Потери

 Виктории не нравились мои табели. Она поджимала губы, а потом болтала обо мне по телефону со своими многочисленными подругами:

 - Она совсем не старается! И по дому ведь ничего не делает!

 Это была неправда. Я делала ровно то, что было написано в списке, но в отличие от Стейси не выбегала навстречу Вики, радуясь и ласкаясь, как щенок. Я никогда не помогала своей мачехе ни на кухне, ни с покупками. Все домашние дела я предпочитала делать одна, без компаньонов и надзора.

 - Как можно жить такой праздной жизнью? Это всё потому, что она не ходит молиться вместе с нами. Да, она ездила пару раз куда-то на велосипеде, но откуда я знаю, что именно в свою церковь? Она могла в это время заниматься чем угодно!

 Мне было совершенно гнусно от этих разговоров, которые я слышала в силу пронзительности голоса Вики и тонких стен дома Харди. По воскресеньям я действительно ездила на велосипеде к исповеди и к мессе. В тот храм, что был так близок к нашему прежнему дому и так далек теперь.

 - Из школы мне донесли, что её видели в компании наркоманов! Представляешь? Неизвестно, чем она с ними занималась! А ведь я читала в её медицинской карте: она ещё девственница. Была, по крайней мере. Что? Ты права. Надо будет сводить её к гинекологу.

 Я сидела в своей комнате, бессильно скрипя зубами от гнева, и думала, что если меня действительно поведут к женскому врачу, я просто ласточкой выпрыгну из окна клиники. Там высоко. И не будет больше в моей жизни ни унижений, ни сплетен.

5. Отрыв

 После того, что наговорила Вики обо мне окружающим, глупо было утверждать «нет, я не такая». Да и чем докажешь свою невиновность? И я решила попробовать все те вещи, в которых меня обвиняла Вики. Ну, кроме наркотиков. С наркотиками нашу семью связывала давняя неприязнь. Я хорошо помню слова папы: «Я никогда не имел дела с наркотой» и то, как нас преследовал наркокартель. Я навсегда запомнила, что наркотики – самое отвратительное на свете.

 Ну, и секса – он просто пугал меня. Я не представляла, что кто-то чужой будет прикасаться ко мне. Да я просто умру на месте!

 Что касалось табака и алкоголя, то тут я решила вовсю предаться пороку. Всё должно было происходить у Марианны. Вики была против наших встреч, но я, пренебрегая запретами, после школы приезжала к своей подруге.

 Мои родители никогда не курили, поэтому я решила начать с алкоголя, оставив табак напоследок, как более отвратительный порок.

 Марианна выставила передо мной несколько бутылок. Здесь были виски, ром, коньяк, текила и ликер. Сама она, вооружившись блокнотом и хронометром, расположилась в кресле. Она решила совместить мой первый опыт со своей исследовательской деятельностью в области психологии.

 - Ну, с чего начнешь? – подбодрила она меня.

 Я с сомнением посмотрела на бутылки. Почти все они, за исключением ликера, были полны. Я вспомнила мой любимый роман Ремарка и то, сколько утешения он мне принес и решилась.

 - Пусть это будет ром.

 - Я так и думала, - воскликнула Марианна и черканула что-то в блокноте. – Кровь пиратов бурлит в тебе?

 - Не поэтому, - вздохнула я, но объяснять ничего не стала, просто спросила:

 - Как это делается?

 Мне казалось, что ром должен быть тягуч, как мед, прозрачен и искрист. На самом деле он был совершенно жидкий и темный, остро пахнущий алкоголем. Я долго рассматривала его, потом вздохнула и глотнула.

 Горло обожгло огнем, на глазах выступили слезы, словно я откусила перец чили.

 - Ого! – тихо констатировала Марианна. – Сто грамм за один раз.

Я с трудом отдышалась:

 - Что дальше?

 - Дальше должно наступить опьянение, ты почувствуешь легкость и веселость.

 Я сидела на стуле перед журнальным столиком, на котором стояли бутылки, и силилась почувствовать опьянение. Сказочного чувства легкости не наступало. Я выпила ещё и вспомнила, что темный ром обязательно закусывают кусочками апельсинов, посыпанными корицей.

 - У тебя есть корица? – спросила я Марианну

 - Нет, - ответила она, методично записывая что-то в свой блокнот.

 - Тогда и апельсинов не надо, - возразила я сама себе.

 Подождав ещё немного, я выпила третий стаканчик. Ром уже не обжигал, а лишь согревал меня, живительным огнем пробегая по горлу и падая в пустой желудок. От этого в животе делалось горячо и тяжело, обещанное Марианной чувство легкости и веселости так и не наступило. Только заболела голова

 Ром больше не лез в меня, а другого алкоголя я не хотела.

 Я вспомнила слова старинной морской баллады и то, как её пел папа:

 «когда бродяга ветер  мой разметает прах –  не пить мне больше рома  в Ямайских кабаках...»

 и заплакала пьяными слезами.

 На следующее утро мне было очень и очень скверно и это никак не относилось к моему физическому самочувствию. Меня мучила совесть. Я думала о маме и папе, мне казалось, что такой выходкой я предала их. Ни алкоголь, ни табак не принесли мне забвения или хотя бы временного облегчения, только чувство досады и стыда.

 Вики хотела, чтобы я пошла вместе с ними в молельный дом и «приняла Иисуса». Я сказала, что их молельный дом – Содом и Гоморра, что я католичка и пойду к мессе. Вики задохнулась от негодования, а я за это время вывела велосипед из гаража и поехала прочь от дома. На самом деле мне совсем не хотелось ехать к мессе. На велосипеде это было слишком далеко, к тому же идти на исповедь после попойки было так стыдно! Я подумала, что можно отсидеться у Марианны, но вдруг вспомнила, что они по воскресеньям ездят в Портленд.

 Я уже ехала по направлению к Астории, но на половине пути свернула в Джефферсон Гарден. У дома Харперов я остановилась. Не знаю, что привело меня к нему. Для самой себя у меня было смутное оправдание: я так и не дозвонилась до Брауна и могла бы попросить Джо…

 Дом был по-прежнему темный и мрачный, несмотря на солнечный день. Меня посетило дежавю и я вдруг вспомнила: ровно год назад я приезжала сюда, видела Нуа и Аннабель. В тот день ещё выпал снег. А Джо колол дрова…

 При мысли о нем у меня заколотилось сердце, но я решила списать это на последствия вчерашнего опыта с ромом. Помнится, мы тогда проговорили с Джо до самого вечера и папа с мамой очень беспокоились, что я не вернулась из школы вовремя. Но когда я пришла, меня совсем не ругали. Родители так радовались, что со мной ничего не случилось, а мне тогда было очень и очень стыдно.

 Я постояла ещё, предаваясь светлым воспоминаниям о своей семье, и уже хотела ехать, как вдруг меня окликнули.

 - Привет, София! – это был Джо. Я каждый раз поражалась, как незаметно он мог появляться. Наверное, это свойство у него от предков – индейских следопытов.

 - Привет, - смутилась я. – Мы теперь учимся в разных школах….

 - …. и не встречаемся, - продолжил за меня Джо.

 - Я не это хотела сказать, - окончательно смутилась я.

 - А я – именно это. Я очень скучал по тебе. Я так рад увидеть тебя снова.