Потерявшийся во сне
Шрифт:
Женщина проворно уселась на кресло прямо перед ним. Молча. Уставилась выпученными глазами в это пасмурное лицо, но он не обращал внимания, словно никто и не сидел рядом. Она открывала рот и щелкала зубами, глотая воздух, не зная, с чего начать разговор. Если бы Дягелев умел бы заглядывать в сознание посторонних, то мысли бы сидящей напротив окончательно бы свели с ума, но он все также продолжал равнодушно просиживать за столиком, обхватив двумя руками рюмку, словно та согревала замерзшие ладони.
– Даже после нее так не упивался, как сейчас…
– Зачем ты пришла?
– Марк… –
– Будущее не угадаешь. Десять лет назад я бы и не подумал бы о подобном исходе. А если бы какая-нибудь гадалка предсказала бы по линиям рук, то… Ненавижу примитивные догадки.
– У меня дикое желание треснуть тебя.
Она остервенело схватила проходящего мимо официанта за рукав. Мягкая ткань белой рубашки не подействовала успокаивающе на напряженную кожу. Тот вопросительно покосился на женщину – Дягелев выкрикнул как можно громче:
– Ей что-нибудь покрепче, пожалуйста, а мне двойной коньяк, – официант застыл, и тогда Дягелев обратился к женщине. – Дай человеку принести выпить.
Его изучала женщина лет сорока пяти. Лицо осунувшееся, красноту глаз прятал в затемнении тусклый свет. Незамужняя несчастная женщина, потерявшая любимую сестру и считающая Маркуса виновником всех бед. Что с нее взять, раскидывал мозгами тот, пусть лучше напьется и временно потеряется в расплывчатой действительности. Всяко лучше, чем захлебываться убивающими страданиями.
На стол, практически бросив перед гостьей, официант со сдерживаемой злобой грохнул рюмку, словно желая разбить ее и обвинить в том и без того взъерошенную женщину.
– Не подкупишь, не сплавишь, не выйдет, – она моментально проглотила налитое, не разбираясь в том, что подсунули, и сразу же потребовала добавку, надеясь на то, что официант не успел уйти. – Еще двойной.
Но никого рядом не было, и ее сипловатый голос без отклика пропал в шумном баре.
– И не собирался тебя подкупать. Подыщи свободный столик и перебирайся туда, раз свой уже упустила, а этот уже занят. Не найдешь здесь – перебирайся в другой бар.
– Марк, Софья… – Она часто сглатывала, и Дягелев даже в полутьме улавливал нервные движения мышц горла. Руки женщины тряслись, а укрытие, чтобы нервоз не наблюдали окружающие, никак не находилось. – Господи, ты же отнял у меня мою же сестру! Ты, именно ты, бесчувственный мужлан!
– Когда же наконец на тебя снизойдет осознание того, что я не держу ее в плену: вырвать из заключения твоего единственного друга не удастся?
Несмотря на холодность души и тела, слезы обожгли его глаза. Он почувствовал их бег по щекам, однако щеки его оставались сухими в отличие от сидящей напротив.
– Я от тебя не отстану, слышишь? Не отстану от тебя! Буду доставать, но не отлезу! Буду раздражать, пока ты не сорвешься и не вмажешь мне, чтобы затем… – Маркус не обращал внимания, откинулся на спинку стула, поднял голову кверху и закрыл глаза. Мысленно падал, куда – понятия не имел. И то не было важно, сам процесс завораживал, а не страшил. Заставлял
выбрасывать в кровяное русло будоражащие плоть гормоны… – Чтобы призвать всю твою чудовищность и затем ткнуть ее в твое же лицо, чтобы клеймо на нем осталось, и чтобы всякий страшился и обходил тебя стороной!– Рад, что моя чудовищность сама не вылезает наружу, что она где-то мирно сидит, не показывается и помалкивает.
Размахнулась, неловко бросила стакан, резкая боль пронзила плечо женщины. Рюмка врезалась в лоб Дягелева, разбилась, разорвала кожу, выпустив тонкие струйки крови на лицо. Осколки сквозь весь гам громом зазвенели о пол. Мужчина стиснул зубы, прижал ладонью открывшуюся рану, другой рукой слепо искал салфетки на столе. Сжимал глаза до боли, которая и без того разрывала голову на мелкие кусочки.
Осколки разлетелись по разным сторонам, врезаясь в мужские и женские брюки. Официант вместе с администратором, словно сорвавшись с цепи, сразу же ринулся к месту происшествия.
– Вы в порядке? – Обращался человек в деловом костюме к Маркусу. – Вызвать скорую?
– Пустяки, дайте ватку и притащите хлоргексидин.
– Слышал, – обращался администратор к работнику, – хлоргексидин и ватку из аптечки. И позови Эльмиру, чтобы убрала. Что-нибудь еще, – переключался к пострадавшему тот, – может, угостить вас чем-нибудь? Вы уж простите, нам очень жаль.
– Уберите эту дуру за счет заведения. Подальше и навсегда, пожалуйста, – огрызался Дягелев, закрывая лоб салфетками.
Охранник, словно мысленно получая приказы, расположился за спиной администратора, скрестив руки на груди. Мужчина в костюме обернулся к нему:
– Выпроводите эту особу, только без криков.
– Вы не имеете права! – Вскричала та.
– Вами уже нанесено увечье, хотите добавки? – Женщина отрицательно помотала головой. – Вы ведь знакомы? – Обратился тот к Дягелеву.
– Родственники, к несчастью, можно считать.
– Я и сама выйду, – гневно уверяла та, вырываясь из сильных рук. На стол мятая упала купюра. – Надеюсь, столько хватит.
Администратор жестом позвал официанта и, когда тот подбежал, распорядился:
– Принесите ей счет, впишите рюмку в сумму и больше ничего не предлагайте. Что ж, – возвращался к гостям мужчина в костюме, – очень надеюсь, что неприятности более не возникнут. Охранник доведет вас до выхода, а дальше вы уж как-нибудь сами. А вам приятного вечера. – Он аккуратно похлопал по плечу Дягелева, который прижимал наполнившуюся кровью салфетку ко лбу. Боль пронеслась разрезала молнией кожу от плеча до головы.
Официант, разрываясь между счетом и аптечкой, поставил хлоргексидин и упаковку бинтов на стол.
– Могу помочь?
– Тут уж ничем, – Дягелев поменял салфетку. – Шрам останется.
– Оставьте нас, – работник неодобрительно осмотрел худые, опущенные вдоль тела руки и виноватое лицо. – Оставьте, я скоро уйду. Мне надо извиниться, я все равно под наблюдением, а вы, грея уши, порождаете дискомфорт.
Тот удалился, забрав деньги.
– Можете отойти немного в сторону? – Обращалась она к охраннику. – Да вот так лучше.