Повелитель Вселенной

— Что мне с ним делать? — спросил отец.

— Сторожи, — ответил один из тайчиутов. — Держи его в этой колодке, а то не знаешь, чего от него ждать. Трех человек потеряли, когда брали его, и он уже пытался бежать. Держи в колодке.

— У Таргутая Курултуха забот полон рот из-за этого мальчика, — согласился Сорхан-шира.

Тайчиут пожал плечами.

— Ты не очень-то его жалей. Таргутай не хочет проливать его кровь, но и печалиться не будет, если он помрет под твоим наблюдением.

— Он мог устроить мальчику почетную смерть: приказать задушить его, завернув в ковер, или посадить в мешок и швырнуть духам реки. — Хадаган показалось, что в голосе отца звучит легкая издевка. — Не хочет проливать его кровь. — Он вздохнул. — Погодите, я позову сыновей.

Когда Сорхан-шира ушел, мальчик посмотрел на Хадаган. Его зеленовато-карие глаза с золотыми крапинками были широко раскрыты. Она повернулась и пошла обратно к очагу.

В юрту вошли оба брата с узником в колодке.

— Отец говорит, нам придется сторожить его, — сказал Чимбай. — Его зовут Тэмуджином.

— Я знаю, как его зовут, — откликнулась Хадаган, глядя, как мальчик неловко усаживается. На широком лбу темнел синяк. Штаны его были порваны на коленях, а драная сорочка висела мешком. — У него голодный вид.

— Хотелось бы кумысу, — сказал Тэмуджин.

— Ты его и получишь, — пообещала Хадаган.

Чилагун пожал плечами.

— Видишь, какая у нас сестра, — сказал он. — В нашей юрте она иногда говорит отцу, что ему делать.

— У вас добрая сестра, — заметил Тэмуджин. — Здесь я не видел слишком много доброты.

Бурдюки с кумысом и кувшины висели на одной стене. Хадаган налила кумыс в кувшин и понесла ему. Чилагун взял у нее кувшин из рук и пролил несколько капель, а потом поднес к губам мальчика.

— Они хоть раз снимали с тебя колодку? — спросил Чилагун.

— Нет.

— Ты и спал в ней?

— Да. Таргутаю хотелось бы изуродовать меня этой колодкой, если прежде меня не забьют до смерти.

— Ему легче было бы отделаться от тебя, — сказал Чимбай.

— Это он предоставляет другим. А тем временем он может показать своему роду, как я беспомощен.

— Беспомощен! — садясь, с хохотом сказал Чимбай. — Я слышал совсем другое. Сын одного воина рассказывал мне, сколько потерь они понесли, когда ловили тебя. Он сказал, что твоя семья задерживала их, пока ты уходил. Они не ожидали, что женщины и дети устроят им целое сражение.

— По крайней мере, моя мать и братья теперь в безопасности, — торжествующе произнес он. — Говорят, вы сулдусы.

Чимбай кивнул.

— Отец присоединился к стану Таргутая после смерти матери. Он — Сорхан-шира, глава нашего рода. Я — Чимбай, а это мой брат Чилагун. Сестру зовут Хадаган.

— Как это жестоко, — сказала Хадаган, — набить тебе на шею колодку и так обращаться.

— Наша сестра не всегда тверда, как скала, о которой говорит ее имя, — заметил Чимбай. — Она никогда не откажет в заботе самым слабым барашкам. Но она права: ты еще мальчик, чтобы с тобой так дурно обращаться. — Он наклонился к Тэмуджину. — Ты можешь спастись. Поклянись верно служить Таргутаю. Откажись от своих притязаний. Сохранишь жизнь, а потом… даже раб может подняться… А так ты долго не протянешь.

— Таргутай занял мое место. Не для того моя мать боролась за мою жизнь, чтобы я склонился перед Таргутаем.

Тэмуджин пошевелил пальцами. Лицо исказилось от боли. Видимо, причиняла ее колодка. Чилагун дал ему еще кумыса. Хадаган слила сыворотку в большой кувшин, оставив творог в котле. Она собиралась его позже высушить на солнце.

— А ты упрямец, Тэмуджин, — сказал Чимбай, — и храбрец, несмотря ни на что.

К ним подошла Хадаган.

— А мы можем снять колодку? — спросила она. — Вы можете сторожить его без нее.

— Поговорили, и хватит. — Чимбай повернулся к Тэмуджину. — Будь моя воля, я бы тебя отпустил, но отец выколотит из меня душу за неподчинение приказам тайчиутов.

— Таргутай пытался взять приступом ваше убежище? — спросил Чилагун. — Говорят, двоих ранило.

— Пытался, — ответил Тэмуджин. — Потом они отступили, и Таргутай кричал, что хочет взять меня одного, а других отпустит.

— Это на него похоже. — Чимбай потрогал пробивающиеся усики. — Мы с отцом и с ним охотились не так давно и взяли бы больше дичи, если бы он не попридержал людей. Осторожность — хорошая черта, но…

Хадаган коснулась руки Чимбая.

— Пусть сам расскажет, как было дело.

Тэмуджин улыбнулся ей. Другие мальчики никогда не смотрели на нее такими глазами, будто находиться рядом с ней — уже счастье. Она потупила очи. Но это всего лишь его благодарность за кумыс и добрые слова.

— Мать и братья настаивали, чтобы я бежал, — сказал узник. — Я понял, что могу увести врагов от них, поскольку нужен был только я. Они не видели меня, пока я не поднялся в гору. Я ехал в леса, что поблизости от горы Тэрпон. Чаща там такая, что лошади не пройдут, и тайчиутам пришлось бы идти в обход. Я хотел сделать круг и ускользнуть.

Тэмуджин сделал передышку.

— Я прятался три дня, надеясь их переждать. Потом я решил бежать, но когда я повел лошадь вниз по склону, сзади что-то упало, я оглянулся и увидел, что седло соскользнуло со спины лошади.

— Ты плохо подтянул подпругу, — сказал Чилагун.

— Ничего подобного. Все было в порядке, и все-таки седло оказалось на земле. Духи меня предупреждали, чтобы не высовывался: только это и приходило в голову. Я прождал еще три дня, а потом пошел вниз. Я не заметил никаких людей, но вдруг белый камень, большой, как юрта, выкатился передо мной и загородил мне дорогу.

— Опять знамение? — спросил с улыбкой Чилагун.

— А что еще? Там наверху, поближе к Небу, я чувствовал присутствие Тэнгри. Раз, когда ветер засвистел в соснах, я услышал шепот, приказавший мне вернуться. Как ни был я слаб и голоден, не подчиниться я не мог. Еще через три ночи мне оставалось бы лишь лизать подтаявший снег и насыщаться несколькими ягодками. Я вернулся к камню и стал обходить его, молясь, чтобы враги уже отказались от охоты на меня. — Тэмуджин перевел дух. — А они ждали. Обложили лес и ждали.