Потрошитель мозгов
Шрифт:
— Как тебе это удалось?
— Главное здесь — это определить, с каким веществом имеешь дело и каков коэффициент плавления при различных температурах в пределах температуры воспламенения.
— Ясно, — произнесла Ванда, дотрагиваясь до края стола. Он был абсолютно гладким. — Садись, малыш, — пригласила она. Возможно, этот посыльный сможет ей помочь. В конце концов, именно помощник официанта помог ей проникнуть в мужской туалет в «Браун-Дерби», где она хорошенько прижала Биффа Бэллона, не давая ему ни встать, ни воспользоваться туалетной бумагой до тех пор, пока он не подписал все, что она хотела. Она просто наступила каблуком на его
— Существуют кое-какие способы стимулировать активность человеческого мозга, но уже сложившийся интеллект нельзя улучшить даже при помощи химических препаратов, которые чаще всего отрицательно влияют на человеческую природу.
— Иными словами, он не переменит своего решения, — подытожила Ванда.
— Вы не сказали, что речь идет всего-навсего о пересмотре решения. Это как раз вполне реально.
— Каким образом?
— Боль.
— Как могло получиться, что ты всего лишь посыльный?
— Я только выгляжу как посыльный. Специально, чтобы беспрепятственно проникнуть к вам в кабинет.
— Ты влюблен в меня, малыш?
— Конечно, нет.
— Послушай, если ты собираешься работать на меня, тебе придется запомнить одно важное правило: бывают случаи, когда откровенность лучше держать при себе.
— Прошу вас точно указывать мне подобные случаи.
— Сам подумай, малыш. А теперь скажи мне, какую боль ты имеешь в виду?
— Выкручивание суставов производит в человеческом организме боль, намного превышающую допустимый порог. Люди готовы пойти на все, лишь бы она прекратилась.
Ванда Рейдел представила себе, как Делу Стейси выкручивают руки. А потом отрывают ноги. И вот уже его тело корчится на полу, а она бросает его в кипяток, чтобы посмотреть, действительно ли ракообразные от этого краснеют.
— Разве я сказал что-нибудь смешное? Почему вы улыбаетесь? — спросил посыльный.
— Да нет, я просто задумалась. Послушай, а ты можешь сделать так, чтобы не убить человека, а только как следует его напугать?
— Да, уж страху нагнать я умею.
— Гм. А если тебя поймают, то, конечно же, поверят мне, а не какому-то там посыльному. По крайней мере, в суде. Вот послушай, что я собираюсь продать: режиссер-лауреат премии Киноакадемии плюс сценарист-лауреат той же премии и в придачу актер, который, я уверена, будет выше всяческих похвал. Нужно только немножко нажать на участников, а потом продать все Стейси.
— Что значит «нажать»?
— Дело в том, что режиссер не хочет со мной разговаривать, потому что мне не удалось заполучить Марлона Брандо. А сценарист вообще ни с кем не разговаривает. Но мне они нужны позарез. С Биффом Бэллоном я уже договорилась.
Предупредив юношу, что она не желает ничего знать о его методах, Ванда дала ему адрес сценариста и режиссера и велела снять этот дурацкий белый халат.
— Если что-то сорвется, мы незнакомы.
— О, я вижу, вы поднаторели в самогипнозе.
— Весьма, — ответил Ванда Рейдел по прозвищу Спрут. — Кстати, Хьюблейн твое настоящее имя?
— Нет.
— Как же тебя зовут?
— Гордонс. Мистер Гордонс.
— Никогда не слыхала, чтобы кто-то менял такое имя. А как
тебя звали до того, как ты стал Гордонсом?— С тех пор, как я появился на свет, я Гордонс.
Ванда протянула ему краткий проспект фильма, на который он должен был подписать сценариста и режиссера. С Биффом Бэллоном она уже договорилась.
Уолтер Матиас Бликден принимал солнечные ванны и читал «Проклятьем заклейменные», когда вдруг почувствовал, что кто-то дернул его за ногу, свисавшую в бассейн.
— Валери, прекрати немедленно! — прикрикнул он.
— Что ты сказал? — переспросила жена, просматривая очередной сценарий, от которого собиралась отказаться. Она сидела у него за спиной.
— Надо же, а я думал, что ты в бассейне и схватила меня за ногу.
— Нет, — сказала жена.
— Что ж, теперь мне ясно — ты не в бассейне.
Неожиданно он почувствовал, что не может пошевелить ногой. Тогда он изо всех сил дернул ею, но она не двинулась с места. Ее словно зажали в тиски.
— Помогите! — заорал Уолтер Матиас Бликден. Жена тут же отшвырнула сценарий и бросилась к бассейну. Нога оказалась зажатой между перекладинами лестницы. Освободив ее, Валери вернулась к своим сценариям.
— Но этой лестницы раньше здесь не было, — сказал Бликден. Ему было около шестидесяти; на покрывавших грудь седых волосах блестел лосьон для загара.
— Может, ты просто не заметил, — бросила Валери.
— Нет, я точно помню, — упорствовал Бликден.
— А может, ты начитался Фанона и в тебе говорит комплекс вины белого человека?
— Я уже прошел стадию, когда испытывают комплекс вины, и вступил в стадию активной деятельности. Чувство вины должны испытывать лишь те, кто находится вне борьбы. Моя следующая картина будет очень значительной. В социальном и нравственном плане. Я не желаю испытывать чувство вины — это буржуазный предрассудок.
— Лучше бы твоя новая картина имела кассовый успех.
— Я об этом и говорю. Произведения, значительные в нравственном плане, всегда имеют кассовый успех. Фильмы о неграх и бедных всегда приносят хороший доход.
— Кстати, я видела неплохую разработку индейской темы. На повозки колонистов нападают бандиты, и колонистов спасают индейцы племени сиу.
Но Уолтер Бликман не ответил — он сражался с шезлонгом. Каким-то образом его голова оказалась между каркасом и тканью шезлонга, ручки которого больно вцепились режиссеру в запястья. Валери изо всех сил тянула его, но освободить так и не смогла. Сжатое шезлонгом, лицо Бликмана посинело, и в момент наивысшего напряжения он мог бы поклясться, что услышал голос:
— Позвони Ванде Рейдел.
Было такое впечатление, будто голос идет из ножек кресла.
— Хорошо, — прохрипел он и почувствовал, что Валери легко вытащила его.
— Господи, как странно, — произнесла Валери. — Зачем ты пытался себя задушить?
— Меня душил шезлонг.
— Давай уйдем с солнца, дорогой, — предложила Валери.
— Это он меня схватил!
— Конечно, дорогой. Только с солнца все равно лучше уйти.
Расположившись в просторной гостиной с кожаной мебелью, прикрученной к полу, Уолтер Матиас Бликден налил себе виски и, все еще не в силах прийти в себя от происшествия с шезлонгом, выпил стакан до дна. Потом хлопнул в ладоши, вызывая слугу, но тот не появился. Уолтер Бликман больше всего на свете не мог терпеть двух вещей — угнетения национальных меньшинств и наглых слуг.