Повелительница зеркал

Как Ника легла на продавленную пружинную кровать, застеленную потем-невшим от сырости тюфяком, она не помнила. Наверно, уже «спала в одном ботинке». И сейчас девочка с тоской оглядывала чердак, где ей предстояло жить все лето.

Стены «радовали» глаз полным отсутствием обоев. Потолка не было вообще — его заменяла крыша, выложенная изнутри досками и рубероидом. Мебели в комнате было мало: кровать, на которой Ника сидела, сундук, буфет, стол и большой кусок зеркала, неровный, словно отколотый. Довершало картину большое окно.

По полу были разбросаны вещи Ники. Видимо, утром она раздевалась на ходу.

Спрыгнув с кровати и очутившись на холодном деревянном полу, Ника заметила свой рюкзак.

«Наверное, папа утром принес», — подумала девочка, расстегивая его и выбирая, что бы одеть.

Остановившись на желтой футболке с английской надписью и на голубой джинсовой юбке, Вероника подошла к неровному зеркалу. В нем отразилось за-дорное веснушчатое лицо под копной рыжих волос и крепкая, почти мальчишеская фигурка. Повертевшись перед зеркалом, Ника констатировала:

— Сойдет для сельской местности, — и спустилась по лестнице в сени.

В сенях, завеленных грудой ненужного хлама, имелось две двери. Одна, не-большая, некогда покрашенная, но теперь облупившаяся, была приоткрыта. Из-под другой, обыкновенной, обитой старым дерматином, доносились дивные запахи. Изрядно оголодавшая Ника нетерпеливо распахнула её.

Ее взгляду предстала большая комната, с полом, застеленным пожелтевшим линолеумом, и некогда голубыми обоями. Одну из стен заменяла большая белая печь. Посреди комнаты стоял небольшой деревянный стол и четыре стула с высокой спинкой. Еще из мебели был диванчик цвета болотной тины, притулившийся между двумя окнами, и огромный телевизор с маленьким, засиженным мухами экраном, гордо возвышающийся на видавшей виды табуретке. Возле печки теснились разномастные шкафчики, набитые кастрюлями, сковородами и прочей утварью. Завершал картину совсем уж допотопный холодильник.

«Какое всё древнее!» — с унынием подумала Ника.

Но настроение быстро поднялось: на столе обнаружилась целая стопка горячих, свежеиспеченных блинчиков. Желудок свело от дивного запаха. Рука немедленно потянулась к тарелке.

Внезапно откуда-то из-за печки выскочила мама.

— Проснулась, зайчик? — бодрым голосом спросила она, но, заметив дочь, тянущуюся к блинам, задала второй вопрос: — Это еще что такое?! Немытыми руками?!

Ника, только что заметившая мать, появившуюся ниоткуда, даже отдёрнула руку.

— Я… э.… Откуда ты появилась? И откуда появились блины?

— Отвечу на первый вопрос, — всё ещё грозным голосом проговорила мама. — За печкой есть узкий проход, ведущий в маленькую комнату. Отвечу на второй вопрос, — мамин голос потеплел и стал довольным: — Это я приготовила.

— Ты? — удивилась Ника. — Но разве ты умеешь обращаться с печкой?

— Думаешь, бабушка есть только у тебя? — мама подмигнула Нике и плюхнула ей на тарелку кипу блинов. — На, лопай! Хочешь со сметаной? А после выпьешь стакан молока.

— Но откуда всё это — сметана, молоко? — спросила Ника, жуя.

— Новые соседи, — Соня снова подмигнула. — Я уже успела сбегать к бабе Зине — соседке нашей. Ты её еще увидишь — костлявая такая, растрёпанная, на ведьму похожая.

«На ведьму похожая… на ведьму похожая…», — эхом пронеслось у девочкив голове, и ей сразу вспомнилась вчерашняя жуткая станция. Непрожеванный кусок блина застрял в горле. Ника быстро запила его молоком и, поприветствовав сонно выползающего из-за печки отца, вылезла из-за стола, направляясь к двери.

— Ника, — окликнула ее мама.

Та со скорбью во взоре посмотрела на Соню.

«Ну вот, сейчас заставит что-нибудь делать!» — подумала девочка.

— Ты не могла бы погулять с Сэлли? — спросила мама.

Ника покорно кивнула.

— Только прежде можешь позвонить Захару, — Софья протянула свой «Си-менс».

— Ты зарядила его? — радостно спросила Вероника, набирая номер.

— Да, здесь, оказывается, есть розетка, — проворчала мама. — Ладно, иди, и передавай Захару и Кате привет.

Ника вышла на крыльцо, держа телефон возле уха. За ней посеменила Сэлли.

— Алло, — Захар взял трубку, — Верка, привет!

Так называл ее только он один, и Нике это очень нравилось.

— Привет, Захар! Как дела? Как Катя?

— Да хорошо всё! Вы-то как? Нормально добрались?

— Нормально, — подтвердила Ника. Она решила не рассказывать брату про жуткую станцию. — Мама и папа шлют вам привет!

— Ага, им тоже привет! — внезапно голос Захара стал озабоченным. — Слушай, Верка, насчёт папы, хочу предупредить… — тут связь оборвалась, и пошли частые гудки.

«Странно, — подумала Ника. — О чём таком Захар хотел предупредить?»

— Ладно, Сэлли, — обратилась Вероника к болонке, надевая ей шлейку. — Идём гулять.

Переобувшись в кроссовки, Ника спустилась с крыльца.

Дом снаружи был бурым, с облупившейся краской, а забор — хлипким и с дырками. При тщательном рассмотрении, деревня оказалась двумя улицами с домами, расположенными зигзагом. В прогалке между двумя соседними домами виднелся еще один дом, уже на следующей улице.

Ближайшая к железной дороге улица, на которой Вероника и жила теперь, звалась Первой. Другая улица, соответственно, Второй. Дома были пронумерованы, но как-то странно. Первый дом располагался в самом конце улице — рядом с восемьдесят восьмым и сорок третьим. И это несмотря на то, что всего в деревне было от силы домов тридцать! У Ники был дом номер шесть — он соседствовал с пятнадцатым и пятьдесят седьмым.

Параллельно Первой улице шла узкая дорожка, посыпанная гравием. Дальше виднелся высокий холм, на котором росли три огромных дуба, тесно прижавшихся друг к другу, словно сросшихся. На склоне теснился небольшой ельник, а за ним — железная дорога.

Ника и Сэлли, прогуливаясь по Первой улице, любовались здешними красотами, как вдруг заметили черную и ободранную кошку, чинно восседающую на заборе восемнадцатого дома. Сэлли, неравнодушная к кошачьему племени во всех смыслах, натянула шлейку и, оглушительно лая, ринулась к кошке. Та с мявом сиганула на землю, помчалась к дубам и в мгновенье ока забралась на ветку. В результате кошка была презрительно облаяна и благополучно забыта.

— Ладно, Сэлли, — утешила болонку Ника. — Перестань. Эта особа не стоит твоего лая!

Внезапно девочка услышала странные крики, доносившиеся с конца дерев-ни. Кто-то кричал:

— Лунька! Лунька! Полнолуния! Где ты, чертова кошка?!

По Первой улице, горланя во всё горло, шагала рослая девчонка очень странной наружности. Особенно в глаза бросалась прическа: короткие косы ярко-красного цвета. Ещё на девице были надеты красная футболка и черный пиджачок, подчеркивающий легкую угловатость фигуры. Черные брюки, красные кеды и кровавый маникюр завершали картину. На шее болтался черный амулет.