Повелительница лабиринтов

Глава 23. ИСПЫТАНИЕ ВЕНЦА ВЕРНОСТЬЮ.

"Не заслоняй от меня солнца..." - слова, сказанные Диогеном Александру Македонскому, который обещал исполнить любую его просьбу.

Август, 1959 год.

 Смерть Василия настигла внезапно, не дав ему дожить двух месяцев до возраста «круглого отличника». Еще одиннадцать дней назад он шутил по поводу своего осеннего юбилея, что скоро перешагнет «возраст круглого отличника из двух пятерок», чтобы затем перейти к «десятичному исчислению старого младенца», для которого возраст измеряют уже не месяцами и годами, а десятилетиями. Но оказалось, что его время уже нужно было измерять днями. Они с ним родились в один год, и мечтали так и помереть: в один день. Но не судилось. Быстро пролетела жизнь в суете и хлопотах. Все казалось, что стоит лишь еще одно испытание пройти, и можно будет начать жить в полную силу и в радость себе.

 Зинаида пыталась собрать свои мысли в одно целое, но они разбегались как цыплята из перевернутой корзинки, каждый стараясь забежать в свой потаенный угол в курятнике, в котором и так уж с их появлением царил переполох. Хотелось сорвать с головы платок, чтобы вновь накрыть ею корзинку, восстановив недавний мир в птичьем царстве.

 Но мысли платком не накроешь, они любят свободу, чтобы парить в своем полете неведомо откуда и куда.

 С уходом из ее жизни Василия, в ее жизнь уж не вернуть той гармонии, в которой она прожила со своим суженым три с полтиной десятка лет. Их семейная жизнь была все эти годы столь размеренна и предсказуема, что даже мысли у них были одинаковы и в мелочах, и в главном. Да и могло ли быть иначе? Шутка ли – столько лет прожито вместе душа в душу. А кажется, совсем недавно, два семнадцатилетних подростка вышли из-под венца Творца, чтобы больше никогда не уже разлучиться!

 «И только смерть разлучит нас…» Да, только она и смогла ее разлучить с Васей. Ну отчего мужчины так быстро покидают своих любимых? Ведь столько преград они преодолели вместе, и оставались каждый раз вместе. А теперь, когда все трудности уже позади, ей приходится всю свою жизнь начинать с начала, уже без него. И как ее начинать, с чего?

 Зинаида отрешенно наблюдала за суетой, словно не ее касалось то событие, ради которого собрались все родственники в крохотном их дворике возле дома, про который теперь уже никто не посмеет сказать, что это сарай. Во всем видны Васины умелые руки. А теперь уж нет тепла в его руках, как нет в них жизни. Слез уже не было. Она выплакала их еще вчера. Не помнит, как прошел вчерашний день, как минула эта страшная и одинокая ночь. Помнит лишь, что ее сердце, сжимаясь от боли, заливало лицо соленой влагой весь день и всю ночь. Только солнцу ранним утром удалось высушить их. А может, просто закончилась в глазах та жидкость, которая способна смыть с души любое горе? За эту, такую долгую ночь, вся жизнь, год за годом, вновь проплыла перед ее глазами.

 Да, скоро ей ехать за ним, за ее Васей. А тогда он прибежал за ней с хутора на бахчу, где грузили на арбу с волами уже в четвертый раз арбузы и дыни. Сколько же их уродило в том году, когда три дня горел их курень. Строили с весны до глубокой осени всей родней для молодых, а сгорело все за три часа. Вот догорало и дымило еще на третий день. Ничего не осталось. Хорошо еще, что соседи успели вывести коней и другую живность с баз и катуха. А вот технику с сарая забрать не успели. И амбар полыхнул так, что даже по улице нельзя было подъехать бочке с водой, чтобы загасить еще то, что не успело заняться.

 Ой, что это она сидит и грезит, когда сегодня столько дел и хлопот в ее доме. Да теперь это лишь ее дом: без Васи и детей. Дети разъехались раньше, а теперь и Вася ее покинул навсегда. Как теперь жить?

 Вместо ответа, сознание достало из памяти вновь Василия, но уже в другой раз, когда их пришли раскулачивать Советы, она была дома, а он прискакал от родителей, где помогал молотить зерно на базу. Да только ничего он поделать не смог ни сам, ни братья его со свекром, что прибежали вслед за ним. Власть тогда пришла красная и кровавая. От нее было уже не спастись. С ней оставалось лишь ужиться, как с ненавистной свекровью, с которой и жить невозможно, и избавиться нельзя.

 Другое дело, белые. Те, что пришли перед коммунистами. Тогда, когда они пришли к ее отцу в курень, долго гутарили о чем-то с ним, а потом вместе с ее братьями нагрузили арбу мешками с зерном и разным провиантом для казаков. Утром, часа в четыре, братья впрягли в арбу волов. А отец поцеловал в лоб, перекрестил ее и отправил свою дочь старшую, Зинаиду, под Ростов вместе с казачьим обозом вдогонку отступавшей армии. Сколько годков ей было тогда? Только четырнадцать лет стукнуло! Зинаида вспомнила ту дорогу длиною в десять дней по бескрайним степям вдоль Дона. Ее, тогда юную, но уже статную, девицу, с косами в руку до поясницы и грудью, что не смотря на завидный размер не требовала лифчика из-за своей упругости, отпустили одну вместе с казаками.

