Потемкин

8 июня 1787 г. в Полтаве состоялось знаменательное событие в жизни Потемкина, венчавшее все его заслуги перед Отечеством. Сенату было предписано именем императрицы заготовить похвальную грамоту с описанием подвигов господина генерал-фельдмаршала князя Григория Александровича Потемкина в присоединении Тавриды к Российской империи, в успешном заведении хозяйственной части и населения губернии Екатеринославской, в строении городов и умножении морских сил на Черном море. За заслуги эти Екатерина повелевала ему именоваться светлейшим князем Потемкиным-Таврическим.

Односторонние оценки иностранных, а отчасти и русских мемуаристов, переносивших центр тяжести на показной характер действий Г.А. Потемкина, опровергаются материалами источников, свидетельствующих о том, что из месяца в месяц, из года в год происходил закономерный и неуклонный процесс заселения и освоения Северного Причерноморья. Путешествие Екатерины по южным землям завершилось в начале июля 1787 г. Благодарное таврическое и екатеринославское дворянство обратилось через Потемкина к императрице с просьбой разрешить установить на собранные ими деньги монумент в память посещения Тавриды. Вот ответ «премудрой» Екатерины: «Желаю только, чтоб иждивение, ими назначаемое, употреблено на сооружение зданий, которые, преподавая память событий, служили так же для пользы общей, например, училища или госпиталя, а в области Таврической фонтана — для выгоды народной». При этом следует заметить, что фонтанами в то время именовали источники пресной воды, нехватка которой до сих пор ощущается на полуострове. Вскоре после путешествия были отчеканены две медали в память крымского путешествия, в их разработке деятельное участие принимал сам Потемкин-Таврический.

12 июня после обеда на исходе третьего часа Григорий Потемкин в слободе Черемошной, недалеко от границы, разделяющей Харьковскую и Курскую губернии, покинул императорский кортеж и отправился назад в Полтаву. На обратном пути из Крыма в Петербург Екатерина почтила своим присутствием еще несколько губерний. Со дня получения высочайшего рескрипта о путешествии предпринимались различные меры в Орловской губернии: ремонтировались дороги, готовились «путевые дворцы», «во многих местах сооружались триумфальные арки, обелиски и пирамиды». На границе губернии были устроены триумфальные ворота и площадь разукрашена обелисками с гербами уездных городов губернии и аллегорическими изображениями, относящимися к шествию государыни. Въезд в губернский город Орел был особо торжественен. Пушечная пальба и колокольный звон начались еще при приближении Екатерины к городу; вдоль дороги стояли полки, у триумфальных ворот судьи городового магистрата — купечество с хлебом и солью, градская дума и многочисленные ремесленники, дальше у народного училища расположились учителя с учениками, те в руках держали букеты цветов. Чиновники ожидали государыню на крыльце, у подъезда и в сенях дома, назначенного для ее пребывания. От парадной лестницы к большой зале по сторонам пути стояли 8 «малолетних благородных детей» в белой одежде, украшенной «цветочным сплетением». Мальчик и девочка держали корзины, наполненные цветами и плодами. На следующий день после приезда, 17 июня, Екатерина почтила своим присутствием дом орловского генерал-губернатора Семена Александровича Неплюева, где в ее честь благородными девицами была представлена русская комедия «Солима 2-й» и комическая опера «Ворожей».

Из Орла кортеж императрицы через Мценск проследовал в Тулу, и здесь чиновники, боясь огорчать Екатерину II сведениями о высокой цене на хлеб из-за неурожая 1786 г., скрыли эту информацию. Чтобы продемонстрировать цветущее состояние губернии, со всего уезда были собраны стада скота и табуны лошадей на луга вдоль дорог, где проедет государыня. Поселянам приказано было встречать ее в праздничных нарядных одеждах. Такой прием удивил и Екатерину II, и сопровождавших ее дипломатов — быть может, эти сюжеты включили они в рассказы о «потемкинских деревнях». Правда о бедственном положении жителей все же открылась. Несмотря на это, тульский наместник Михаил Никитич Кречетников получил соответствующие награды, а Екатерина с удовольствием осмотрела знаменитый Тульский арсенал, наполненный огнестрельным и белым оружием, а затем присутствовала на спектакле в местном театре, где актеры из воспитанников и воспитанниц московских представили русскую комедию «Хвастун». Потемкин тоже не понаслышке знал об оружейной славе города. В последний свой проезд через Тулу в Санкт-Петербург он побывал на оружейном заводе, где по его заказу для сражающихся на юге войск изготовлялось огнестрельное и белое оружие. Именно тогда, как писал М.Н. Кречетников 17 февраля 1792 г., князь «по известности о многочисленном заготовлении по заводу и отпуске оружия при обозрении… всех заводских работ, усмотря их в таком действии, какова токмо желать можно, лично удостоверил чинов и мастеров в ходатайстве с окончанием войны у Вашего императорского величества о отличной милости и воздаянии им». Потемкин не дожил до конца войны, и теперь самому тульскому наместнику приходилось напоминать Екатерине об обещаниях ее любимца.

