Повелитель кошек

– Неужели в биографии Маргулиса совсем нет темных пятен?

– Пока темных пятен не обнаружено, - Вероника берет с тарелки шампур и стягивает зубами кусочек мяса. Я наблюдаю, как она ест, и думаю о своем. Сегодня я узнал о Маргулисе много и ничего. Ничего существенного, что могло бы помочь понять его мотивы.

– А Данилов?
– спрашиваю я Веронику.

– Ноль. О Данилове даже Интернет умалчивает.

– Ну, тогда нанесем ему визит сами, - сказал я.
– Разыграем богатеньких Буратино, скупающих неизвестные шедевры непризнанных обществом гениев.

– Вы хотите, чтобы я пошла к Данилову с вами?

– Конечно. Сыграешь глупенькую гламурную блондинку, помешанную на живописи. А я буду твоим консультантом - нищим батаном-искусствоведом, идет?

– Я в институте в драмкружке занималась, - заявляет Вероника и обворожительно улыбается.
– Такую дурищу сыграю, останетесь довольны.

****************

Ян Васильевич Данилов, как он нам представился, был с тяжелого похмелья. Он оценивающе осмотрел Веронику и, по всей видимости, моя помощница произвела на маэстро нужное впечатление. Должен сказать, что Вероника смотрелась великолепно. И пускай мы приехали на моей "Ладе", а не на "Мерседесе", и платье Вероники, типа от Фенди, было сшито ее мамой, а сумочка якобы от Тиффани была на самом деле китайской репликой - Данилов повелся. Тем более что Вероника сразу сообщила с самым таинственным видом, что о нашем к нему визите не следует никому говорить. После этого художник пригласил нас в дом. Впрочем, "дом" - это сильно сказано. Хибара Данилова на улице Красных Партизан напомнила мне склад бутафории в театре, где можно увидеть все, что угодно, от фальшивой греческой амфоры до пачки памперсов и пароходной сирены. Данилов сразу повел нас в свою студию на чердаке дома, где позволил полюбоваться своими картинами, а сам стоял в позе Наполеона у двери и с маниакальными искорками в глазах наблюдал, как Вероника, охая, ахая и экстатически попискивая, рассматривает его мазню.

– Шикарно!
– повторяла она, делая огромные глаза.
– Кульно! Нет, Кирилл Сергеевич, просто посмотрите, какая прелесть! Это же прям Мандильяни какой-то.

– Модильяни, дорогая Вероника Михайловна, - поправил я, перехватил свирепый взгляд Данилова и тут же добавил.
– Да, пожалуй, что-то есть. Я бы сказал, манера класть мазок...

Честно говоря, творчество Данилова показалось мне достаточно депрессивным, и мое внимание с самого начала привлекла только одна работа - огромное полотно, занимавшее почти всю стену студии. Это был очень неплохой пейзаж, во всяком случае, он в лучшую сторону выделялся среди всех прочих работ Данилова. Думаю, именно про эту картину упоминал в нашем разговоре Маргулис. На картине был изображен меланхолический осенний луг с пожухшей травой, неглубоким оврагом, двумя растущими рядом дубами, старинной мельницей вдалеке и очень живописными руинами в центре всей композиции. Картина мне напомнила лучшие работы Клода Моне, и я подумал, что у Данилова и впрямь есть талант - Маргулис сказал правду. Поэтому я подошел к картине, несколько секунд любовался ей, а потом сказал:

– Вероника Михайловна, вот это полотно мне нравится больше всего.

– Эта картина не продается, - внезапно заявил Данилов.

– Не продается?
– Вероника с недоумением посмотрела на художника.
– Почему?

– Не продается, - повторил Данилов.

– Даже за тысячу долларов?
– спросила Вероника.

– Даже за миллион, - гордо ответил художник, шумно вздохнул и поскреб пятерней свою мохнатую как у орангутанга грудь.

– Жаль, - Вероника скорчила обиженную гримаску.
– Я бы купила ее. Такая красивая...

