Посвисти для нас

— Когда ты выйдешь замуж, — сказала Нобуко дочери, — отец больше всех будет переживать, что надо с тобой расстаться.

Зазвонил телефон. В последнее время непонятные звонки неизвестно от кого прекратились.

— Юми, возьми трубку! Может, это Эйити.

Юми встала и вышла в коридор.

— Ну да… угу… понятно, — коротко бросала она в трубку и, закончив разговор, вернулась в гостиную.

— Это Эйити. У него сегодня ночного дежурства нет, но он может остаться в больнице на ночь.

— Зачем?

— Его пациентка… эта… Нагаяма-сан в критическом состоянии.

Одзу вскочил с места. И тут же сел обратно, поняв, что сделал слишком резкое движение.

— Она… в критическом состоянии? Эйити так сказал?

— Да.

Он молча продолжил ужин. По телевизору, который, придя домой, включила Юми, началась какая-то викторина.

«Когда в Токио лето, какое время года в Мельбурне? Весна? Лето? Осень? Зима?»

Нобуко посмотрела на мрачное лицо мужа:

— Тебе надо в больницу. Иди.

Одзу отложил палочки и кивнул.

Молча поднялся из-за стола. Нобуко прошла с ним в соседнюю комнату. Открыла шкаф, достала мужу рубашку. Одзу оделся, не говоря ни слова.

— Возьми бумажник.

— Ага.

Супруги впервые обменялись словами.

— Ты, наверное, будешь поздно?

— Наверное. — Кивнув, Одзу посмотрел на Нобуко. — Извини, — тихо проговорил он.

Одзу не посвящал жену в подробности своих отношений с Айко. Но сейчас, глядя на Нобуко, он чувствовал себя спокойно: она бы все поняла, если бы он рассказал ей их историю.

Нобуко проводила его до двери. Шагая к главной улице квартала, Одзу посмотрел на небо. Там мерцали одна, две, три звезды. Для Токио — редкость. Он остановился и долго не сводил глаз с неба. Мира, где живет Хирамэ. Не один Хирамэ, а все умершие. Одзу живо ощущал, как вот сейчас Айко покидает землю и устремляется к этому миру. Короткая жизнь Хирамэ. Жизнь Айко. И его жизнь, соприкасающаяся с их жизнями.

Одзу поймал такси, доехал до больницы. Ее главный корпус напоминал корабль, плывущий в ночном море. В темном, погруженном в тишину здании тускло светились несколько окон. Он шел по длинному прохладному коридору, прислушиваясь к звуку собственных шагов. Душа, как ни странно, была спокойна. Известие о том, что Айко умирает, поселило в его сердце больше смирение, чем печаль. Быстрее всех в мир теней отправился Хирамэ, за ним следует Айко, и рано или поздно ему это тоже суждено. Вот какие мысли наполняли душу Одзу, когда он нажимал кнопку лифта.

В отделении было безлюдно. В этот поздний час свет во всех палатах не горел, все спали. Единственный источник освещения — тусклые лампы в коридоре. И только из комнаты медсестер лился яркий свет.

— Извините. — Одзу заглянул в комнату.

Сидевшая за столом молодая сестра удивленно посмотрела на него.

— Я слышал, что Нагаяме-сан стало хуже.

— Вы родственник?

— Нет, знакомый…

Сестра встала со стула и с сочувствием пробормотала:

— Нагаяма-сан… умерла. Примерно час назад…

Одзу с растерянным видом застыл в дверях.

— Умерла?

— Да. И доктора, и я… мы делали все возможное, но…

— Умерла… и…

— Ее тело в морге. Там две ее подруги… Вы хотите туда спуститься?

Одзу кивнул. Сестра объяснила ему, как попасть в морг.

— Там сидит охранник… Скажите ему, что вы знакомый Нагаямы-сан.

Одзу поблагодарил сестру и спросил:

— Нагаяма-сан… она сильно мучалась?

— Нет. Она довольно долго была в коме. Думаю, она не чувствовала боли.

Следуя объяснениям сестры, Одзу спустился на первый этаж пустого больничного корпуса и вышел во внутренний двор.

Темно, хоть глаз коли. Здание больницы возвышалось перед ним как стена. В большинстве окон свет был погашен. Работа не замирала только на сестринских постах, расположенных на каждом этаже. Больница — это место, где жизнь рождается и умирает. Человек нередко задает себе вопрос, когда он умрет, при этом его совершенно не интересует, где это произойдет. Взять, к примеру, Айко. Приходило ли ей в голову, где ее настигнет смерть, когда она еще была здорова? Представляла ли она себе эту жалкую больничную палату?

Миновав внутренний двор, Одзу подошел к прятавшемуся за деревьями квадратному зданию из бетонных блоков. В нем и располагался морг.

В маленькой клетушке у входа сидел охранник и читал книгу.

— Я знакомый… Нагаямы-сан, — сказал Одзу охраннику.

Тот оглядел посетителя и через крошечное окошко просунул деревянный номерок.

— По лестнице вверх и налево. Номерок потом не забудьте вернуть.

Одзу поднялся по пахнувшим цементом ступенькам. Свет струился из освещенной лампами комнаты, где на стульчиках сидели две женщины. У гроба из некрашеного дерева стояли зажженные свечи. Курились ароматические поминальные палочки, их дым в тишине поднимался к потолку.

Одзу поклонился женщинам, сложил перед гробом руки ладонями вместе и зажег поминальную палочку.

«Айко! Это я. Одзу, — прошептал он про себя. — Вот мы опять встретились. Последний раз виделись больше двадцати лет назад, я тогда и подумать не мог, что следующая встреча будет в таком месте…»

Перед его глазами встала одетая в шаровары Айко, медленно поднимавшаяся по каменным ступеням храма Дзёсёко в Сюдзане. Ему тогда было двадцать четыре года, Айко — двадцать три.

В морге не было никакой внутренней отделки. Только голые бетонные стены, на которые пламя свечей отбрасывало похожие на пятна тени. Одзу присел рядом с двумя женщинами, видимо, подругами Айко.

Он закрыл глаза, и перед ним одна за другой стали разворачиваться картины давно минувших дней. Айко в форменной матроске едет в электричке. Она замечает, как Одзу и Хирамэ крадутся за ней по дорожке вдоль Асиягавы, и уходит от них, задрав нос. Айко в купальнике плескается в воде с подружками на пляже в Асия. Всего час назад ее жизнь, сплетенная из таких сцен, подошла к концу.

— Простите… — услышал Одзу и открыл глаза.

— Вы еще здесь побудете?

Это была одна из подруг Айко. Судя по виду, лет ей было прилично, но Одзу показалось, что когда-то он уже видел это лицо.

— Да, конечно.

— Мы хотим обзвонить людей, сообщить, что Айко умерла. Вернемся через полчасика… Это будет очень любезно с вашей стороны.

Когда Одзу встал со стула, женщина удивленно посмотрела на него:

— Извините… вы, случайно, не учились в школе Нада?

— Учился.

— Вы меня не помните? Мы с Айко всегда ездили на электричке в гимназию из Асия. Меня зовут Накамура.

Одзу мигнул и затряс головой. Перед глазами встало рыбье лицо Хирамэ.

Женщины вышли. Одзу положил руки на колени и стал смотреть на дымок, поднимавшийся от ароматических палочек, затем перевел взгляд на колеблющееся пламя свечей. Палочки и свечи — единственное, что символизировало здесь траур по Айко.