тут же виновато горбится. — Чего-то как-то я малость лажанулся. Да?

— Да, шеф, извините. Малость очень лажанулись.

— Ага, — он скребет подбородок, скосив при этом рот в сторону. — Не по понятиям вышло. Хорошего человека опустил. Так, ладно, пойду поговорю, что ли? Пока не ушла. Ух, с характером бабенка! Прямо салат "Мимоза", а не женщина! — он выходит в коридор.

Спешу за ним. У Зины рука тяжелая. А когда она в расстроенных чувствах, так лучше вообще не подходить. В коридоре возле раздевалки столпилась стайка горничных.

— Учитесь, дуры малолетние! — шеф назидательно поднимает указательный палец. — Вот что значит наше поколение! Не прогибаемся! Шеф-не шеф, лажанулся — получи и распишись! А не так, как вы: сосать… эээ… леденцы учитесь раньше, чем разговаривать. Какая женщина, а? — Сан Саныч застегивает пиджак, приглаживает волосы и заходит в раздевалку.

Горничные отлетают от двери. Я на всякий случай иду за ним. Зина переодевается за открытой дверцей шкафчика. Сан Саныч, долго не думая, рвет на себя дверцу со словами: