Потемкин

Отъехав на 8 верст из Кайдак, 9 мая путешественники стали очевидцами закладки храма в Екатеринославе. В походной церкви — шатре, раскинутом на лугу, отслужили литургию, а затем все пешком добрались до назначенного места. По совершению водоосвящения с молебенным пением в присутствии императоров двух обширных европейских империй был заложен камень в основание церкви во имя Преображения Господня. Потемкин подал Екатерине особую плиту, она положила ее в основание, а Иосиф II добавил кирпич и известь. Это была та самая церковь, задуманная светлейшим в его грандиозном и фантастическом плане построения Екатеринослава наподобие храма Св. Петра в Риме, только он мечтал сделать ее «на аршинчик длиннее». С иронией отнеслись иностранные свидетели не только к возможности возвести такое здание на пустынных землях, но и вообще к идее устроить губернский город из немногочисленных в то время построек. Действительно, вскоре после закладки храма его строительство приостановилось, и уже только после смерти Потемкина на этом месте была сооружена более скромная церковь.

Что же увидели в Новороссии Екатерина II и ее великолепная свита? Что им показал Потемкин? Для них было приготовлено невиданное по разнообразию и пышности зрелище. Французский посланник Л.-Ф. Сегюр, находившийся в свите, писал: «Потемкин всегда старался преодолевать препятствия, разнообразить величественные картины, представлявшиеся взору императрицы, и оживлять даже пустыню…» Само собой разумеется, что многие развлечения, задуманные Потемкиным, носили отпечаток его своеобразного характера. Они дают интересный материал для истории придворного быта России XVIII в. Несомненно, большая часть задуманной Потемкиным феерии имела чисто развлекательные цели. Конечно, на это ушла уйма казенных денег, миллионы и миллионы, которым можно и должно было найти лучшее, полезное применение. В этом отношении, пожалуй, прав был граф де Людольф, заметивший, что «для разорения России надобно не особенно много таких путешествий и таких расходов».

Но вот что важно: Потемкин действительно декорировал города и селения, но никогда не скрывал, что это декорации. Сохранились десятки описаний путешествия по Новороссии и Тавриде. Ни в одном из них, сделанных по горячим следам событий, нет и намека на «потемкинские деревни», хотя о декорировании упоминается неоднократно. Вот характерный пример из записок того же графа Сегюра: «Города, деревни, усадьбы, а иногда просто хижины так были изукрашены цветами, расписанными декорациями и триумфальными воротами, что вид их обманывал взор, и они представлялись какими-то дивными городами, волшебно созданными замками, великолепными садами». Важно и другое: потемкинская феерия была так блестяща, так разнообразна и непрерывна, что не всякий наблюдатель был в состоянии отличить развлечения от идей — в высшей степени серьезных, поистине государственного масштаба.

По дороге в Херсон Екатерина проезжала и с интересом осматривала слободы Хортицы, Грушовку, многие большие и малые селения. В городе Никополе Потемкин представил ей «в довольном числе поселянников», родом из Польши. На вопрос «о благосостоянии их сообщества в рассуждении поселения в сих местах» они через старосту ответили краткой речью, «изъявляющей надежду свою на власть всевышнего Бога и упование на монаршую Ея величества милость». И светлейший, и императрица остались довольны. Екатерине нравились новые приобретения Российской империи, она разделяла оптимизм князя о большом потенциале нового края и его будущем. Приближаясь к Херсону, императрица с удовольствием писала П.Д. Еропкину: «Хорошо видеть сии места своими глазами; здесь все делается и успевает… польза окажется со временем… здешние жители все без изъятия имеют вид свежий и здоровее, нежели киевские, и кажутся работящее и живее. Все эти примечания и рассуждения пишу к вам нарочно, дабы вы, знав оныя, могли кстати и ко времени употребить сущую истину к опровержению предубеждений, сильно действующих иногда в умах людских. Все вышеописанное оспаривать может лишь слабость, либо страсть или неведение». Всей своей корреспонденцией во время путешествия Екатерина готовила общественное мнение к тому, что слухи о грандиозных и бессмысленных тратах Потемкина — наветы недовольных, что в новых землях все благополучно, и только благодаря многотрудным стараниям ее верного друга и помощника Потемкина юг России превращается в плодороднейший край. И главное, милость ее и доверенность к светлейшему князю неизменны, никакие интриги и наговоры не могут поколебать ее мнение и отношение к Потемкину.

Херсон поразил всех путешествующих. 12 мая 1787 г. у триумфальных ворот Екатерину встречали купечество и мещанство с хлебом и солью, при въезде в крепость — генералитет и высшие армейские чины, пехотные полки «отдавали честь при преклонении знамен с барабанным боем и музыкой». Молодой город (двор и иностранные дипломаты провели в нем около трех недель) не уступал в пышности приема остальным. «Я могу сказать, — писала она из Херсона, — что мои намерения в сем крае приведены до такой степени, что нельзя оных оставить без достодолжной хвалы; усердное попечение везде видно, и люди к тому избраны способные».

Облик города и крепость удивили даже иностранцев, бывших в свите императрицы. Еще осенью 1786 г. в Херсон приехал венесуэлец Франсиско де Миранда, его отзывы об увиденном не всегда в пользу поступков Потемкина, но вещи несомненные этот опытный и проницательный человек сумел разглядеть. Осмотрев крепость, он записал в своем дневнике обо всех ее фортификационных достоинствах, заметив только, что линии обороны слишком короткие, отчего и расстояние между бастионами невелико. «Качество строительных материалов, — продолжает внимательный путешественник, — особенно кирпича, показалось мне неважным. Корсаков рассчитывает за два года полностью завершить строительство, начатое около двух лет назад». Дом Потемкина в Херсоне, предназначенный для пребывания императрицы в городе, произвел на Миранду плохое впечатление. Он отметил, что внешний вид оставляет желать лучшего, а причиной тому, по мнению иностранца, то, что князь имеет обыкновение не платить работающим на него мастеровым, а потому все они стараются его избегать. «Зал в том же доме, предназначенный для аудиенции императрицы, когда она пребудет в город, — по словам венесуэльца, — великолепен, хотя безвкусен и пропорции не соблюдены». Особо поразил Миранду арсенал: «Принимая во внимание, что он существует совсем недавно, поразительно, сколько кораблей тут построено и можно было бы построить еще, если бы не небрежение прежних должностных лиц». Критически оценил состояние Херсона и построенные корабли император Иосиф II, осмотрев фортификационные работы, нашел, что многого еще не сделано, а корабли — непрочны и построены из сырого леса. Он ездил осматривать укрепления и в других городах. 6 июня 1787 г., когда Екатерина уже на обратном пути остановилась в Кременчуге, племянник Потемкина генерал-поручик Александр Николаевич Самойлов рапортовал из Херсона князю Г.А. Потемкину:

«Его величество император римской сего числа по утро в четыре часа изволил отправиться в путь свои на Ольвиополь. В бытность его здесь ездил он в Кинбурн, по приезде в Збруевск, вышед из коляски, был в тамошней церкви, потом в квартире начальника господина генерал-майора и кавалера фон Река, спрашивал, здоровое ли там место и много ли бывает больных, на что ответствовано, что больных очень мало, на что сказал — работы нет. Господин же Рек объявил, что работа хотя и есть, но здесь здоровое место. По прибытии ж в Кинбурн осматривал замок, но наружнаго укрепления не осматривал, потом ездил на шлюпке к турецким судам, где довольно осматривал оные, о сем последнем по возвращении сюда, сам он мне сказывать изволил».

Венесуэльца Франсиско де Миранда поражали многие вещи в России. 31 декабря 1786 г. он впервые увидел Потемкина. Путешественника беспрепятственно пропустили в дом князя и проводили в кабинет. Светлейший чрезвычайно предупредительно поднялся навстречу и пригласил гостя за свой стол. За чаем, собственноручно приготовленным Потемкиным, князь расспрашивал Миранду об Испанской Америке и его родине, много говорил на политические темы, о характере испанского народа. Вдруг вошла графиня Сивере, Потемкин поцеловал ее и усадил за стол. Иностранный гость вспомнил так поразившие его рассказы об этой женщине. Вечером путешественник записал в своем дневнике: «Это — шлюха (хотя происходит из добропорядочной семьи), проживавшая в таком качестве в Петербурге, а потом перебравшаяся в Кременчуг, где ее никто не навещал. Теперь ей удалось снискать расположение князя, она повсюду его сопровождает, и все наперебой заискивают перед ней… Он сожительствует с ней без всякого стеснения». Еще не раз Миранда оказывался за столом князя, где сам Потемкин раскладывал по тарелкам запеканку и фрикасе, а мадам Сивере разливала чай.