Знаменитая поездка Екатерины подходила к концу, все сильно устали от изматывающих даже в самых удобных экипажах переездов. 23 июня 1787 г. императорский кортеж подъехал к подмосковному имению Потемкина — красивейшей усадьбе Дубровицы. Тенистые липовые аллеи с радостью приняли под свою сень царские кареты. У крыльца дома в отсутствие хозяина Екатерину встретили графы Алексей, Иван, Федор и Владимир Орловы, специально прибывшие из Москвы, а также главнокомандующий Москвы генерал Еропкин с дворянством и жителями местечка. В покоях уставшую к концу путешествия императрицу приветствовал садовник с разными фруктовыми плодами, выросшими на землях Потемкина, в отдельной комнате на столах были загодя разложены ситцы и платки, изготовленные на местной фабрике. Дубровицкая усадьба понравились Екатерине. Великолепное имение с обширным французским парком, усадебным дворцом во вкусе елизаветинского времени и знаменитой своей необычной архитектурой позднего барокко Знаменской церковью очаровали и тогдашнего фаворита Александра Матвеевича Дмитриева-Мамонова. Он сразу попросил у Екатерины купить для него подмосковное потемкинское имение.

Императрица считала Дубровицы одним из многочисленных владений князя и не сомневалась, что он с удовольствием продаст его в казну, как уже делал не раз. Но Григорий Александрович любил это место, здесь жила подолгу его мать. Имение, располагавшееся на старых боярских землях, было куплено в 1781 г. у князя С.А. Голицына и было застроено с небывалым размахом. Потемкин не скупился, поддерживая усадьбу. Его домовая канцелярия не успевала составлять балансы о состоянии ситцевой фабрики и ведомости на строительство в имении, запрашиваемые князем в 1784–1787 гг. В 1786–1788 гг. в дубровицкий господский новый дом было куплено разной мебели, зеркал, стекла, стульев и прочего на 1587 руб. 35 коп. К приезду Екатерины в Дубровицы Потемкин успел сделать 4 моста, а о ее посещении имения ему сразу же сообщил поверенный А. Пузин. Потемкин заботился не только о строениях и производстве. В его владении состояло более 1000 душ, живших в селе и принадлежащих к нему деревнях. В 1787 г. после неурожая князь распорядился специально для жителей и для весеннего сева закупить хлеб.

Уже 25 июня из Коломенского Екатерина отправила светлейшему письмо о своем намерении купить у него Дубровицы: «Есль ли вы намерены продавать, то покупщик я верный, а имя в купчую внесем Александра Матвеевича». Заботливый хозяин не спешил расставаться с любимым имением, но напрямую о своем нежелании продавать земли сказать Екатерине не мог. Своему управляющему в Петербурге Гарновскому Потемкин велел затягивать дело. По распоряжению князя уже в 1787 г. были составлены ведомости о землях, доходах с них, числе жителей, а также «Инвентариум Дубровицкой экономии с описанием господского дома и строений». С началом войны с Турцией молодой фаворит не прекратил добиваться так понравившегося ему имения. Гарновский не без иронии писал правителю потемкинской канцелярии Василию Попову: «Александру Матвеевичу приятно чтение реляций, но еще приятнее дела дубровицкие». В сентябре 1787 г. Потемкину все же пришлось расстаться с Дубровицами, причем наблюдавший за сделкой отец фаворита проявил исключительную скаредность. Управляющим Потемкина не удалось забрать из имения даже фарфорового сервиза и серебряных ложек. Потеря усадьбы стала той ложкой дегтя, которая испортила бочку меда — потока благодеяний и наград после путешествия Екатерины в полуденные земли.

