Потерянный дом, или Разговоры с милордом

У Демилле появился враг – молодой круглолицый парень с мощными бицепсами и запорожскими усами. Он методично доводил Евгения Викторовича мелочными заказами, насмешками, чаевыми, демонстрируя свое превосходство многочисленным девицам, обычно сидевшим с ним за столиком. Назревала стычка. Демилле едва сдерживался, попробовал даже ускользнуть от него, меняясь с Лидией рядами, но парень специально пересаживался. Взрыв произошел на девятый день, в самом начале вечера, когда Демилле, подойдя к столику, где сидел обидчик, и вынув блокнотик для заказа, услышал:

– Чего торопишься, халдей? Еще не вечер.

Рука Демилле сама собою распрямилась. Звук пощечины, точно выстрел, разнесся по залу. Парень вскочил, опрокинул Демилле и уже готов был навалиться на него, как подоспевший из-за стойки Серопян и дружинники оттащили парня от Евгения Викторовича и вытурили из зала.

Серопян сказал:

– Все, Женя. Не прижился. Гонору много. Бери расчет.

Евгений Викторович получил причитавшиеся за отработанные дни деньги, собрал «дипломат» и с чувством облегчения унесся в метро по направлению к центру города.

Он вышел на Невском у Гостиного и побродил по магазину, купив пару распашонок новорожденному племяннику. В пакет сунул поздравительную открытку Любаше. Потом он побрел по направлению к Адмиралтейству, тускло блестевшему шпилем в отдалении. Перейдя Дворцовый и мост Строителей, он углубился в улочки Петроградской стороны, пока не добрел до пивного бара неподалеку от Большого проспекта, где и осел, чтобы скоротать время. Он придвинул к себе кружку с пивом и наклонился к ней, опустив губы в пушистую пену. Им овладело оцепенение.

Только тут он увидел напротив женщину в черном, которая так же оцепенело тянула пиво из кружки. Взгляды их встретились. Женщина сказала хрипло:

– Кажется, вам тоже не хочется жить сегодня?

– Как вы догадались? – невесело усмехнулся Демилле.

– Я догадливая, – в тон ему ответила она.

Скоро подошли приятели женщины, по всей видимости, ходившие за вином, – два человека алкогольной наружности; один из них – с черной бородкой, большим носом и проваленными щеками, – почему-то именовавшийся Поэтом. Женщину они почтительно называли Марией Григорьевной. Демилле оказался втянутым в компанию. Его никто ни о чем не спрашивал; он больше молчал, потом дал денег на выпивку.

Появилась еще одна женщина: худая и страшная, с глазами навыкате, как при болезни щитовидной железы. Она была пьяна, стала читать стихи Асадова. Демилле все больше мрачнел, водил пальцем по залитому вином и пивом дубовому столу, наконец, чтобы забыть обо всем, хватил полстакана принесенной водки, запил пивом. Через несколько минут пришло отупение.

Пивная закрылась в одиннадцать. Евгений Викторович безвольно отдался в руки судьбе. Искали всей компанией вино и, конечно, нашли; укрывшись от начавшегося дождя в парадной, распили бутылку, было уже невтерпеж, а с остальными пошли куда-то по темным улицам молча и угрюмо.

Поднялись без лифта на последний этаж. Мария Григорьевна открыла дверь ключом. Компания по длинному коридору прошла в комнату Марии Григорьевны, расположилась за столом. В свете торшера Демилле заметил, что зеркала трельяжа в углу завешаны черной материей. Мария Григорьевна, перехватив его взгляд, тяжело проговорила:

– Отец умер. Сегодня девятый день…

Евгений Викторович вздрогнул и, приподняв край материи, взглянул на себя в зеркало. Проваленные глаза, потрескавшиеся губы, кадык выпирает… Мокрая импортная куртка… чужак. Везде чужак.

И вдруг вспомнился Аркаша Кравчук, его глаза в день самоубийства и неловкие повороты носилок с длинным телом, накрытым простыней. «Как он это сделал?» – отрешенно подумал Евгений Викторович и обвел взглядом потолок. «Смог бы я?» – спросил он себя и вдруг почувствовал, что эта мысль принесла ему облегчение. Вот и выход, так ведь просто, нужно лишь собраться.

Он скользнул взглядом к окну и увидел над ним трубу отопления. Это было то, что нужно. Теперь оставалось дождаться, когда утихомирятся или разойдутся собутыльники. Демилле пощупал пряжку ремня и шагнул к окну, чтобы в последний раз взглянуть на город.

И тут прямо перед собою, в трех шагах, он увидел Ирину. Она стояла в окне за прозрачной вуалью с горящей свечою в руках и смотрела на него. Демилле ухватился руками за подоконник, затем закрыл лицо ладонями и отпрянул от окна. Кто-то сзади рассмеялся, позвал: «Иди сюда!» – но Евгений Викторович опрометью кинулся вон из комнаты и побежал по коридору, опрокидывая какие-то предметы. Сзади слышались крики и топот… Демилле уже ничего не соображал, нажал на собачку замка и крупными скачками, путая ступеньки, устремился вниз.

Он выбежал на мокрую улицу и сразу свернул направо; побежал вдоль стены, увидел сбоку какую-то щель, юркнул в нее… Там он остановился, перевел дух. С улицы слышались крики собутыльников: «Эй! Ты где?! Давай назад!»

«Она пришла, чтобы спасти меня», – вдруг ясно и отчетливо подумал Евгений Викторович и устремил глаза к небу, как бы посылая благодарность Господу Богу за это видение.

И тут ужас объял его. Он увидел, что стоит на дне глубочайшей пропасти с острыми, как лезвия ножниц, краями. На мгновение его помутившемуся сознанию показалось, что стенки пропасти надвигаются на него, стремясь раздавить, и он сломя голову бросился по узкому дну ущелья, слыша десятикратно отдающийся в ушах шум своих прыжков.

Евгений Викторович вылетел из щели как пуля, выпущенная из дула ружья, и побежал дальше, осыпаемый мелкими уколами капель. На улицах не было ни души. Он увидел мелькнувший вдали огонек такси, устремился к нему, но поздно. Внезапно из-за поворота вылетел на него дребезжащий трамвай, подсвеченный изнутри, точно елочная игрушка. Качаясь влево и вправо, трамвай бежал прямо на Демилле, сладко пели тормоза, летели из-под дуги искры… Евгений Викторович распростер руки, будто хотел обнять катящийся на него вагон, и рухнул на рельсы, потеряв память.

Часть IV ПРЕВРАЩЕНИЕ

Я нисколько не сомневаюсь, что у меня есть душа, и все книги, которыми материалисты наводнили мир, никогда не убедят меня в противном…

Л. С.

Глава 37 ВСТРЕЧА СОАВТОРОВ

С ним случилось самое худшее из того, что может произойти с сочинителем. Он потерял героя.

Все произошло с ужасающей закономерностью: герой потерял дом, дом потерял сочинителя; сочинитель потерял героя. Цепочка замкнулась. Теперь автор в полном недоумении сидел перед пустым листом бумаги, припоминая дождливую ночь накануне, когда он, сидя в тепле и уюте чужой квартиры, живописал похождения Евгения Викторовича, пока не привел его на незнакомую ночную улицу в смятении разума и не бросил на рельсы под моросящим дождем.