Немецкий врач Дримпельман — очевидец спуска кораблей в Херсоне, ставшего началом торжеств и празднеств в честь коронованных гостей, — был поражен внешним оформлением события. Для того чтобы жители Херсона и окрестностей могли принять участие в зрелище, через Днепр были построены три плавучих моста с перилами, снабженные для защиты от солнца и дождя крышей, покрытой зеленой клеенкой. Средний помост, предназначенный для Екатерины, Иосифа II и знатных особ, отличался великолепными и с большим вкусом подобранными украшениями. В конце помоста стояло кресло под балдахином из голубого бархата, богато украшенное кистями и бахромой. В назначенный день, 15 мая, ясное и безоблачное небо обещало хорошее зрелище собравшимся нескольким тысячам зрителей. От императорского дворца — дома Потемкина, до верфи, находившейся в полуверсте, путь был выровнен и покрыт зеленым сукном с фабрик Потемкина на две сажени в ширину. С обеих сторон располагались офицеры и чиновники в разнообразных мундирах, особо привлекавших взоры зрителей. На месте спуска кораблей соорудили высокие подмостки с галереей, где разместились музыканты.

В час пополудни Екатерина в сопровождении императора Иосифа II и придворных отправилась из дворца. Она, по замечанию немецкого врача, «явилась запросто, в сером суконном капоте с черной атласной шапочкой на голове. Граф (Фалькенштейн. — Н.Б.) также одет был в простом фраке. Князь Потемкин, напротив, блистал в богато вышитом золотом мундире со всеми своими орденами». Это он был триумфатор и герой дня, но позволим себе поймать на слове или, может быть, просто указать на неточность иностранного очевидца. В официальном «Камер-фурьерском журнале» зафиксировано, что Екатерина была одета в «морской флотский мундир». При приближении государыни пушечным выстрелом был дан сигнал к спуску кораблей, раздалась музыка, а с валов крепости — гром пушек. Военный 70-пушечный корабль «Иосиф» сначала торжественно тихо, а потом все быстрее и быстрее двинулся со специального возвышения и сошел в Днепр. Вскоре за первым последовал другой 70-пушечный корабль «Владимир», затем 50-пушечный фрегат «Александра». Всё возрастающие крики толпы, гром пушек и музыка придавали зрелищу невиданные величественность и торжественность. Довольная Екатерина щедро наградила старших и младших строителей кораблей и многих других участников праздника золотыми часами и табакерками, проехала на катере мимо спущенных на воду кораблей, убедившись вблизи в их мощи и крепости, а потом в фаэтоне вернулась во дворец.

Наибольшую благодарность заслужил Потемкин: весь мир в лице высоких представителей иностранных держав смог убедиться в возрастающей мощи Российской империи. Английский дипломат Фиц-Герберт писал в своих депешах, что «императрица чрезвычайно довольна положением этих губерний, благосостояние которых действительно удивительно, ибо не далее как несколько лет тому назад здесь была совершенная пустыня». С особым чувством вглядывалась Екатерина в Потемкина за обеденным столом, сервированным вместо пирамид моделями кораблей и судов. Внимательная женщина примечала в милом друге следы усталости и забот, долгих раздумий над бумагами и, чего греха таить, честно признавалась она себе, пышных застолий и кутежей. Но Екатерина чувствовала, что в душе он все тот же сообразительный университетский юноша, пылкий конногвардеец, опытный генерал и, наконец, ее милый любимый «Гяур, москов, казак». «Нет, — думала про себя императрица, — все было правильно. Без этого человека империя многого бы не приобрела, его сил хватит еще на долгие годы, но и я скучаю, когда нет светлейшего рядом. Все становится проще и спокойнее вместе с ним, он придает мне силы и решительности в поступках». Потемкин упивался своим триумфом, с торжеством поглядывая на дипломатов и знатных вельмож, особенно на тех, кто критиковал его поступки и решения. Теперь все умолкнут, и не придется тратить время и силы на столь утомительные придворные интриги.