Потерянная реликвия

– Начнем, - с напускной храбростью молвил Леогрен, не сводя глаз с заговоренного клинка в руке черноволосого юноши.

На улице не было ни души. Неярко горел фонарь на углу, в его свете кружились редкие снежинки. За околицей, на другой стороне поля, темной зубчатой стеной виднелся лес.

– Мы еще можем остановиться, - робко, почти умоляюще проговорил юноша в зеленом плаще.

– Так и знал, что ты трус, - фыркнул Леогрен.

Юноша вновь опечаленно вздохнул, как за минуту до этого, и ничего не ответил. Издали со стороны леса донеслось конское ржание и стук копыт по мерзлой земле. Противники во дворе сблизились, но клинки скрестить не успели. Конский топот послышался на улице рядом с корчмой, и в сумрачной мгле зимнего вечера мелькнули силуэты четырех всадников. Выглядели они как-то странно, отметил про себя Леогрен. Фигуры их расплывались в темноте неясными серыми пятнами, а развевающиеся на ветру одежды казались обрывками холодного тумана. Всадники промчались по пустой улице, их кони один за другим перемахнули через плетень и оказались во дворе корчмы рядом с дерущимися. Неясные фигуры нависли над головами Леогрена, Игрена, Мило и Вайла, глубокие тени упали на их лица. Всадники замерли неподвижно, придерживая коней, но их туманные одежды продолжали колыхаться. В воздухе подуло ледяным ветром, и в этом ветре отчетливо прозвучал хриплый с присвистом голос одного из всадников:

– Где Гвендаль?

Вопрос этот был адресован юноше в зеленом плаще. Он замер, подняв на всадника глаза, ставшие еще больше от испуга, но ничего не ответил. Леогрен тоже взглянул на всадника и чуть не закричал. Ему показалось, что вместо лица у того огромная птичья голова с загнутым клювом и холодными черными глазами. Кони под всадниками угрожающе всхрапывали и ржали, высоко поднимая тяжелые копыта.

– Где Гвендаль?
– хрипло повторило существо с птичьей головой.

– Не знаю, - осипшим голосом ответил юноша, и глаза его сверкнули злым упрямством, - А и знал бы, так не сказал бы.

– Где Гвендаль?
– вновь молвил всадник, словно не понял ответа, и угрожающе простер руку вперед.

Крик замер у Леогрена на устах. Вместо руки ему почудилась худая и костлявая птичья лапа с черными когтями. И вот тут-то случилось то, о чем Леогрен долго вспоминал, заикаясь от испуга. Юноша в зеленом плаще отступил назад. Заговоренный клинок дрогнул в его руке, выскользнул из пальцев и упал на снег. Юноша опустил голову на грудь, словно заснул, а когда секунду спустя резко вскинул ее, его голубые глаза было не узнать. Они до самых уголков были черны.

– Ie jarnor!
– проговорил он замогильным голосом и выбросил вперед руки с растопыренными пальцами.

Земля закачалась под ногами у Леогрена, поток тяжелого густого воздуха подхватил всадников, сорвал их с седел и перекинул через плетень. Туманные фигуры промелькнули на фоне ночного неба и унеслись далеко в сторону леса. Испуганные кони заметались по двору и, перепрыгнув через плетень, понеслись в поле. Волна густого воздуха, унесшая всадников, раскидала в разные стороны, гоблина, Мило, Игрена и Вайла, сбила самого Леогрена с ног и отбросила на стену сарайчика, стоявшего в глубине двора. Ударившись спиной о доски, которыми была обита постройка, Леогрен увидел, как в поле темные силуэты всадников быстро ползут по сугробам в сторону леса. Резким свистом всадники подозвали коней, с обезьяньей ловкостью вскарабкались в седла и помчались обратно в лес. Еще не достигнув опушки, они растаяли в темноте, словно сгустки тумана.

– Элиа!
– испуганно вскрикнул гоблин, вскакивая и бросаясь к своему спутнику.

Юноша в зеленом плаще снова бессильно опустил голову, покачнулся и упал. Зато друзья Леогрена поднялись на ноги и бросились наутек. Леогрен набрал в легкие побольше воздуха и что было сил пустился их догонять. Не помня себя от страха, ребята добежали до коновязи, вскочили в седла и через десять минут уже были на дороге, ведущей через Таласу к Дымящим очагам.

– Элиа, - опять позвал старый гоблин, склонился над упавшим юношей и взял его за плечи.

Элиа сел и растерянно огляделся. Его глаза посветлели и постепенно приняли свой обычный цвет.

– Это опять случилось?
– тихо проговорил он и огляделся в поисках меча.

Урдальф поднял упавший клинок и вложил ему в руку.

– А вы не помните, хозяин?
– удивился он.

Элиа покачал головой.

– А где нечисть?
– спросил он.

– Вы ее разогнали, - ответил гоблин, - Забияки тоже разбежались. Вставайте-ка, и пойдем, а то на шум из корчмы сбегутся любопытные. Разговоров не оберешься.

Он помог юноше подняться на ноги и заботливо стряхнул снег с его одежды. Элиа глядел по сторонам так, словно не вполне понимал, что происходит.

– Я не ослышался, Урдальф, им нужен был мой дядя?
– спросил он, глядя поверх плетня в сторону леса, - Странный всадник спрашивал о Гвендале?

– Не знаю, зачем им понадобился Чародей, - проворчал гоблин и взял Элиа под руку, - Идемте во флигель. Хифмас сказал, комната готова.

