Повелитель прошлого

– Красиво сказали! – восхитилась Оля. – Вы стихи, наверное, пишете? Только скажите прямо, чего вам не хватало? Ну, самого главного! Ведь всегда есть то главное, без чего не получается, не складывается в принципе. Правильно?

– Правильно! – согласился я. – Вы знаете, Оля, по данным социологического опроса, каждый второй человек считает, что для успешного создания семьи необходимы две вещи: любовь и отдельная квартира. Как говорили древние – глас народа есть глас Божий! У нас была любовь, но квартиры не было и не предвиделось. Вот отсюда все и пошло не так, я думаю… Теперь понятно?

– Теперь понятно! – с удовлетворением ответила Оля и спросила: – А сейчас у вас есть квартира?

– Есть.

– И вы приехали достраивать Дом Любви?

Я невесело рассмеялся и ответил со вздохом:

– К сожалению, за эти годы многие кирпичи выпали из стен. Но вы правы, я все-таки надеюсь. Такой уж я неисправимый мечтатель!

Оля молчала, задумчиво водя пальцем по клеенке. Видимо, она получила ответы на все вопросы, которые болели в ее душе, и теперь требовалось время, чтобы их осмыслить.

Я почувствовал, что пора уходить: знакомиться с другими родственниками Наташи не было никакого желания. Я встал из-за стола.

– Спасибо за теплый прием, Оля, но мне уже пора! Я вас попрошу передать кое-что вашей маме.

Я взял рисунок с Бэмби и под левым копытом олененка написал свой адрес и телефон. Потом положил рисунок в синюю папку и протянул Оле. Она взяла папку и вышла из кухни. Через пару минут она появилась и сказала:

– Я положила папку на мамин стол. Я ей скажу, как только она вернется. Обязательно скажу!

Оля проводила меня до ворот мимо недружелюбно рычащего Полкана. Мы постояли у ворот, потом Оля протянула мне руку и сказала:

– Спасибо вам за цветы. И вообще, мне было приятно с вами познакомиться. Со мной еще никто и никогда так не разговаривал! Мама, наверное, до сих пор считает меня маленькой. А это не так! Правда?

– Конечно! – согласился я. – Желаю вам всего самого хорошего, Оля!

И, повинуясь минутному порыву, я поцеловал ей руку. Потом я вышел за ворота и побрел по тихой улице. Дойдя до поворота, я оглянулся. Оля стояла в проеме распахнутой калитки. На мгновение мне показалось, что это Наташа смотрит мне вслед. Я мотнул головой, отгоняя наваждение, и зашагал к автобусной остановке.

Следующим днем я улетел в Москву. Мне нечего было делать в Сочи: это был Наташин город, но – не мой.

* * *

Что я делал в последующие две недели?

Ходил на работу, вечерами валялся на диване, тупо глядя в телевизор…

Короче, я ждал звонка.

Каждый раз вздрагивал, заслышав трель телефона, хватал трубку… И каждый раз это оказывался кто-то из знакомых, коллег по работе или немногочисленных друзей. Я торопливо заканчивал разговор, бросал трубку и снова погружался в состояние напряженного ожидания.

Она должна была позвонить! Не может быть, чтобы не позвонила! Господи, пусть она позвонит!

Она позвонила.

У меня упало сердце, когда я услышал ее голос. Он почти не изменился: такой же мягкий, нежный и мелодичный, словно звенящий вдали колокольчик.

– Здравствуй, Саша! – сказала она.

Я проглотил комок, внезапно застрявший в горле, и хрипло ответил:

– Здравствуй, Бэмби!

Она засмеялась, услышав давно забытое ласковое имя, которым я ее наградил.

– Я знала, что ты когда-нибудь приедешь. Не думала, что так долго придется ждать, но была уверена – приедешь! Смешно, правда?

– Почему смешно, Бэмби? Смешно то, что я всю жизнь любил только тебя, а понял это только спустя семнадцать лет! Понял, что только ты была настоящей в моей жизни, а все остальное – обман и суета!

– Я тоже всю жизнь любила только тебя, Саша! Я никогда больше не была так счастлива, как с тобой. Знаешь, когда мне бывало тяжело и горько, я всегда вспоминала о тебе. Я думала, что ты когда-нибудь придешь, – и все плохое сразу исчезнет! Наверное, так любить можно только раз в жизни, чтобы затем жить этой любовью. Я жила ею все эти годы. Впрочем, вернее, не ею, а воспоминаниями о ней.

– Приезжай ко мне, Бэмби! Приезжай! У меня в Москве отдельная квартира, – именно то, чего нам так не хватало в молодости!

У меня перехватило дыхание, и я закашлялся. Потом тихо добавил:

– Приезжай, Бэмби, мне очень плохо без тебя.

Она ничего не ответила, но я слышал ее дыхание. Потом Наташа ответила. Голос ее звучал четко и грустно:

– Нет, Саша, ничего не получится. В прошлое нельзя вернуться, как бы хорошо там ни было. Твоей Бэмби больше нет, а есть располневшая тетка с почти взрослой дочерью и тремя мужьями в биографии. Прощай, Сашка! Спасибо тебе за все, что было; за то, что ты был в моей жизни, и за твою любовь спасибо! Спасибо, что все-таки приехал и… – прощай!

Я был просто раздавлен ее словами и ничего не мог ответить. Наташа еще некоторое время молчала, я слышал ее дыхание, затем из трубки раздались короткие гудки. Вот и все!

Я остался один в своей бетонной норе наедине с закадычным другом Одиночеством. Близкие друзья любят заваливаться в гости неожиданно, да еще привести с собой пьяного вдрабадан приятеля, который заблюет ваш ковер. Еще могут притащить наглую собачонку, которая тут же полезет грязными лапами на ваш любимый диван. Вот и на этот раз господин Одиночество привел с собой мерзкую тварь по кличке Тоска, которая тут же бесцеремонно поползла в душу, поскуливая и больно впиваясь острыми когтями.

Вот оно, мое настоящее! Все лучшее осталось в прошлом, в которое нет возврата.

Нет? Ну почему же?..

Я вскочил с дивана, осененный внезапной мыслью. Тоска с писком выскочила из души, господин Одиночество подхватил ее под мышку и с обиженным видом удалился прочь.

Я достал из секретера пачку денег, снятых накануне со счета. Это были почти все мои сбережения – я собирался купить новый супер-пупер-компьютер. Но сейчас я был намерен найти им лучшее применение.

* * *

Субботний день в разгаре. В метро – народ. И чего людям в выходной дома не сидится?! Хорошо хоть, еду от конечной, поэтому удалось забить место в уголке. Ехать долго, с пересадкой.

Напротив меня сидела девушка лет двадцати. У ее ног стоял чемодан. Девушка невидяще смотрела поверх меня и молча плакала. Слезы скапливались в уголках покрасневших глаз и стекали каплями вдоль носа. Время от времени девушка прикладывала к глазам платок, и тушь уже размазалась на ее лице потеками, похожими на тени от сталактитов. Никто не смотрел на нее, да и ей было наплевать на всех. На всех, кроме одного, который наплевал на нее.