Потому что ты моя

– Снимешь себе хату? Напьешься, как обычно? – издевательски перечисляет отец, недобро сверкая глазами. – Удобно, сын, ничего не скажешь, а главное, по-взрослому! Деньги-то я тебе на твои развлечения каждую неделю на карту бросаю. Легко быть таким крутым, когда на всем готовом паразитируешь.

– В жопу Соне свои деньги засунь! – кричу я на ходу, сваливая из гостиной и подхватывая на лету сумку. – Кто знает, может, ей и анальные игры по душе придутся. Мы с ней попробовать не успели, а вот у тебя, пап, все шансы!

Ответом мне служит ледяное молчание. И в этом молчании куда больше смысла, чем во всем том, что мы на эмоциях сегодня друг другу сказали. Это больно. Это будто бы я только что остался совсем один. Без матери, без отца… Какая пошлая драма.

– Тогда уж и машину оставь, это ведь я подарил ее тебе на день рождения, – застает меня уже на пороге его голос. – Ты на нее ни рубля не заработал.

Сука.

Сжимаю кулаки, кажется, до хруста. Лезу в карман и, нащупав ключи от «бэхи», демонстративно швыряю их на комод. Немедля вываливаюсь на улицу. От души хлопаю дверью, отрезая себя от отца. Сердце молотит в груди. В ушах звенит. Это даже не ярость – это какой-то удушающий апокалипсис. Аномальный пиздец. В Штатах разрушительным ураганам принято давать женские имена. «Сука-Соня» – имя моего личного торнадо, который во второй раз перевернул мою жизнь с ног на голову и разрушил в ней все до основания.

Глава 8

Руслан

Я врываюсь в кальянку, где мы часто разгонялись перед тем, как уйти в субботний отрыв, со жгучим желанием уничтожать. Нахожу Арса глазами, подлетев, бросаю сумку с пожитками на диван и выхватываю у Быка бутылку вискаря из рук. Заливаю в себя огненное пойло до тех пор, пока не давлюсь пожаром в горле, и даже после этого делаю несколько глотков. Так лучше – физическая боль отвлекает.

– Ну ни хуя себе, – ставит мне диагноз Громов и оказывается прав даже в интонациях.

Не подаю вида, хоть и ловлю косые взгляды Сани и Лехи, парней из команды, догадываюсь, как, наверное, смотрюсь со стороны. Сейчас мне насрать. Хочу забыть все. Каким угодно способом, даже если банальным – нажраться до состояния забвения, как предвещал отец, накуриться, вытрахать все это дерьмо. Вытрахать Соню-суку, о которой не могу перестать думать. Увидел бы сейчас – шею свернул. Одним легким движением. Нет ее – нет проблем. Жил же как-то этот год, даже с отцом не собачились, а тут появилась она, и все к херам пошло!

Стучу ладонью по столу, не сдержав порыв, и пру к барной стойке, чтобы заказать текилу. После нее ни хрена ничего не помню – то, что доктор прописал. С понедельника начну думать обо всем, сейчас у меня одна задача – убиться в хлам.

– Три, – на пальцах показываю бармену, чтобы уж точно понял. Первая стопка залетает, как родная, вторая идет тяжелее – вызывает рвотные позывы, а третья…

– Стопэ. Тормози, – перехватывает Арс мою руку, из-за чего вся жидкость расплескивается на стойку. – Ворвался, как Макгрегор недоделанный, напал на алкашку. Решил устроить дезинфекцию организму? Что за унылая рожа? Трипак подхватил?

– Давай еще две, – требую у бармена, но тот смотрит на Громова, который, видимо, тоже в строгого папочку решил со мной поиграть. В жопу всех! – Арс, отвали.

– Ну это ты размечтался. Валяй.

– Что тебе, блять, валять? – рычу на друга и только сейчас замечаю, что алкоголь медленно, но начинает действовать. Горят щеки и грудь, язык чуть заплетается, а спина наконец расслабляется, и я откидываюсь на стул.

– Ты год назад так все жрал без разбору, что опять приключилось? Давай, поделись с доктором Громовым, это бесплатный сеанс. Потом отработаешь.

