Потерянная станция

– Глеб, по нам ведется зенитный огонь, - доложила Клео.

Подключившись к кормовым видеодатчикам, она более точно отсканировала поверхность станции.

–  Этот сектор поверхности станции сильно поврежден в результате прошлых боев. Из пяти лазерных зенитных батарей уцелела только одна. Она и ведет сейчас огонь. Точному наведению мешает астероидный пояс, он в некоторой степени рассеивает лазерные заряды.

Глеб молчал, впитывая разумом голос Клео. Да и что говорить сейчас?

– Возможность маневра отсутствует из-за плотного скопления каменных обломков. Оптимальное решение — движение вглубь астероидного пояса. В таком случае скопление каменных масс естественным образом укроет нас от лазерного огня.

Серия лазерных разрядов ударила почти вплотную к кораблю. Каменные глыбы буквально вскипели от переизбытка энергии, превратившись в раскаленное облако. Многотонный челнок завертело как щепку в мощном водовороте. Резко взвыли предупреждающие сигналы. Пульт управления расцвел красными сигналами полученных повреждений.

Глеб, казалось, ощутил, как надсадно скрипят гироскопы системы стабилизации, пытаясь остановить неконтролируемое вращение. Носовые дюзы раскалились, периодически выбрасывая струи огня и отрабатывая угловые поправки

На контрольном экране побежали строчки сообщений:

«Повреждение внешней обшивки двигательных секций. Декомпрессия. Отсек изолирован».

Глеб невольно выругался. КИБЕРСАД все-таки достал его.

Глава 38

Экран полыхнул новой информацией:

«Короткое замыкание в системе КПМ. Самопроизвольная активация!»

Галанин ощутил, как рубку начинает наполнять нарастающий вибрирующий гул.

– Что еще за КПМ?!
– фраза вырвалась сама собой. Он не отрывал взгляда от экрана.

– КПМ - контур пробоя метрики. Я обратилась к файлам технической документации, - тут же откликнулась Клео.
–  Смею предположить, что Тобольский в свое время экспериментировал с новыми видами двигателей, создающих локальный пробой пространственно-временного континуума.

– Да будь он проклят, этот Тобольский!
– прорычал Глеб. Смутные образы, попавшие в сознание после нейросенсорного контакта с КИБЕРСАДОМ и на которые он старался не обращать внимания, теперь обрели четкость.

Вокруг корабля творилось что-то непонятное. Челнок прекратил вращение, в сером монолите брони в районе кормы виднелись рваные пробоины. Внутри полыхнули яркие искры, и вдруг странное голубоватое свечение растеклось по корме, поползло к носу, охватив весь контур космического корабля призрачным сиянием.

Каменные глыбы пришли в движение, начав необычный хоровод вокруг челнока. Сначала медленно, затем быстрее и быстрее, вовлекая в движение все больше каменной массы.

Странный гул нарастал.

Глеб вцепился в подлокотники кресла, с нарастающей тревогой наблюдая за творившейся снаружи феерией. Пульт пестрел сигналами, но Галанин не обращал на них внимания. «Клеопатра» молчала, не в силах что-либо предпринять.

На экране появилось сообщение: «КПМ - закачка энергии 100%. Пробой метрики пространства - минус 10 секунд. Девять... восемь... семь...»

– Клео, отсоединись от цепей управления!
– заорал Глеб. Он сам толком не знал почему, но интуиция до внутреннего зуда подталкивала сделать это.
– Живо!

С легким щелчком шунт выскочил из гнезда.

– Фиксирую нарастание электромагнитного поля, величина близка к критической, - сообщила Клео.

Челнок ощутимо тряхнуло, в мозгу появилось неприятное тянущее чувство. Свет в рубке погас, тьма воцарилось полная, глубокая. На пульте управления ни огонька, не работала ни одна система. Навалилась тишина, глухая и ватная.

 Глеб завертел головой .Такого просто не могло быть! Взгляд невольно зацепился за узкую прорезь смотрового триплекса. Там, за двойным слоем бронестекла, разлилась такая же тьма, как и внутри. Словно черная, непроницаемая тушь заполонила весь мир. Не было ни звезд, ни каменных обломков, исчезла «Саратога» - не было ничего.

Окружающий мир перестал существовать.

– Клео...
– голос Глеба дрожал. В сознании расплылась стылая пустота, словно окружающий мрак смог просочиться и туда.
– Где мы?

Клео, не дожидаясь команды, включила плечевые фонари скафандра. Два луча света яркими клинками рубанули густую тьму, высветив тесное пространство рубки.

– Не могу точно ответить, Глеб. Информация практически отсутствует. Но могу предположить, что мы попали в так называемое подпространство — гипертоннель или «кротовую нору». Гипотезу «червячных переходов» выдвинул и теоретически доказал американский физик Кип Торн еще в середине двадцатого века. Видимо, Тобольский продолжил работу в этом направлении, создав устройство пробоя метрики пространства. В данном случае, в результате удара осколка астероида, произошло замыкание в контуре и его самопроизвольная активация.

Ответ не слишком не прояснил ситуацию и не придал оптимизма. Собственно, и вопрос был риторическим. Глеб чувствовал себя подавленным, присутствие боевой кибернетической системы хоть немного, но сглаживало нарастающее щемящее чувство полнейшего одиночества.

Одиночества во всех смыслах.

Они находились там, где еще никогда не бывало ни одно живое существо. И даже звезды, незыблемые творенья Мирозданья, исчезли, растворились за границами чужих измерений.

Клео, казалось, почувствовала растущее отчаяние пилота.

– Все не так безнадежно. «Кротовые норы» соединяют два участка пространства, и любой объект будет двигаться от точки погружения к точке всплытия.

– Ты фиксируешь движение?

– Нет. Ни одна электронная система не функционирует. Но вопрос в другом. Точка всплытия может находиться на расстоянии многих световых лет от Земли.

– Ну, спасибо! Утешила... – Глеб кисло усмехнулся. Перспектива затеряться на бескрайних просторах Галактики могла свести с ума кого угодно.