 Обратно, домой в хутор возвращалась уже не одна, а с Митричем , соседом по ее хутору, и еще двумя казачками с соседнего хутора. Как только арбу разгрузили, так и добавили ее вместе с волами в тот маленький обоз из пяти пар волов, которым управлял старый казак. Как ее, молодую, что называется «в соку» девицу не тронули казаки в пылу войны, когда кровь вокруг лилась рекой, она и сейчас понять не могла. А ведь голодные на женщин были воины, да и смерть вокруг гуляла свободно, словно дикая кобылица в степи. Но не тронули молодую видную казачку с маленького хуторка. Значит, честь была у них, потому знали ей цену, не допуская силой ее отбирать у более слабых, чем они. Не тронули ее и фашисты, они хоть оккупантами пришли на ее Дон, но тронули: ни ее, ни Настеньку, А красные криком кричали об их зверствах.

 А уж как коммунисты их с Васей раскулачили, то погрузили они весь свой скарб на соседскую подводу. Впрягли в нее свою последнюю пару коней. Ту, что сердобольная власть им оставила то ли на проживание, то ли для выживания. Да и подались всей молодой семьей в город начинать новую жизнь, раз в привычной сельской на станице им не осталось места, чтобы более уж не искушать судьбу свою и детей.

 Долго тогда им пришлось скитаться по съемным сараям и подвалам, пока наступил тот день, когда Василий прибежал домой радостный и возбужденный. Подхватил он на руки деток: Михаила и Настеньку - они тогда еще совсем малышами были. Потом взял ее под руку, и ничего не говоря и объясняя, зашагал торопливо с ней, такой весёлый и уверенный, на соседнюю улицу, чтобы привезти к сараю в глубине одного из дворов, который с той поры стал домом ее семьи. Вот уж двадцать три года минуло, как Василий перестроил сарай под жилой дом.

 Уже десять лет, как они с Васей выплачивают ту часть своего дома, которая по договору с жилкоммунхозом осталась за государством. Да видно, теперь уж одной, ей не выплатить этой доли. А может, без Василия не нужен этот дом? Дети давно разлетелись, словно птицы, а Василия уже не будет рядом, как не будет на ее плечах больших горячих рук поверх распущенных волос.

 Внезапно Зина забеспокоилась, услышав, как ходики в гостиной прокуковали десять. Где же Наточка? Ах да, поезд приходит после одиннадцати, она же в телеграмме писала. Память стала подводить. А вот когда они перед войной переехали из станицы в Луганск, ей Вася завидовал. Она тогда с легкостью запоминала целые страницы из книг, которые удавалось прочесть в свободные минуты. А ему трудно давались бухгалтерские отчеты в жилищной конторе, куда устроился счетоводом. А после войны и вовсе, сказалась его контузия в 43-м, стал забывать многие обычные дела и события. Но Зинаиду это не очень беспокоило. Главное, что Вася вернулся живым и невредимым, чего нельзя сказать о многих и многих женщинах, которые остались совсем без мужчин в семье. А ее Вася всю войну прошагал рядовым пехоты, все четыре страшных года.

 Да, тогда война пощадила ее, и вернула Василия домой. А теперь вот, обошлась с ней жестоко. Не думала и не гадала Зина, что, не успев дожить шестой десяток, ей придется вдовствовать. Конечно же, она кроме Васи никого из мужчин рядом с собой даже в мыслях представить не может. Хотя многие мужчины еще заглядываются на ее казачью стать, да и коса ее вокруг головы еще в три кольца укладывается, хоть седина и осветлила ее темно- каштановые косы, которые так любил Василий.

 Зинаида вдруг встрепенулась, вспомнив, что на похороны нужны платки и нарукавные повязки поминальные. Подошла к своей кормилице: швейной машинке немецкой марки Зингер. Присела за нее и вновь замерла, сдерживая слезы, которые пытался выдавить комок, застрявший в горле. Потом уткнулась головой в руки, что положила на ровную поверхность сложенной машинки, прямо поверх кружевной накидки, и, уже не стесняясь, в голос зарыдала, давая волю накопившейся в груди боли.

 Темнота за закрытыми веками успокоила. Ей удалось совладать с собой. Но покидать темноту закрытых глаз не хотелось. Запах машинного масла от чудесного творения Зингера унес в детство. Не ведомо зачем, память открыла Зинаиде картину воскресного дня, когда отец, вернувшись с ярмарки в станице, где распродавал свой товар сельского портного, подарил ей швейную машинку в день ее восьмилетия. Мать тогда еще долго сетовала о том, что на три золотых лучше бы еще одну корову в хозяйство купить, чем такую игрушку девчонке.