Пострадавшая магия

— Работники строги насчет доступа, — сказал я в телефон. — Вы не получите разрешение на свободный доступ. Но, уверен, они подберут подходящие файлы по вашей просьбе. Я даже могу сам им позвонить, чтобы вас ждали.

— Большое спасибо, — сказал парень на другом конце. Мы говорили почти полчаса, в основном, о питомцах магов. Он исследовал то, как близко фольклор был к истине насчет фамильяров ведьм и колдунов. — Приятно понимать, с чего начать.

— Помните, что я не могу утверждать, что у них будут записи по этой теме, — сказал я. — Но мы храним много необычных данных, так что все может найтись. Если ничего не поможет, позвоните снова, мы подумаем вместе. Мне интересно услышать, что вы найдете.

— Если я напишу работу, то пришлю вам раннюю версию, — сказал бодро парень.

Я повесил трубку, и наставница, что следила за моей работой, остановилась рядом.

— Прошло неплохо, как по мне, — сказала она. — Ты умеешь говорить с ними.

Ее голос чуть дрогнул на «них». Она имела в виду простаков. Они были людьми, и я говорил с ними, как с другими людьми. Ее неудобство не отличалось от неудобства простаков, которых утешала мысль, что они говорили с магом, который не мог колдовать.

— Я стараюсь, — сказал я, этот ответ казался подходящим.

«Я хочу оставаться тут».

— Уже почти пять. Можешь собираться. Уверена, у тебя будет много дел на следующей смене.

Я вышел из здания бодрым, а потом замер при виде темно-серой Хонды неподалеку.

Это была машина папы. И в ней точно сидел папа. Кто-то еще его заметил? Я не получу уважения, если меня будут подбирать родители.

Я поспешил по дороге, решив пропасть из виду возможных будущих коллег как можно быстрее, а не возмущаться из-за его прибытия. Я сел на переднее пассажирское место, закрыл дверцу.

— Что ты тут делаешь? — спросил я.

Папа не замечал мой дискомфорт. Он завел двигатель и выехал на дорогу, а потом ответил:

— Я закончил работу раньше обычного, — сказал он. — Я думал, что помогу тебе сэкономить на такси. Я был в паре минут от тебя.

Все это было хорошо, будь это правдой. Но его оценивающий взгляд показывал, что визит был не простым. Хоть мне было семнадцать, магимедик, который принял меня, когда я убежал в местную больницу три дня назад, он настоял на звонке папе. Она проверила меня, чтобы убедиться, что Эри и ее друзья не оставили раны внутри, но она исцелила следы, которые я надеялся не показывать ему. Он прибыл, запыхавшись, бледный, так быстро, словно перенесся магией.

Побои испортили мне внешний вид, почти не навредив. Это быстро исправили. Полчаса чар, и я ощущал себя нормально, лишь немного боли оставалось в ушибленном ребре. Это не помешало папе поднять шум.

«Я упал, — сказал я. — Поскользнулся на лестнице и ударился лицом о дверь внизу. У меня просто две левые ноги!».

Он мне не поверил, и я не пытался придумать что-то правдоподобное. Не было сил. После вопросов он смирился, что, если что и произошло, я не сообщу ему.

И все же он оберегал меня. Если бы он мог закрывать меня ото всех опасностей, он так и делал бы.

Я простил его немного, когда он указал на стакан с пластиковой крышкой на подставке рядом со мной.

— Я взял тебе горячий шоколад с мятой.

— Спасибо, — я взял стакан. Я давно полюбил этот напиток, в десять лет я мог устроить истерику, потому что его не продавали в июле. Меня потом отругали за это, но моя любовь к напитку меньше не стала.

Жар стакана проникал в мои пальцы. Жидкость обожгла бы мне язык, так что я просто вдыхал минуту мятный аромат. По крыше стучал дождик, и папа повернул машину к дому.

— Как работа? — спросил он. — Там ты мог бы остаться?

— Да, — сказал я, взбодрившись, думая о дне. — Мне многое там нравится. Если я со временем смогу делать больше, то смогу внести вклад серьезнее.

Отдел медиа Конфеда создавал и доставлял новости в общество магов, а еще занимался восприятием нас и нашей деятельности среди простаков. Брешь между обществом магов и не-магов, страхи и предрассудки с обеих сторон… мы перешагивали через это, если хотели перемен, да?

Мне пока не давали задания, что помогли бы сгладить политические отношения. Сегодня, кроме вопроса о питомцах, я обсудил взгляды магов на садоводство с женщиной, что писала статью о доме, а еще ответил на вопросы парня, что создавал фильм об архитектуре магов.

Я мог справиться. Пока моя работа их устраивала. Если бы я не был Локвудом — если бы главы отдела медиа не поняли, что получат выгоду для себя, приняв меня — то меня и не взяли бы на это место, так что я не мог жаловаться.

Раздражение вспыхнуло от этой мысли. Я потягивал горячий шоколад, чтобы прогнать ощущение. Я сделаю свое имя. Я заслужу повышение своими стараниями, а не связями, а потом буду гордиться работой и говорить свободно со своей семьей, что бы я ни делал в стороне.

Иначе все, во что обо мне верили Эри и ее друзья, могло быть правдой.

— Я говорю с людьми, — продолжил я. — Мне нужно быть дружелюбным с ними, и это я умею. Лучше помогать, чем носить бумаги.

После всего времени в Лиге у меня было больше опыта общения с простаками, чем у многих старших ребят в отделе медиа.

От мыслей о Лиге стало больно, и это даже какао с мятой не могло унять. Я написал Луису по пути в больницу, но Эри уже добралась до него и рассказала якобы мои темные тайны.

«Нам нужно время на обсуждение, — написал он. — Я буду на связи», — прошло три дня, этого должно было хватить на принятие решения.

Я ничего не слышал. Значит, меня прогнали из-за моей фамилии.

— Похоже, ты неплохо начал, — сказал папа, возвращая меня в реальность. — Если будут истории, где нужна моя помощь, всегда звони мне.

Я не собирался использовать свои связи.

— Спасибо, — все равно сказал я. — Я это ценю.

Он повернул на 81-ю улицу, и я посмотрел на дома перед нашими, на тот, где на втором этаже жил Кэллам. Конечно, он все еще был в Лиге. Родство с членами Конфеда оказалось преступлением хуже, чем попытка убийства.

Я мысленно скривился от своей горечи. Я был несправедлив к Лиге. Никто не знал, каким был Кэллам на экзамене и до него. Они даже не знали меня. Я старался скрывать все о себе, потому теперь выглядел виновато. Я скрывал от них. Как друзья могли поручиться за меня, если не знали, кем я был вне Лиги?

Меня знал только мой враг.

Я застыл, папа подъехал к дому. Если враг поручится за меня, это будет убедительнее, чем если это сделает друг, да?

— Мне нужно кое-что занести Прише, — сказал я, когда мы выбрались. — Я вернусь к ужину.