Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

За просмотром проблем горожан, жаловавшихся на мощеную дорогу, соседей, торговцев и многое другое, пролетели часы до обеда. Вспомнив, что назначенная встреча вот-вот состоится, я отложил испачканное перо и с хрустом потянулся, вставая с места.

– Никифор! – позвал я слугу.

– Я здесь, ваше высочество.

– Прикажи подать обед на двоих в Малом зале.

Мысленно прикинув в уме, где лучше всего вести разговор один на один, я остановился на небольшом зале для приемов.

– Будет исполнено, ваше высочество, – слегка пятясь назад, сказал камердинер, прикрывая дверь.

Чем был примечателен выбранный мною зал? Можно сказать, ничем, разве что небольшим проявлением роскоши в виде пары картин и золотых подсвечников искусной работы, висящих по периметру зала. Но, в принципе, бывалого купца этим не поразить, настоящая роскошь для них только мишура и бесполезная трата денег. Деньги должны крутиться – эту непреложную истину знает любой из них, как знал ее и любой мой бывший современник.

Спустя полчаса, когда я немного освежился и полюбовался тренировкой десятка гвардейцев, гоняемых неутомимым капитаном Нарушкиным, Никифор доложил о том, что отец Николая Павловича прибыл.

– Пора, – едва слышно шепнул я сам себе.

Решив особо не напрягаться по поводу первого впечатления, попросту приказал отвести гостя в Малый зал, где он и должен меня дожидаться.

– Доброго здравия вам, ваше высочество, – поклонился в пояс старший Волков.

– И вам доброго здравия, Павел Никифорович, – ответил я, назвав его по имени-отчеству, как бы говоря: мол, цени, купчина! Отношение благородных людей к торгашам в этом времени было, мягко говоря, как к псам, так что оценить мой такт он просто обязан.

Седина только слегка тронула на висках русые волосы купца, придавая некоторую солидность. Однако живые карие глаза, внимательно следящие за обстановкой, говорили о том, что отец Николая так же далек от образа зажиревшего торговца, как и ястреб от утки. Небольшая ухоженная бородка едва ли достигала пяти сантиметров, придавая ему небывалое сходство с какимнибудь заезжим атаманом, неведомо зачем переодевшимся в одежду купца.

– Прошу отобедать со мной, Павел Никифорович: дела, знаете ли, совершенно некогда перекусить, – улыбнувшись, показал я на пустой стол, тут же начавший заполняться яствами.

– Я понимаю, ваше высочество, сам, бывает, совершенно счет времени теряю, – ответил с улыбкой купец.

Минут пять мы друг к другу притирались, каждый разглядывал своего оппонента, но в конечном итоге первым не выдержал купец:

– Разрешите задать вам вопрос, ваше высочество?

– Задавайте, Павел Никифорович.

– Я хотел спросить вас, ваше высочество, вот о чем. Все мы видим, что за последние месяцы вы резко изменились, и, надо признаться, в лучшую сторону…

– Кто это «мы»? – сразу подобрался я, чувствуя, что разговор принимает интересный оборот, все же ожидаемая получасовая беседа о пустяках – это даже не смешно.

– Мы – это купцы, – улыбнулся мне Никифор, показывая, что хоть доверие ко мне уже и испытывает, но не настолько, чтобы открывать все свои карты. – Так вот, нам бы хотелось знать: чего же вы, царевич, так усиленно добиваетесь?

– А именно? – прикинулся валенком я.

– Я спрашиваю не о том, что вы делаете по велению своего отца, нашего государя-батюшки, а о том, что вы делаете вместе со своими друзьями в, так сказать, свободное от дел время.

– Мои помыслы направлены только в вящей славе Русиматушки и нашего государя-батюшки, – спокойно ответил я, внимательно глядя на купца, отдавая ему на откуп наш разговор.

– Вот об этом я и говорил – об идеях и желаниях…

– А при чем здесь ваше внимание, Павел Никифорович? – немного грубовато оборвал я купца.

– Дело в том, Алексей Петрович, что мы тоже заинтересованы в таком богоугодном деле… – ответил мне купец, делая паузу, возможно, для того, чтобы я проникся возможными перспективами от совместного сотрудничества.

– Что ж, меня очень радует, что на Руси остались люди, радеющие о славе ее. Только вот при чем здесь я, уважаемый купец Золотой сотни?

– Как же так, царевич? Ведь вы, можно сказать, второй человек в государстве, – попытался возразить мне купец.

– Вот именно, что «можно сказать», – криво усмехнулся я.

Увидев мою реакцию, купец осознал свою оплошность и попытался ее загладить.

– Я хотел сказать, что вы должны быть вторым человеком в нашем государстве, – поправился он.

– Что вы этим хотите сказать, уважаемый? Вы подговариваете меня к непослушанию? – с изумлением спросил я его, не переходя при этом рамки дозволенного, чтобы не спугнуть заинтересовавшегося торговца.

– Нет, что вы. Я просто хотел сказать, ваше высочество, что мы могли бы помочь вам в реализации некоторых ваших планов.

– Что ж, помощь государству – это всегда хорошо, тем более безвозмездная, – с улыбкой ответил я, решив так просто не соглашаться на начальные условия нашего словесного контракта. Возможного контракта.

От моих слов купца Павла буквально передернуло, но он сдержался, уловив, что я говорю это несерьезно.

– Хорошо, конечно, хорошо, – поддержал он меня.

– Но?

– Но, к сожалению, у многих торговых людей не так много денег, чтобы их можно было дарить государству без ущерба для их дела, – смиренно закончил он.

– Так что вы тогда хотите, уважаемый Павел Никифорович? – наконец задал я ему вопрос, которого он так долго ждал.

– Сын обмолвился мне, что у вас есть кое-какие… хм… затруднения с деньгами…

– Да, это действительно так. Но Никола, по моей просьбе, не сказал вам главного.

– Как же так? – удивился заинтригованный купец.

– Все очень просто. Мне не хватает денег для воплощения в жизнь некоторых прожектов, в скором будущем обещающих дать неплохой барыш, но могущих погореть и оказаться пшиком, если их не поддержать на первом этапе становления. Я понятно объясняю, Павел Никифорович? – улыбнувшись, спросил я торговца.

– Куда уж понятнее, ваше высочество. Но чего вы хотите от меня? Денег едва хватает для того, чтобы товары до Архангельска и Санкт-Петербурга довозить и не опухнуть от голода, – сокрушенно сказал купец.