– Нет, - Элиа покачал головой и высвободил руку, - Агенор ждет нас в Лунной башне, не будем медлить, выедем сейчас же.

– Верховный Чародей подождет и до завтра, - возразил Урдальф, - Чего ради вы потащитесь на ночь глядя по заснеженным дорогам без сна и отдыха?

– Нам следует рассказать обо всем Агенору, - в свою очередь возразил Элиа, убирая меч в ножны, - У меня на душе неспокойно. Слишком уж сильным было колдовство, с которым мы столкнулись. Я даже не могу вспомнить, что произошло. Нам следует ехать немедля.

Влажная и холодная ночь укрыла подножие Лунных гор. Сырые туманы пеленой висели над низинами и горными ущельями. По небу медленно, тяжело позли с севера сизые и лохматые тучи, полные дождя со снегом. Вершины Лунногорья окутывали вечные снега, но внизу сказывалось теплое дыхание близкого юга, и начало зимы было подобно поздней осени, промозглой и грязной. Дремучий лес у склона гор стоял голый, палая листва серо-коричневым ковром устилала тропинки и поляны. На черной паутине сплетенных между собой ветвей в темноте блестели капли холодной влаги. Лес убегал от подножья Лунных гор далеко на юг и заканчивался на пустынном берегу. Темные воды глубокой реки мерно накатывались на берег, оставляя на песке влажные следы. Южный берег реки терялся в мареве туманов, окутывавших землю, а вдоль северного тянулась грунтовая дорога, разбухшая непролазной грязью от осенних дождей. Слева от дороги в центре круглой лужайки стояли три высоких камня, выщербленные ветрами и блестевшие от осевшей на них туманной влаги. Кругом на много миль в этот глухой час не было видно ни единой живой души. Ледяной ветер дул все сильнее, волнуя реку, заставляя деревья в лесу тревожно шелестеть ветвями и скрипеть. Тучи нависали все ниже. На севере над раздвоенной вершиной Двурогой горы сверкнула молния, ударил гром, и воздух наполнился смесью капель и снежных хлопьев, не позволявшей разглядеть что-либо в двух шагах. Когда дождь со снегом разошелся не на шутку, а в небе во всю бушевала гроза, из леса на берег реки выехали двое путников. Оба они были закутаны в дорожные плащи и под порывами холодного ветра пригибались к шеям своих лошадей. Вернее, только один из них ехал на лошади. Он был худощав, по его свободному длинному одеянию и плащу с капюшоном в нем можно было узнать чародея. Второй путник, плотный, коренастый и низкорослый восседал на пони, таком же крепком и упитанном, как он сам. Не смотря на одежду состоятельного горожанина и умение ездить верхом, в путнике за версту можно было признать уроженца горных краев - гнома. Избегая грязной труднопроходимой колеи, в которую превратилась дорога, чародей и гном проехали краем леса до поляны с камнями. На поляне они остановились, и чародей, подобрав полы длинной мантии, спрыгнул с седла.

– Приехали, - сказал он, снимая притороченную к седлу кожаную сумку.

Голос его звучал молодо и взволнованно.

– Хвала небесам, камень стоит, - не менее взволнованно проговорил гном и неуклюже сполз со своего пони на землю.

– А, по-твоему, он должен был уйти, Нок?
– насмешливо фыркнул чародей, роясь в своей сумке.

– Не дразни меня, я волнуюсь, Юн, - вздохнул гном, подошел к камням и остановился в нескольких шагах от них.

– А я, думаешь, не волнуюсь?
– ответил чародей и с трудом перевел дыхание, - Сейчас решится все. Сейчас будет ясно, гожусь я на что-либо, как волшебник, или учитель зря терял со мной время.

– Он бы рассердился, узнай, что мы здесь, - заметил Нок.

– Да пошел он, - непочтительно огрызнулся чародей, - Я должен это сделать. Пять лет я искал средство, чтобы вернуть к жизни нашего друга, и вот наконец сегодня я его испытаю.

– Ох-ох-ох, я этого не переживу!
– взволнованно пропыхтел гном.

– Так отойди и не мешай, - строго приказал чародей.

Он вынул из сумки круглую склянку синего стекла, повесил сумку обратно на седло лошади, пересек поляну и остановился перед камнями. Дождь со снегом хлестал землю, воду и лес. Капли стекали с краев капюшона чародейского плаща и с его широких рукавов. Чародей озябшими руками вынул пробку из синего фиала. Резкая вспышка молнии осветила его фигуру и три каменные глыбы, возвышающиеся среди поляны. Гном, держа пони под уздцы, молча и пристально наблюдал за своим спутником. Чародей подошел вплотную к среднему камню, не такому высокому, как остальные, и провел ладонью по его шершавой мокрой поверхности.

– Сейчас, дружище, я освобожу тебя, - прошептал он, - Или здорово опозорюсь. Ну, - чародей запрокинул голову вверх, капюшон упал ему на плечи, открыв длинные волнистые волосы, - не подведи меня, мандрагоровое зелье, я три месяца тебя варил.

Он крепко зажмурил глаза, так что лицо его, бледное в ночной темноте, прорезали мелкие морщинки. Потом задышал глубоко и ровно, лицо его разгладилось и приняло отрешенное выражение.

– Тьма беспроглядная, заклинаю тебя силами неба и земли, светом всепроницающим и всеобъемлющим, - услышал гном, стоявший в стороне, чужой низкий голос, - Во имя добра вечного и всемогущего отступись, отдай того, кого взяла! Обещаю его Золотым полям и Солнечным островам. Да обратится душа его к свету и да не вернется во тьму никогда!