Потапыч
Шрифт:
Правда, не выдыхалось.
Через несколько минут я обнаружил, что мы втроём всё так же стоим перед дверью, как три болвана. Подойдя к своей кровати, я сел на край и упёрся локтями в колени. Пацаны тоже разошлись.
Хали-Гали забился в угол на Мишкиной койке. Глюкер сидел на столе и болтал ногами с таким видом, будто находился в трансе.
Открылась дверь, и в палату кто-то вошёл. Он остановился на пороге и молча стоял там.
Поднимать взгляд, чтобы посмотреть, кто это, не было ни сил, ни желания. Поэтому я ещё какое-то время продолжал
Вошедший тоже явно не торопился обращать на себя внимание. Он молча топтался на пороге в ожидании неизвестно чего.
Меня пихнули в плечо.
Я удивлённо посмотрел на Глюкера, который уже снова стоял рядом со мной. Толстый мотнул головой в сторону двери, и я таки перевёл взгляд туда.
На пороге торчал Миха. Его волосы стояли дыбом.
Я вздохнул с облегчением и обнял друга. Потом к нам присоединился Глюкер, а чуть позже и Хали-Гали.
Мы отошли от Мишки и сели в ряд на мою койку.
— Рад, что ты передумал, — выдохнул я.
— Я не передумал, — сказал Миха таким тоном, будто сам был от этого в глубоком шоке. — Просто они спят.
— Кто? — не понял я.
— Все.
— К-то все? — проговорил Глюкер с видом человека, который на самом деле не желает знать ответ.
В этот момент от пинка распахнулась дверь, и в палату влетел красный и до ужаса довольный Сэм.
— Все взрослые на этаже уснули, отбой отменяется!
И вылетел вон — предупреждать других.
Мы переглянулись и бросились следом.
Кажется, Натурал уже успел рассказать почти всем, а может, они сами узнали, но в коридоре творилось чёрт те что.
Самые младшие носились как угорелые, пускали самолётики и плевались жёваной бумагой из разобранных ручек.
Те ребята, которые постарше, сосредоточенно что-то жевали и в пижамах да ночнушках курсировали из палаты в палату.
У соседей справа раздавался тихий, — пока ещё тихий — сдавленный смех, шепотки и глухие шлепки. В общем, всё говорило том, что там резались в карты.
В дальнем конце коридора на первом посту Рита в компании ещё двух таких же оболтусов сосредоточенно сворачивали туалетную бумагу маленькими воронками, а потом осторожно пропихивали в уши полицейскому. Тот громко храпел, опустив подбородок на грудь, и ни на что не реагировал.
В себя меня привела лампа дневного света над головой. Она вдруг издала жуткий треск и принялась мигать. Мы вчетвером — я, Миха, Глюкер и ХалиГали — как по команде посмотрели наверх.
— Ух, ё, — сказал толстый.
— Верно подмечено, — согласился Миха.
Рядом с нами, положив голову на руки, а те, в свою очередь, на стол, спала Стрекоза. Она явно не собиралась ложиться, о чём говорили её очки, которые сползли куда-то набок вместо того, чтобы мирно лежать где-нибудь в футляре. Или хотя бы на самой столешнице.
Миха странно посмотрел на нас, а потом подошёл к медсестре и потыкал её пальцем в плечо. Молчок. Она даже ухом не повела от того, что её кто-то пытается разбудить. Тогда Мишка потряс её за плечи — тот же эффект.
Рядом
возник Глюкер. Он осторожно, как будто мы не пытались её разбудить, выудил из-под лица правую руку постовой, приподнял её, а затем отпустил. Рука тут же шмякнулась о потёртое оргстекло, под которым лежали всякие записки и врачебные бумажки.— Во дела, да? — спросил какой-то неизвестный пацан, которого мы тут впервые видели. Наверное, новенький. — Как мёртвая… Класс!
Мы с пацанами посмотрели друг на друга и поняли:
началось.
8
Нашествие
1
Когда мы забежали обратно в палату, моё сердце колотилось так сильно, что я начал бояться, как бы его не разорвало. Слышал, так и называется — разрыв сердца.
Наверное, неприятная вещь.
— Нам кранты! — выпалил Глюкер и полез к себе под кровать. — Всё, как рассказывала та девчонка. Сначала её сестра уснула беспробудным сном, а потом появилась стрёмная крыса! Нам точно хана!
— И ты думаешь, там они тебя не достанут? — саркастически спросил Мишка.
Он стоял, сложив руки на груди, перед самым порогом и глядел на койку, под которой уже практически полностью скрылся наш толстяк. В общем-то, если забыть про бледность и волосы дыбом, выглядел Миха более или менее нормально.
Чего нельзя было сказать обо мне. Начнём с того, что в очередной раз скрутило живот, и я был вынужден лечь, согнувшись практически пополам. Меня трясло не то от страха, не то от боли, не то от всего вместе.
В изголовье стоял Хали-Гали и в тот момент напоминал только что вылупившегося птенца. Волосы на макушке торчали в разные стороны. Голова на тонкой шее вертелась из стороны в сторону с просто дикими глазами.
— Нет, — пробурчал Глюкер, вылезая наружу, — мне не пять лет, чтобы прятаться от монстров под кроватью. Тем более что если верить новенькой, то там с ними встретиться ещё проще.
Пацан выбрался на свет и уселся с вытянутыми ногами. В руках он держал чёрный тубус.
— Что это? — спросил Миха и сел рядом со мной. — На звёзды решил перед смертью полюбоваться? — похоже, он принял эту штуку за футляр от телескопа.
— Ещё час-два, и тебе будет уже не до смеха, — сказал Глюкер. Потом он обвёл нас взглядом и нахмурился. — Вы заигрались, пацаны. Вы так увлеклись разработкой своих хитроумных планов, что совсем забыли о самом главном.
— О чём? — спросил я.
Миха состроил страшные глаза и выпалил:
— Мы все умрём!
И покатился от хохота. Раньше я не замечал, чтобы он так смеялся. Как псих.
— П-пада-ажди. Д-дай ему с-с… ска-зать.
— А он прав. Всё так и есть: нам правда кранты. Не обижайся, Дим, крестики на окнах и кружочки на полу — это круто. Но по всей больнице мы их не нарисуем. Поэтому я подумал, что было бы здорово, если бы мы смогли держать средства защиты при себе, — с этими словами Глюкер принялся откручивать крышку тубуса.