Потерянный берег. Рухнувшие надежды. Архипелаг. Бремя выбора (сборник)
Шрифт:
Парень потянулся левой рукой за сигаретой, а Иваныч как-то плавно, но точно нанес короткий удар пальцами прямой ладони слева под нижнее ребро, в селезенку. Лысый как-то обмяк, зашатался, и Иваныч придерживая его за плечо, дал ему сползти по стене и вырубиться.
– Серега, минут пять у нас, – сказал он, заглянув в класс.
Женщина завернула спящего ребенка в куртку, я подхватил небольшой рюкзак, который она достала из-под кучи барахла, и надел на плечо, Верочка вцепилась в руку маме и мы направились к выходу.
Подойдя к выходу,
– Иваныч, может, в обход уйдем, окно выставим и вылезем?
– Все равно засветимся, бегом придется.
– Ну тут два варианта, либо внаглую напролом, либо тихо в обход, пока не заметят, а там бегом до фермы.
– Давай в обход, пока есть возможность тихо уйти… – и только он это сказал, раздался звон стекла и на улицу проорали:
– Наезд, мужики!!! Держите двух пришлых с бабой!!!
– Твою ж мать!!! Оклемался укурок… Отходим, Серый, по коридору… там в окно и вылезем, – крикнул Иваныч, доставая «марголина».
Мы побежали по коридору, дверь… я с ходу долбанул ее ногой, что она аж с петель слетела, люди в помещении класса музыки, насколько я понял из наличия портретов композиторов и пианино, напуганно притихли и не двигались. Подбежали к окну… Решетки.
– Иваныч, обратно! Мы тут в ловушке будем.
– Девку в класс пока, тут их встретим.
Я затолкал женщину и детей в класс и, на ходу взводя курки обреза, перебежал за колонну.
«Отдыхающие» на улице уже были в здании. Выглянув из-за колонны, я хорошо видел парня с «вертикалкой», который уверенно шагал в нашу сторону. До него 15 метров. Ба-бах! Картечь с одного ствола сложила пополам шагавшего… Ба-бах! Куда-то в сторону входа в школу, где двое думали, куда им бежать, одного задело… упал. Перелом, еще два картечи в стволы…
– Серега, перемещайся… не стреляй с одного места, – крикнул Иваныч, пристроившийся за кадушкой с каким-то фикусом у стены.
Я пробежал взглядом по окнам коридора, на одном решетка была распашная, и проушины под замок были замотаны проволокой.
– Иван, прикрой, я размотаю…
Перебежал к окну, дернул раму… сука… окно тысячу раз крашено и никогда не открывалось… Ба-бах! В окно высыпалось стекло, провел стволами по краям рамы, чтобы сбить осколки.
– Тащи их сюда, Иваныч, есть выход!!!
Вылез в окно, огляделся. На меня двое бегут, без оружия… Дураки, что ли? Ба-бах! Ба-бах! Перезарядка.
– Иваныч, мля, уснул!?
Через секунду из окна показались руки Иваныча, удерживающие Верочку. Я принял ребенка, задвинул за себя.
– Стой тут! Давай быстрее, Иваныч, пока свободно.
Еще один ребенок… женщина… Иваныч… Все, бегом! Мы бежали… Иваныч, подхватив на руки Верочку, впереди, Женщина с малышом на руках следом, и я с рюкзаком замыкал нашу группу, держа наготове оружие и периодически оглядываясь.
От школы вслед за нами бежала группа людей, человек пять, с их стороны раздался выстрел, мы еще ускорились. До старой фермы, где нас должен был ждать дед, было метров четыреста.– Догонят, – прошипел Иваныч, – бери девчонку, уходите. Я их успокою.
– Да ты охренел, Иваныч? Вон уже «тачанка» мчится, – сказал я и разрядил оба ствола в сторону преследователей, заставив их упасть на землю.
От полуразрушенного длинного одноэтажного здания фермы нам навстречу дед гнал «Машку» чуть ли не в карьер. Не доехав до нас метров семьдесят, дед увел телегу в разворот и вскоре остановился около нас.
– Сигайте, хлопцы! – прокричал он.
Бух! – раздалось со стороны школы…
– Бля! Больно-то как… – прошипел Иваныч.
Мы повалились кое-как в телегу.
– Н-но-о, Машка! Пошла, родимая.
Телега, громыхая и подскакивая на ухабах, понеслась под горку, преследователи, видя бесполезность погони, еще один раз выстрелили и отстали. Мимо нас и над нами ничего не пролетело, дистанция была порядка 300 метров, вероятно, стреляли какой-нибудь утиной дробью.
– Серега, мне в жопу дробью угодило.
Я посмотрел на филейную часть Иваныча. Две дырки точно… кровит…
– Ноги чувствуешь?
– Бля, я жопу чувствую!!! Что там?
– Ну кровит.
– Сильно?
– Ну хрен знает, как оно сильно или нет, два пятна красных на полужопице.
– Ладно… терпимо.
– Спасибо тебе, дед, выручил, – сказал я, спрыгивая с телеги рядом с въездом на пирсы.
– Ох… не знаю, сынки, чего меня вообще дернуло вас выручать, до сих пор коленки трясутся.
– Хороший ты человек потому что, – ответил Иваныч, морщась и сползая с телеги.
– Для вас-то да, мобыть и хороший, а вот «эти», – махнул он рукой себе за плечо, – наверняка злобу затаят. А мне ж тут жить еще. Эх… как быть-то теперь…
– Как звать-то? – спросил я нашего спасителя.
– Машкой звать… старая уже, а все силенок-то хватило для форсу.
– Да не кобылу, тебя как звать?
– А… так же как етого… писателя-то… Федор Михалыч я.
– Ну поехали с нами. Сахарная-то знаешь где?
– Так чего ж не знать, знаю. А разве не сгинула она?
– Осталось чуть-чуть. Остров там теперь, вот там мы и живем.
– Это, сынки, подумать надо… а Машку… хозяйство куда?
– Большое хозяйство-то?
– Ну коза, курей пара десятков. Огород же…
– Схоронился бы ты, Федор Михалыч, пока, а через несколько дней мы вернемся да заберем тебя со всем твоим скарбом и хозяйством.
– Да стар я, сынки, уже куда-то переезжать, доживу как-нибудь… хоронясь-то.
– А все-таки подумай. Где найти тебя, если что?
– Так у складов и ищите или на Ленинской улице, что от котельной вверх, восьмой дом. Ладно, бывайте, сынки, поеду я нервы успокаивать.