– Сука, натурой, что ли? – не выдерживаю и смеюсь я.

– У тебя, конечно, смазливая рожа, но не настолько, чтобы я про твой кадык забыл. Говори давай, бесишь.

Я сжимаю кулак, вдыхаю и стучу по стойке в такт битам, льющимся из колонок. Прокручиваю в голове то, что собираюсь сказать, и сам над собой смеюсь из-за того, как меня угораздило так увязнуть в этом дерьме.

– Сука-Соня. В мачехи мне метит. Батя совсем поплыл. Я из дома ушел, – бросаю отрывисто, как гребаное стаккато, которому меня в детстве в музыкалке учили.

– Так, а про последнее давай подробнее.

Ерошу волосы и сжимаю пальцы на затылке. Тяну, словно, если снять скальп, лучше думаться будет, но мысли все равно слишком хаотично сменяют друг друга, чтобы я мог нормально ему объяснить.

– Тебе сочинение с элементами изложения дать? О том, как мой отец вспомнил, что я не своим трудом на тачку заработал?

– Не гони, сбавь обороты, – тормозит меня Арс. – С чего он вообще эту тему начал? Не замечал раньше за ним такой херни.

Меня хоть и несет, но слегка прибивают слова Громова. Потому что это правда. Отец никогда не учил меня жизни, не рассказывал, кто я и что должен делать, когда вырасту. Не потакал всем моим прихотям, но и не ставил условий, типа, получи пятерки и будешь по городу на новом бумере X6 рассекать. Я тоже не исполнял. Учился на тройки-четверки, как любой нормальный тип у нас на потоке, деньгами не сорил и всегда пытался сам на стороне заработать. Было дело, интерфейс для пары прог рисовал, депозит на криптобирже держал, торговал иногда – там на холодном кошельке до сих пор какие-то копейки лежат на черный день, который, судя по всему, настал. Стипендию спортивную откладывал – тоже мелочь, на месяц заправить тачку бензином не хватит, а приятно сейчас вспомнить о них. Тем более что тачки у меня теперь нет.

Злюсь, но запал тут же гаснет, потому что мы, блять, нормально сосуществовали с отцом и до, и после смерти мамы. Я даже съезжать не стал – дом огромный, нам места на двоих с головой хватало. Все было отлично, пока между нами не влезла она!

– Я просил, чтобы он уволил ее, – кого ее, пояснять Арсу не приходится. Его бровь ползет вверх, он усмехается надо мной.

– Просил?

– Требовал, сука, ну че ты душный-то такой? Они трахаться собрались, а мне блевать от этой мысли хочется, понимаешь?

Понимает. Молча моргает и ждет дальше, пока ему душу изолью, мозгоправ хренов.

– Он ее там на такой пьедестал возвел – умница, блять, красавица, из грязи в князи и все сама! Конечно, ее просто так из глуши притащили! Чтобы она квартиры моему папаше рисовала! Заслужила! А я чмо, которое и пальцем не пошевелил, чтобы чего-то в этой жизни стоить!

Когда я с психом переворачиваю салфетницу, бармен даже глазом не ведет. Громов тоже спокоен, как удав. Бесят. Все до одного.

– Окей, живи у меня, – спокойно пожимает плечами Арсений, будто и не видит весь глобальный пиздец ситуации.

– Она будет трахаться с моим отцом, ты понимаешь?

Внутренности скручивает в тугой узел. Да я подыхаю от этой мысли. Сука, с моей фантазией я уже представляю в ярких красках, как она ходит по дому в мамином шелковом халате и зовет меня, сыночка, на семейный завтрак, блять, отполировав до этого утренний стояк моего отца. Ненавижу.

– Не понимаю всей трагедии. Меня девчонки не цепляли так, но мы вдвоем можем придумать, как их развести, если это так важно для тебя.

Развести? Да, я этого хочу. Плевать на дом, на тачку. Плевать на все, но я не желаю видеть ее с отцом ни одного дня моей жизни. Это гребаный ад на земле.