13 июля 1787 г. уже из Царского Села Екатерина писала Потемкину о том, что путешествие длиною в 6000 верст окончено благополучно. «С того часа, — продолжала она, — упражняемся в рассказах о прелестном положении мест вам вверенных губерний и областей, о трудах, успехах, радении, попечении и порядке, вами устроенном повсюду. Итак, друг мой, разговоры наши почти непрестанные замыкают в себе либо прямо, либо с боку твое имя, либо твою работу. Пожалуй, пожалуй, пожалуй, будь здоров и приезжай к нам безвреден, а я, как всегда, к тебе и дружна, и доброжелательна». Наверное, не раз в беседах вставал вопрос о громадных денежных средствах, затраченных Потемкиным на юге России. Каждому, кто говорил о том, что князь часть из них опустил себе в карман, Екатерина напоминала поездку 1780 г. в Белоруссию для встречи с Иосифом II. Тогда, возвращаясь из Могилева, императорский кортеж 4 июня заехал в родовое поместье Потемкиных — смоленское село Чижево, где состоялся обед в присутствии хозяина. Один из богатейших и влиятельных людей своего времени принимал Екатерину в простом дворянском доме, на что она обратила внимание присутствовавших: «Когда Потемкин устраивал Херсонскую пристань, завистники разглашали, что он из выданных ему миллионов выстроил какие-то великолепные дворцы на родине своей, а вот его дворец». Действительно, светлейший так и не построил в своем родовом гнезде дворца, достойного запечатлеть знаменательное место, где началась его жизнь.

Историки давно установили и доказали, что знаменитый анекдот о «потемкинских деревнях» не более чем миф, но, к сожалению, этот миф оказался исключительно живуч и активно используется сейчас кстати и не кстати. Потемкин для многих — только лишь автор самого первого и грандиозного в истории России обмана главы государства. Даже сторонники Потемкина с трудом верили в то, что представленные императрице и ее свите города и селения существуют наяву. Ведь все знали, что за несколько лет до поездки Екатерины на юг там практически ничего не было. Гораздо проще современникам было принять то, что все увиденное — одна большая декорация, нарисованная на холсте. Тот же Михаил Гарновский, доверенное лицо Потемкина в столице, передает свой разговор уже после окончания шествия Екатерины, в конце июля 1787 г., с Евграфом Александровичем Чертковым, тем самым, который, по преданию, был свидетелем на свадьбе Екатерины и Потемкина. Чертков ездил вместе с императрицей в Тавриду и своими впечатлениями делился с Гарновским:

«Я был с его светлостью в Тавриде, в Херсоне, в Кременчуге месяца за два до приезда туда Ея императорского величества. Я удивлялся его светлости и не понимал, что то было такое, что он там хотел показать Ея величеству. Нигде там ничего не видно было отменного; словом, я сожалел, что его светлость позвал Ея величество по-пустому. Приехав с государынею, Бог знает, что там за чудеса явилися. Чорт знает, откудова взялись строения, войски, людство, татарва, одетая прекрасно, казаки, корабли. Ну, ну, Бог знает что… Какое изобилие в явствах, в напитках — словом, во всем, ну, знаешь так, что придумать нельзя, чтоб пересказать порядочно. Я тогда ходил как во сне, право, как сонный. Сам себе ни в чем не верил, щупал себя, я ли? Где я? Не мечту ли или не приведение ли вижу? Ну! Надобно правду сказать, ему-ему только одному можно такия дела делать, и когда он успел все это сделать! Кажется, не видно было, чтоб он и в Киеве занимался слишком делами, ну знаешь, все как здесь. Только и слышно было “Василия Степановича”, да “Попова”, — “Попова”, да “Василия Степановича”; ну да все ведь одно. Удивил! Ну подлинно удивил! Не духили какие-нибудь ему прислуживаются». Евграф Александрович Чертков выразил всеобщее удивление тому, что смог сделать Потемкин и его подчиненные в Екатеринославской губернии и Таврическом наместничестве за действительно короткие сроки.

Многим Потемкин казался чародеем, гениальным преобразователем, умеющим создавать на пустынном месте города, села, фабрики, флот; некоторые же видели в нем фокусника, обманщика, шарлатана. Для одних удивление переросло в «потемкинские деревни», для других — в признание управленческих талантов Потемкина, но, согласитесь, этот человек никого не оставил равнодушными — ни современников, ни потомков.

Глава 14. ПРЕЗИДЕНТ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