Посторонние
Шрифт:
— Ну, как жизнь семейная?
— Нормально, — ответил я. — А у тебя как… на работе?
Она хмыкнула:
— А что на работе?
— Нравится?
Нина плотнее запахнулась:
— Не знаю. Обыкновенно! С восьми до пяти. Цифры, отчеты, сводки. Уже привыкла.
Я хотел закинуть удочку, осторожно перевести разговор на тему личной жизни. Но она вновь заговорила:
— Знаешь, мне кажется, я не карьеристка. Вообще! Так и просижу всю жизнь в качестве рядового бухгалтера. Накануне пенсии мне вручат памятные часы с эмблемой предприятия.
— Эй, прекращай!
Нина улыбнулась. Но улыбка вышла какой-то грустной.
— Этим денег не заработаешь.
— Почему? — возразил я, — Хорошие фотографы в цене!
— А что снимать-то? Чужие свадьбы? — она рассмеялась и взяла с подоконника пачку сигарет.
— На! — протянул я почти докуренную свою, — И прекращай курить уже!
— Братишка! — улыбнулась Нина, глаза её блестели, отражая лунный свет.
Стараясь избегать прикосновений, я передал ей сигарету. Что-то привлекло моё внимание…
Рукав трикотажного платья задрался, оголив тонкое запястье. Я сощурился, присмотрелся и тревожно сглотнул. Прежде, чем Нина, поняв свою оплошность, одёрнула руку, я схватил её выше локтя.
— Отпусти! — она выронила сигарету и та желтым светлячком устремилась вниз.
Преодолевая сопротивление, я закатал рукав выше и обмер…
Запястье, точно браслеты, украшали красные кровоподтеки! Еще надеясь, что это всего лишь плод воображения, я коснулся воспаленной кожи. Нина вздрогнула!
— Что это? — растерянно бросил я.
Не получив ответа, я силой развернул её к себе:
— Нин! Я к тебе обращаюсь!
— Тише, — шикнула Нинка, озираясь по сторонам.
— Кто это сделал? — всё ещё не веря своим глазам, я оглядывал испещренное следами запястье. Вдруг захотелось стянуть с неё это платье! Наверняка там, под ним, обнаружатся и другие следы.
Пульс стучал в висках, дыхание сбилось... Я почувствовал, как дрожит моя рука, но продолжал держать её! Боясь, что, стоит мне ослабить хватку, как она вырвется и сбежит, так и не рассказав всей правды.
«Какого хрена? Кто посмел?». От одной мысли, что кто-то мог её ударить, я вскипел мгновенно!
— Нин, скажи мне, кто это сделал! — вкрадчиво, из последних сил сдерживая подступающий гнев, спросил я.
— Тём, да все нормально, — манерно протянула сестра. Что взбесило меня ещё сильнее!
— Я спрашиваю тебя, кто?!
В тот момент я был готов убить обидчика. Любого, на кого она укажет! «Если на земле есть человек, который посмел причинить ей боль, то ему не жить!».
— Артём, остынь! — свободной рукой Нина погладила моё плечо, прижалась ладонью к груди, успокаивая взбесившейся пульс, — Это не то, о чём ты думаешь. Это… — она запнулась, — следы от верёвок.
Я уставился на сестру. Нинка обречённо выдохнула, плечи её опустились. Кажется, под моим испытующим взглядом она уменьшилась вдвое.
— Ну… как тебе объяснить? Он, в общем-то, не так уж и крепко связал, просто у меня кожа такая… сразу синяки проступают. Ну, это ничего! Пройдёт!
Я выпустил её и жестом остановил словесный поток:
— Стоп! Стоп!
О чем ты? Кто он? Какие верёвки?— Ну, это игра такая! — краснея, произнесла Нинка и потупила взгляд.
— Игра? — повторил я. И, хотя до меня, наконец, дошло, хотелось услышать её версию событий. Мне даже стало любопытно, как она сумеет объясниться.
— Ой! Артём, не говори, что ты не в курсе! Ты ж не настолько отсталый!
Нинка натянула рукава и высокомерно сложила руки на груди.
— Ты из этих что ли? — я презрительно фыркнул, — Садо-мазо?
— Не твоего ума дело! — она ощетинилась и отступила на шаг.
— Конечно, — я выудил из пачки новую сигарету, — что там ещё? Плётки, наручники, резиновые члены?
— Фу! Прекрати! — Нинка скривилась, — Я не обязана перед тобой отчитываться! Я ж не лезу в твою постель?
— Значит, тебе нравится, когда тебя бьют? — игнорируя её возмущение, продолжил я, — Значит ты эта, как её? Рабыня?
Я расхохотался, едва не выронив сигареты. Нина оскорблено поджала губы.
— А у тебя есть латексный костюм? — не унимался я, — А кляп? И поводок!
Нинка обиженно молчала.
«Кто бы мог подумать!», — я окинул взглядом хрупкую девичью фигуру и представил её, голую на кровати. Обездвиженную, с привязанными верёвкой руками. От этой мысли смеяться расхотелось…
— Не думал, что ты извращенка, — хмыкнул я.
— Это не извращение! Извращение – это отсутствие секса. А то, что делают двое в постели – это их личное дело! — на одном дыхании выпалила она.
— Это ваш кодекс? Одна из заповедей?
— Да пошёл ты!
В окне показалось недовольное Анькино лицо:
— Вы чего шумите? Дениску разбудите!
— Твой муж идиот! — бросила Нина и исчезла в дверях.
Глава 23. Нина
Сашка был успешным, красивым, интеллигентным и обеспеченным! У него была квартира и машина, на которой он забирал меня с работы. Он был ровесником Машки, удивлял своей начитанностью, водил в ресторан и не скупился на подарки.
...Когда он впервые ударил меня, не рассчитал силу и губа распухла.
— Прости, я больше не буду так делать, — говорил он позже, прижимая лед к моему лицу.
— Делай, — робко ответила я, и, видя его удивление, добавила, — Просто не так сильно! Видимо, у меня слишком чувствительные… губы.
Наш секс не всегда бывал агрессивным! Порой ему хотелось ласки. И он подолгу, нежно целовал меня. А иногда им овладевало первобытное, животное начало. И тогда он брал меня практически силой, причиняя боль, упиваясь моей беззащитностью.
До него я и представить не могла, что могу позволить кому-то делать с собой такое! Он будто открыл меня заново. Ощущение его безграничной власти дарило запредельное удовольствие. Словно подчиняя себе мое тело, он освобождал мой разум...
Было и ещё кое-что… Балансируя на грани боли и наслаждения, я позволяла себе забыть! Мне казалось, что с каждым новым ударом ремня, с каждой новой отметиной на коже, мне становится легче. Точно физическая боль подавляла боль душевную.