Повелитель Теней. Том 3

Глава 22

Раскат грома совпал со вспышкой особо сильной молнии, на мгновение осветившей полет земли с примитивной штыковой лопаты.

Почва раскисла из-за тех тонн воды, которые обрушивали на нас сверху темные небеса.

Однако ни я, ни Олегус, ни Фратер ни на миг не прекращали своей работы до тех пор, пока все не было закончено.

Три могилы, три небольших кургана земли, возвышающиеся под сенью могучего дуба, возвышающегося над всей остальной рощей на севере от стен замка Беркруд.

Место, в которое не войдет никто, чтобы осквернить останки павших соратников.

Эллибероут, пусть и не сказала ни слова возражения на мою просьбу, но все же наложила могущественную защитную печать на эту рощицу, одиноко выделяющуюся у подножия непроходимых скал, с трех сторон окружающих гористую долину, на которой возвышался сам замок.

Я видел, что драконессе нелегко давалось сильное колдовство, но и не мог допустить даже мысли о том, что кто-то или что-то надругается над останками Лаурель или Слуги.

В могиле Марины лежали ее немногочисленные личные вещи, вроде крохотной тряпичной куколки, и собранный у фургона прах гарпии.

Больше хоронить было нечего.

Треклятое Светлое колдовство выжигало существ, созданных при помощи Магии Теней не хуже, чем «Пожиратель Душ» — все вокруг себя.

Сверху лил ледяной дождь, а мы молча смотрели на три холма, не в силах произнести ни слова.

Да они и не требовались.

Погребальные традиции Аурхейма не требовали говорить что-то об усопших тем, кто их хоронит или их близким.

Да, у верующих в этом мире принято, чтобы представитель их церкви читал какую-то заупокойную молитву, но ни один из погибших товарищей не мог себя причислить хоть к какому-то богу.

А просить того же своего покровителя, чтобы он побеспокоился о душе Слуги, Фратер не стал.

Это кощунственно по отношению к душе погибшего.

Дождь лил как из ведра, превращая землю в грязевую кучку, словно сами небеса намекали, что после смерти мы ничем лучшим и не станем.

Даже если найдется хоть кто-то, кто позаботится о наших бренных телах и упокоит их с миром.

Нас было тринадцать, теперь десятеро.

И эти потери отразились в душе всех присутствующих, отразившись на каждом из нас по-своему.

Разительно переменился Паладин.

Я больше не видел на нем артефакта его Бога, да и сам неунывающий, в общем-то, Фратер, перестал улыбаться.

О себе могу сказать примерно так же, но…

Кого волнует чужое горе?

Внутри словно что-то умерло.

Можно было бы сказать, что произошло что-то ироничное, ведь я сам обещал Лаурель, что не будет никаких высоких чувств.

И сам же бросил последнему эльфу, что испытывал к девушке нечто большее, чем то, что хотел показать окружающим.

Сейчас могу с уверенностью сказать, что не лгал.

Это не возвышенное светлое чувство, как бывает в дамских романах или на волнах юности-молодости.

Это… Что-то более трезвое, значимое, взрослое.

То, что зародилось, но не смогло проклюнуться и преобразоваться в нечто большее.

Если посмотреть на тот относительно недлинный временной период, что она была рядом, можно сказать, что это единственное живое существо, которое было со мной не только лишь по причине чьих-то указаний или в силу магии рабского заклинания.

Не только лишь потому, что ей от меня что-то было нужно, Лаурель шла со мной в ногу, с женской непосредственностью вправляя мозги и ошпаривая их кипятком местных реалий.

Если так посмотреть, то…

Как-то неуютно от того, что путаются мысли.

Так же, как было на похоронах родителей.

— Пора возвращаться в замок, — произнес я, услышав, как сдержанно чихнула одна из гарпий.

Марика, кажется.

Мы потеряли троих соратников.

Не хватало еще, чтобы от простуды погиб еще кто-то.

Вакцин в этом мире нет, а магия или целебные снадобья не всегда оказываются под рукой.

Но мы это исправим.

Все, кто захочет остаться рядом со мной после всего случившегося.

Медленно мы побрели к границам чащи, только сейчас ощущая что промерзли до костей.

Фургон ожидал нас там, где мы его и оставили.

Вдали, завернутый с ног до головы в плащ, за нами неотлучно следил комендант крепости, с которым я перекинулся несколькими словами по прибытию, известив о предстоящих похоронах и сгрузив ему собранную на поле боя эльфийскую амуницию.

Пусть смотрит, пусть знает, что здесь похоронены наши товарищи.

Все равно это знание ни ему, ни Магусу не доставит никакой выгоды — колдовство Эллибероут не позволит Посреднику или еще кому-нибудь нарушить покой мертвых.

Оказавшись рядом с фургоном, я посмотрел на Фратера, стоящего у своей лошади и смотрящего куда-то в пустоту.

Слишком уж сильно он переживает потерю человека, которого называл просто лишь рабом.

Это было видно в Прокаженном Лесу, но тогда я посчитал, что он лишь заботится о своем имуществе.

Сейчас же…

Здесь что-то большее.

Вынув из своих вещей гномий топор, подошел к Паладину, протягивая оружие застывшему под струями воды человеку.

— Это, конечно, не вернет Слугу, — сказал я. — Но… Путешествие становится слишком опасным для того, чтобы продолжать его по просьбе Бога, который не соизволил даже помочь. Этот топор твой. Считаю, что ты выполнил свое обещание и больше ничем мне не обязан. Соболезную твоей утрате.

Паладин словно отмерз и смерил меня пронзительным взглядом, в котором можно было увидеть боль, разочарование и гнев.

— Как и я твоей, — произнес он сипло.

Посмотрев на забирающихся под тент гарпий, добавил:

— Девочкам я тоже сочувствую. И твое кастрированное косноязычное благородство тоже понимаю. Раз ты так хочешь, — он взял топор, подкинул его на руке и молча сунул себе в сумку, туда же, где находился и второй такой же, — я приму его и буду считать, что обещание сдержал. У меня будет к тебе просьба, Практик. Но сначала, ответь на вопрос.

— Все, что в моих силах, Фратер.

— Ты в самом деле намерен воевать с эльфами? — тяжелый взгляд Паладина впервые за все то время, что мы были знакомы, выражал настолько мрачную решимость, что мне стало не по себе.