Потрясающий мужчина
Шрифт:
Руфус провел меня к загородке из деревянных панелей перед левым окном. Там стояла кушетка и новенький большой телевизор. Здесь господин Хеддерих может прилечь, когда по ночам охраняет отель. Его дежурство каждый вечер с семи часов и до конца передач. Иногда он выкатывает телевизор в холл, чтобы посмотреть его с постояльцами. Еще здесь хранятся чемоданы — если жилец съезжает утром, а вещи хочет забрать попозже. Руфус показал мне два ящика с пронумерованными полочками из плексигласа, где лежали гайки, прокладки и тому подобное. На стене под ящиками висели молотки, клещи, пилы и другие инструменты.
— Если что-то сломается, тебе надо отнести это сюда.
Я с уважением осмотрела эту телеспальню-мастерскую в холле. Вот теперь уж я точно увидела достаточно. Я поблагодарила Руфуса за экскурсию и опять принялась за свою работу.
Мне нужно застелить только пять постелей. Но во всех комнатах был мусор в корзинках. Я нашла там старые иллюстрированные журналы — прекрасное бесплатное чтение в автобусе. Мне не стыдно читать журналы из мусорной корзинки — наверняка они чище, чем в приемной у врача. Я сама удивлялась, как легко помыла туалеты, и только подсчитывала в уме деньги, которые набегали за каждый час моей работы. За несколько дней я без труда заработаю плату за комнату для Мерседес. К тому же началась дешевая распродажа, может, найду себе недорогое зимнее пальто. Нет, убираться здесь — одно удовольствие.
Я могла бы чистить и драить до бесконечности, но в пять сдала Руфусу общий ключ. И список: в общей сложности не хватало трех Библий и одиннадцати лампочек. Я всюду пометила, каких именно.
Руфус в ужасе схватился за голову — и чуть было не испортил свою ровную, как по линеечке, челку:
— Безобразие! Какая халтурщица эта фрау Шейк! В двадцать пятой, наверное, вообще не было света!
— Лампочка в стеклянной чаше на потолке еще горела. Что я тебя хотела спросить: почему здесь есть номер 25, ведь всего двадцать четыре комнаты?
Руфус показал на список:
— Тебе не бросилось в глаза, что 13-го номера нет?
— Нет. А почему?
— Ни в одной гостинице нет тринадцатого номера. В больших отелях нет еще и тринадцатого этажа. Ты не суеверна?
— Не знаю. Во всяком случае, цифры 13 я не боюсь. А ты суеверный?
— Я не верю, что все заранее предопределено. Но я верю в силу случая. Это точно: из случайностей может сложиться судьба.
— Гм, — пробормотала я и попрощалась.
Только в автобусе я задумалась над тем, что сказал Руфус. Собственно, нет никаких сомнений, что из случайностей может сложиться судьба. Однако для портье Руфус слишком большой философ.
45
Во вторник я получила даже одиннадцать марок чаевых. Постоялец, которому я вчера приносила туалетную бумагу, съехал и положил пять марок на стол. Еще пять марок я получила от женщины из шестнадцатого номера. Она забыла свой фен, и я дала ей фен из гостиничного инвентаря Руфуса. От мужчины, чье обручальное кольцо я спасла от пылесоса, я получила одну марку. Это был постоялец из 4-го номера, самого маленького, мужчина не моложе пятидесяти лет, роста не больше метра шестидесяти и слишком толстый. Постучав и выяснив, что он в комнате, я хотела прийти попозже. Но он сказал, что ему нисколько не помешает моя уборка, напротив. Он уселся в кресле и стал наблюдать за мной, будто я была его личная домработница. И тут я нашла на полу возле тумбочки его обручальное кольцо.
— О, оно понадобится мне сегодня вечером, — сказал он.
— Сегодня вечером вам понадобится ваше обручальное кольцо? Я думала, обручальное кольцо носят всегда.
— Я уже семнадцать лет как в
разводе. Обручальное кольцо надеваю, только когда встречаюсь с одной из моих подруг.— А, — протянула я удивленно, но вежливо.
— Вы молодая и красивая, но у дам постарше тут же просыпаются неприятные собственнические инстинкты. Поэтому я говорю дамам, что женат и не помышляю о разводе, поскольку моя жена больна. Это трогает душу даже самой гордой женщины, и меня оставляют в покое.
Я поспешила закончить с уборкой. Он с важным видом дал мне две монеты по пятьдесят пфеннигов и с усмешкой сказал при этом:
— Горничной не разбогатеешь.
— Задница, — сказала я вслух, выйдя в коридор. Потом прочла в своем плане, что четвертый номер сегодня освобождался. Напрасно я убирала там постель, все равно придется перестилать ее чистым бельем. Но пока этот тип в комнате, я туда больше не пойду.
Хотя из двадцати четырех комнат только девять были заняты, у меня оказалось бесконечно много работы. На широкой деревянной лестнице возле лифта скопилось полно грязи, обрывков и окурков. Узкая лестница, которая вела наверх между комнатой для отдыха и туалетами, была абсолютно запущена.
На обед Руфус подал гуляш и кнедлики. У госпожи Хеддерих сегодня нашлось время приготовить еду и для персонала, то есть для Руфуса и меня. Свой рабочий день она заканчивала не позже одиннадцати утра, зато начинала в шесть! Я была полна решимости не обсуждать меблировку отеля, но за обедом не удержалась и спросила Руфуса:
— Почему в таком маленьком одноместном номере, как шестнадцатый, стоят три больших шкафа?
— Насколько я помню, там в прошлый раз жил мужчина, который ушел от семьи и забрал из дома целую кучу серебряных кружек и антиквариата. А поскольку он жил здесь довольно долго, господин Хеддерих специально поставил ему в комнату шкаф.
— У вас тут повсюду огромное количество шкафов и стульев. Откуда они взялись?
— Зять Хеддериха работает на фирме «Каритас». Им эту мебель дарят, и он поставляет ее нам по сходной цене.
— Очень удобно, — только и сказала я.
Продолжая мыть лестницу, я вдруг вспомнила, что мне надо обязательно позвонить отцу. Он уже давно не звонил, и мне бы не хотелось, чтобы отец нарвался на Нору. Ведь она ему наверняка скажет, что я целыми днями хожу по магазинам и трачу деньги Бенедикта. А отец может не сдержаться и наорать на нее…
После работы я позвонила ему из будки рядом с отелем. Узнав, что я работаю экономкой в гостинице и прилично зарабатываю, отец отнесся к этому с недоверием. В чем же состоят мои обязанности? Я подробно объяснила, что должна контролировать осветительные приборы и следить, чтобы в каждой тумбочке была Библия, возвращать постояльцам забытые вещи или, к примеру, выдавать кому-нибудь фен. Об уборке я умолчала. Отец был очень доволен. Хорошо, что я не буду больше ждать сложа руки места у дяди Георга.
— Я не мог тебе позвонить, — объяснил отец, — сейчас звонить можно только к нам. Сольвейг все время рвалась к телефону, и Аннабель не придумала ничего лучше, чем постоянно названивать в Швецию и узнавать время — чтобы Сольвейг могла послушать язык своего отца. Тогда я купил замок на телефон, а твоя мать где-то затеряла ключ. Так что теперь мы не можем больше звонить.
— И как долго вы намерены это терпеть?
— Я звоню с работы. Мать ходит в телефонную будку, а Аннабель приходится вести разговоры из собственной квартиры за свой счет. Все в порядке. У тебя и твоего Бенедикта тоже?