– Могу продать эту, - Данилов показал пальцем на небольшое полотно, на котором голый красный мужчина вел за руку голого фиолетового мужчину по синей траве в ядовито-зеленые заросли вроде как конопли.
– За пять тысяч долларов.

– Кирилл Сергеевич, что скажете об этой картине?

– осведомилась Вероника, разглядывая шедевр.

– Фовистическая традиция, неплохой колор, достаточно проработанная композиция, - выдал я с самым глубокомысленным видом.
– Весьма, весьма оригинально.

– Тебя ведь Кириллом зовут?
– вдруг спросил художник.

– Кириллом, - ответил я.

– Слушайте, я тут после вчерашнего... Не поможете страждущему?

Честно говоря, я обрадовался этому предложению. Пьяный Данилов наверняка станет снисходительнее к простым смертным и спустится с Парнаса на землю, так что есть шанс разговорить его и узнать о Завратном. Естественно, мы с Вероникой тут же ухватились за такую возможность расколоть Данилова. Я вручил художнику пятьсот рублей, и он пулей вылетел из студии, оставив нас наедине с его картинами.

– Этот Маргулис просто извращенец, - сказал я, разглядывая картину, на которой красовалась пышная белая задница в целлюлитных ямочках, окруженная венком из черных роз.
– Что тут ему могло понравиться? Мазня, как Бог свят, мазня. Ты заметила, сколько тут этюдов с голыми мужиками?

– С самого начала, - призналась Вероника.
– Наш художник по-моему мужеложством балуется.

– Вот только эта картина, - я опять подошел к пейзажу на стене, - будто другой человек писал. Действительно здорово. Правильно говорят, что даже самый бездарный художник способен однажды создать что-то стоящее. А может, мы еще не доросли до понимания истинных масштабов гениальности маэстро Данилова.

– Мы что, действительно купим у него картину?
– шепнула Вероника.

– Ни в коем случае. Скажем, что нам нужно время подумать, назначим новое рандеву. Эти картины только в привокзальном сортире вешать.

Данилов вернулся минут через десять и уже в подпитии. Нам было предложено спуститься вниз, и хозяин заботливо сервировал для нас на ящике угощение и закуску - полбулки черного хлеба, нарезанную ломтями дешевую колбасу и селедку в шкуре. Я заметил, как брезгливо сморщилась Вероника.

– Как вы про меня узнали?
– спросил Данилов, разливая "Ржаную" в маленькие рюмки для нас и в граненый стакан - себе.

– Маргулис порекомендовал, - сказал я.
– Он очень высоко ценит ваше творчество.

– Я так и подумал, - Данилов выплеснул полстакана водяры в свою глотку, занюхал кусочком колбасы и посмотрел на меня посоловевшим взглядом.
– Он тоже приценивался к картине, которую вы хотите купить.

– Чего же не продали?

– Не хотел, вот и не продал.

– Странный вы человек, Ян Васильевич, - сказал я, пригубив водку.
– Всегда считал, что художники мечтают о таких покупателях, как Александр Михайлович.

– Художники мечтают о свободе творчества, - заявил Данилов и разлил остатки водки. Вероника встревожено посмотрела на меня. Я сделал успокаивающий жест - мол, все под контролем.

– Знаешь, что я думаю?
– спросил Данилов, жахнув очередную порцию.
– Вас Маргулис послал. Не уймется никак, жид пархатый.

– Ошибаетесь, Ян Васильевич, - ответил я.
– Это была инициатива Вероники Михайловны, которая слышала о вас только хорошее. В том числе и от Маргулиса. Так что не стоит приумножать число сущностей без необходимости. Слышали о бритве Оккама?

– Чего?
– Данилов скривился.
– Короче, вот мое слово. Пейзаж не продается. Или берете то, что я продаю, или до свиданья. Провожать не буду.

– И все-таки, почему вы не хотите продать пейзаж? Вы же можете новый написать, не так ли? Или у вас уже есть покупатель?