Потерянный дом, или Разговоры с милордом
Шрифт:
– Давай! – сказал Демилле.
Внезапно внизу, из дверей больницы выскочила пожилая медсестра в белом халате и, производя отчаянные крики, принялась бегать под деревом, как лайка, выследившая белку.
– Ах вы, безобразники! И не стыдно! Взрослые люди! Слазьте сей же час!
Несмотря на грозный тон, старушка не могла скрыть восхищения братьями – кричала по долгу службы, а не от души. Евгений и Федор не спеша слезли с дерева и отнесли лестницу на место. Удовлетворенная старушка покинула поле боя.
Когда они возвратились под окно, Любаша была уже не одна. На руках она держала
– Нормальный пацан! – крикнул Федор.
– Везет тебе на мальчишек! – крикнул Демилле.
– Стараюсь! Женя, Федя, позвоните маме, скажите, чтобы Ника принесла сливок и орехов. У меня молока мало… Ну, я пошла кормить! – Любаша помахала рукой и скрылась.
Братья несмело переглянулись. Оба одновременно почувствовали, что внутри опустело, завод кончился. То был порыв, не больше. Теперь каждому нужно было возвращаться на свою дорогу.
Они сели на скамейку и закурили.
– Пять лет не курил, – усмехнулся Федор.
Он выглядел виноватым. Знал, что все возвращается на круги своя, помочь Любаше и Евгению он ничем не может, да они и не нуждаются. Мысли вернулись к дому, к жене, и Федор впервые ужаснулся, вспомнив, как обругал ее. Предстоял неприятный разговор. Тут же его поразила более страшная мысль: он вспомнил, что оставил на кухонном столе иконку. Положим, Алла знает о его тайне, но вдруг увидит Вика? Это катастрофа. Единственная надежда, что жена догадается спрятать.
Евгений Викторович заметил перемену в брате, но не осуждал. Скорее, был благодарен ему, ибо не ожидал и этого порыва. Впрочем, от себя он тоже не ожидал подобного. Он уже прикидывал – куда идти, вспомнил о новой своей службе, поморщился…
Братья поднялись одновременно.
– Ну, бывай, – сказал Евгений, обнимая брата.
– Женя, если что нужно… – неуверенно пробормотал Федор.
– Ничего, Федя. Все путем.
По его объятию Федор понял, что брат больше не придет и звонить не будет. Он с горечью отметил, что эта мысль принесла ему облегчение. «Не склеить… Ничего не склеить», – констатировал он уже почти без сожаления. Что ж, значит, так тому и быть. Каждому свое.
И тут же он вспомнил о пульсе. Как он мог забыть? Непростительно. Проводив глазами Демилле, Федор положил пальцы на запястье. Пульс был семьдесят девять ударов. Федор Викторович похолодел и принялся искать валидол. Скляночки не было! Очевидно, впопыхах он забыл ее дома, чего не случалось с ним уже много лет. Лоб его покрылся испариной, он беспомощно огляделся по сторонам и шаркающей стариковской походкой осторожно направился к телефону-автомату, находившемуся у ворот медицинского института.
Он набрал номер, чувствуя, что пульс от волнения полез вверх.
– Алла? Я забыл валидол. Что делать?
– Купи в аптеке! – Алла швырнула трубку.
И правда, как он не догадался! Ему стало чуточку легче. Он сел в трамвай и доехал до площади Льва Толстого. Здесь его ждал новый удар: аптека была закрыта. Федор Викторович почувствовал, как сжалось сердце, схватился за левый бок и прислонился к стене. Проходивший мимо старик остановился.
– Вам плохо? Хотите
валидол?– Да-да! Если можно…
Старик вытряхнул на ладонь Федора две таблетки, и тот засунул их в рот. Во рту похолодело. Ему показалось, что боль отступает. Поблагодарив старика, Федор направился к остановке троллейбуса.
Когда он вернулся домой, серый от переживаний, то застал на кухне жену, беседующую с небольшого роста майором милиции. На лоб майора падала жесткая прядь волос, похожая на воронье крыло. На столе стояла чашка чая.
В голове Федора пронеслось несколько мыслей, не успевших сформироваться из-за быстроты передвижения. Он в растерянности остановился в дверях кухни. Майор шагнул ему навстречу, четким движением вынул из кармана удостоверение и, ловко раскрыв его указательным пальцем, подержал пару секунд перед носом Федора Викторовича.
– Майор Рыскаль.
Федор от волнения не смог прочесть фамилию в удостоверении, и оно исчезло в кармане майоровской тужурки. Мысли Федора все прыгали в разного рода предположениях: почему-то они были связаны с «Жигулями» цвета морской волны, с установкой гаража, хотя противозаконных действий совершено было не более, чем обычно.
Они уселись за стол, и Федор, слегка устремившись вперед, искательно поглядел на майора. Тот вынул из кармана конверт.
– Это вы писали?
Федор взял конверт, недоуменно повертел его в руках. Это было его письмо к брату, как ни странно, нераспечатанное.
– Я, – сказал он грустно.
– Вы виделись со своим братом, Евгением Викторовичем Демилле?
– Да, только что.
– Знаете ли вы, что на него объявлен всесоюзный розыск?
Федор похолодел. На миг перед его внутренним взором выпрыгнул увиденный недавно на аэровокзале плакат «Их разыскивает милиция» с уголовными физиономиями разыскиваемых.
– Нет, я не в курсе.
– Значит, вам он не говорил. А как вам показалось – знает ли он об этом?
Федор, ободренный сравнительно безопасным для него течением следствия, напряг память. Действительно, что-то в действиях брата показалось ему подозрительным. Не успел он высказать свое предположение, как в разговор вмешалась Алла.
– Наверняка знает! – отрезала она.
– Почему вы так думаете? – обратился к ней Рыскаль.
– Он внешность изменил. Никогда у него усов не было и таких длинных волос. Одежда тоже нехарактерная.
Рыскаль подробно выспросил, как был одет Демилле, сведения записал в книжечку. Потом спросил: – А где сейчас живет, он не говорил?
– Нет, – покачал головой Федор.
– Говорил, неправда! – Алла инстинктивно дернулась вперед, как собака, взявшая след. – Он сказал, что ночует в коктейль-баре!
– В коктейль-баре? – удивился Рыскаль. – В каком?
– Мы не спросили.
Рыскаль недовольно хмыкнул, уставился в книжечку. Когда он поднял на супругов глаза, в них блеснула неприязнь.
– Он ничего не рассказывал о себе? Какие-нибудь странные события? – продолжал допрос Рыскаль.
– Ах, нес какую-то ахинею, – вздохнула Алла.
– Говорил, что его дом куда-то улетел. Ну, сами понимаете… – Федор развел руками, словно извиняясь.
– Это правда. Дом улетел еще весной, – отрубил Рыскаль.