Повенчанные небесами, или Моя маленькая тайна

Богдан возвращается со стаканом, помогает мне сесть.

— Богдан… — Напоминаю о своем вопросе, принимаю стакан из мужских рук и выпиваю половину.

— Я не мог до тебя дозвонится. Испугался, что что-то случилось. Приехал к тебе домой.

— И как давно… ты здесь… засыпаешь?

— Вечером уходил, но сегодня твоя мама уснула, и я не стал ее тревожить.

Вроде бы все просто и логично, но это далеко не так. Богдан здесь, а значит…

— Да, Юлиана. Я видел Снежану, — договаривает, словно читает мои мысли, и я отвожу взгляд. — Она — самое лучшее, что я увидел за все время, как ты уехала.

Перевожу взгляд на место, где стояла детская кроватка. Ее нет.

— А где…

— Марина Олеговна попросила переставить кроватку в большую комнату, пока тебе не станет лучше.

— Тебе папа дал мой адрес? — Меняю тему, потому что пока не готова говорить с ним о дочери.

— Что? А… Нет. Он знал только старый. Твой адрес я узнал от Петровны, помнишь, у которой…

— Я поняла, — перебиваю Богдана.

Как бы не доверяла Петровна своим знакомым, но мои паспортные данные все-таки она записала.

Только о нашей с Богданом ночи я тоже пока не готова говорить.

— А Игорь Алексеевич, — продолжает отец моей дочери. — Он сказал, что ты перестала с ним общаться.

— Что?! — переспрашиваю и смотрю на Богдана. — В каком смысле?

— Он сказал, что ты не отвечала на его звонки и не ответила ни на одно сообщение.

— Богдан, но он ни разу мне не звонил, — произношу тихо, и мне заранее не нравится, что сейчас услышу.

— Юлиана я сам видел его сообщения и звонки. Ни одного ответа, и ни на один звонок не было соединений.

— Да быть такого не может. — Хочу подняться. От резкого движения кружится голова, и я едва не падаю.

Богдан вовремя успевает поймать.

— Юлиана, тебе не стоит так резво вставать.

Между нами тонкая преграда из ночной сорочки, которая совершенно не спасает. Я чувствую тепло мужского тела и слышу стук его сердца. Голова кружится то ли от слабости, то ли от его близости.

— Я хотела взять телефон… — шепчу еле слышно. — Там, на тумбе.

— Я знаю. Я бы принес его. — Мужской голос звучит приглушенно и пробирает до мурашек, но Богдан не спешит отпускать меня.

— Я… Я в порядке. Спасибо…

— Юлиана, — шепчет и утыкается в мои волосы.

— Богдан, нет. — Упираюсь руками. Я даже не представляю, как от меня сейчас пахнет, но явно не розами. — Я… Я тоже писала ему, но также не получила ни одного ответа. А потом перестала…

Наконец, Богдан отстраняется, но все равно смотрит мне в глаза. Настенное бра, которое я включила, когда проснулась, не дает много света. Лицо Богдана в тени, но я чувствую, как он хмурится.

— Ты мне не веришь?

— Верю, — отвечает, но при этом хмурится еще больше.

— Мне нужно умыться.

— Проводить?

— Нет. Я в порядке.

— Юлиана, я могу кое-что проверить в твоем телефоне?

— Да. На нем не стоит пароль, — отвечаю прежде, чем успеваю подумать, и даже не проверив входящие.

* * *

Добираюсь до ванной и сама пугаюсь своего отражения в зеркале. Лицо, шея, грудь, руки — все покрыто сыпью. Включаю воду и осторожно умываюсь. Стараюсь не смотреть на обезображенное лицо. Сейчас я похожа на жабу, и показываться в таком виде совершенно не хочется. Только выбора у меня никакого нет, и я выхожу из ванной.

Богдан разговаривает по телефону, и до меня долетает обрывок его разговора:

— Не знаю, Паш. Это вряд ли. Почему? Да потому что Юлиана уехала раньше. Вот почему! Не успела бы Дарья добраться до ее телефона. Нет, Паш, никакого черного списка у Юлианы нет… Да помню я, что и у отца ее номер тоже открыт… Посмотри еще раз. Так! Нет! Давай, я сейчас тебя наберу с номера Юлианы… Все. Отбой. Сейчас перезвоню…

Богдан отключает звонок и берет в руки мой телефон. Пока он снова звонит, тихонечко крадусь в большую комнату к своей малышке. Моя крошка спит как звездочка — широко раскинув ручки и ножки. На ее ручках надеты специальные рукавички антицарапки, явно большего размера, чем я покупала.

— Юлиана? — шепчет мама, проснувшись. — Тебе лучше?

— Да, мам, спи. Все хорошо.

Машинально касаюсь груди. Я не кормила грудью дочь, как слегла с температурой, и, боюсь, что молоко перегорело.

Осторожно прикрываю им дверь и иду в свою комнату. Сильнее запахиваю полы халата, чтобы не было видно сыпи на шее и груди, только лицо все равно не скроешь. Несмотря на то, что подошла я совершенно бесшумно, Богдан сразу поворачивается в мою сторону.

— Как себя чувствуешь? — спрашивает обеспокоенно вглядываясь в мои глаза, словно пытается увидеть в них ответ.

— Хорошо. Ты зачем Павла разбудил? Мог бы утром позвонить. — Отворачиваюсь от его пристального взгляда.

— Он еще не спал. Это здесь уже почти утро, а у нас… Там, — исправляет себя Богдан. — Еще, можно сказать, детское время.

— И все равно. — Опускаю лицо и прикрываю его рукой. — Не смотри, пожалуйста.

— Юлиана, не обращай внимания. Это всего лишь сыпь, которая скоро пройдет. Уже намного лучше…

— Лучше?! — переспрашиваю испуганно. Как же я тогда выглядела, если сейчас «уже лучше»?

— Намного. Держи… — Он протягивает мне телефон. — Я позвонил ему с твоего номера. Надеюсь, ты не будешь сильно меня ругать? — Пытается улыбнуться, но мне не до этого. — Завтра он еще раз встретится с твоим отцом и посмотрит его телефон.

Богдану удается привлечь мое внимание.

— Думаешь, ему добавили мой номер в черный список?

— Думаю, да. Но есть одна неувязочка.

Он кивает на мой телефон, который я опять не проверила на входящие. Все равно пока не готова решать рабочие вопросы.

— Какая?

— Тогда бы и он у тебя должен быть в черном списке.

— Почему?

— Потому что ты тоже не получала его сообщения, — повторяет Богдан.

— Значит, папа действительно мне звонил и писал?

— В том-то и дело, что звонил, Юлиана. Я бы не стал тебя обманывать, чтобы просто успокоить.

— Но я не блокировала его. У меня никого нет в черном списке, потому что очень много звонков по работе.

— Да, я видел.

За окном ночь, и я совершенно не знаю, как быть с Богданом. Вроде бы теперь я могу закрыть за ним дверь, но как сказать ему об этом, не представляю.