Повенчанные небесами, или Моя маленькая тайна
Шрифт:
— Кто такой Славик? — Решаю уточнить.
— Муж Даны.
Черт! Вот сейчас я был на грани, а неизвестный мне Славик буквально на волосок от несчастного случая.
— И?
— Мне, наверное, показалось. — Пытается отмахнуться, но сама в это не верит.
— Что тебе показалось?
— Что он был не один.
Смотрю в направлении, куда ушел мужик с силиконовой Барби, но их уже не видно.
— Это тот тип, который лапал за задницу блондинку, что ли?
— Богдан! — шикает на меня Юлиана и косится на Снежану.
Чертыхаюсь
— Снеженька, солнышко мое, — шепчу на маленькое ушко и виновато кошусь на Юлиану. — Не надо повторять плохие слова. Я больше не буду так говорить. — Извиняюсь перед дочкой. — Хорошо?
Замечаю, как складочка на лбу Юлианы разглаживается, и лицо светлеет.
— Богдан, — мягко журит меня, но при этом не сдерживает улыбку.
И от ее взгляда я плыву.
— Честно-честно не буду, — обещаю, глядя в самые прекрасные глаза, а у самого карман жжет колечко, купленное когда Юлиана болела.
У меня из головы никак не выходит Славик. Мне показалось, что мимо проходил именно он. Но в то же время, хорошенько я не разглядела. И не уверена, что стоит говорить Дане о своих подозрениях. Вдруг я ошиблась? Тем более Данка в последнее время ходит такая счастливая.
Богдан сам умывает Снежану, пока я сообщаю маме новость про папу. Мама хмурится, но ничего не говорит. Она всегда молчит, если что-то касается папы.
— Мам, скажи что-нибудь, — прошу ее.
— Что тебе сказать?
— Ты так реагируешь, будто знала, что он приедет.
Мама молчит.
— Мама!
— Знала. Инайят говорила мне о «возвращении прошлого», — признается нехотя.
— Ты опять ходила к гадалке?! — Я никак не понимаю, откуда у нее, да и вообще у людей, такая тяга знать будущее.
— Нет.
— Тогда откуда такая информация?
— Об этом она сказала еще до того, как мы с твоим отцом развелись.
— Это как так? — Не совсем ее понимаю, а по моей спине пробегает неприятный холодок.
— Вот так. — Мама тихо вздыхает и качает головой. — Нам не нужно было ехать в тот год на море. Инайят предупреждала, что домой я приеду одна, а твой отец… Он вернется только через двадцать пять лет, — произносит с грустной усмешкой. — Но я ей не поверила. Мы поссорились. Я ответила, что она мне просто завидует, потому что сама не может себе этого позволить. Тогда Ина еще не занималась всем этим. Она подрабатывала уборщицей в магазине, чтобы хоть как-то помогать матери.
Мамино признание вгоняет в меня в ступор.
— Но… Как она узнала?
Несмотря на то, что все предсказанное мне тоже сбылось, я считала это обычным совпадением, но никак не умением видеть будущее.
— Я не знаю, Юлиана. Но тогда я действительно вернулась домой одна, точнее с тобой. Брат разбился на мотоцикле, и мне пришлось срочно вылететь,
чтобы успеть на похороны. Билетов больше не оказалось, как и свободных мест. Папа должен был прилететь на следующий день. Но он не прилетел. А через месяц сообщил, что хочет получить развод.— Мам, ты никогда не говорила мне, почему вы с папой развелись.
— А что мне было говорить? У нас все было хорошо. Счастливая семья. А потом его как будто подменили. Был один человек, а стал другой. Ни ты, ни я ему стали вдруг не нужны. Он просто взял и ушел. Точнее, не вернулся. Его словно сглазили. Сначала я хотела узнать у Ины, что случилось, но потом решила, что это все равно ничего не изменит.
— Не сглазили, а скорее опоили. — В кухню заходит Богдан со Снежаной на руках.
— Что значит «опоили»? — спрашивает мама, взяв у него Снежану.
— Вы ни разу не слышали, как можно опоить человека, чтобы он не понимал, что делает?
— Богдан… — Взглядом намекаю, что не нужно таких домыслов, но он лишь грустно усмехается.
— Я каждый вечер послушно выпивал перед сном чашку, которую мне лично приносили, и пребывал в святом неведении.
Хлопаю глазами и тихо ойкаю.
— Что такое? — Богдан в мгновение оказывается рядом, видимо, решив, что мне вдруг стало нехорошо.
Да, мне явно не по себе, но только совсем по-другому.
— Все в порядке. Я просто вспомнила… — Поднимаю взгляд на Богдана. — Папе ведь тоже Елена каждый вечер заваривала какой-то специальный чай.
— Вот вам и ответ.
Мама смотрит то на меня, то на Богдана.
— Пусть так. Но это нисколько не снимает его вины. Нечего пить и есть из рук чужих женщин. — Выносит окончательный приговор.
Она отдает мне Снежану и выходит из кухни. Смотрю ей в след и поворачиваюсь к Богдану.
— Ты ничего не говорил мне об этом.
— Поверь, я даже вспоминать не хочу.
— Извини.
— Тебе не за что извиняться, Юлиана.
— Диа. — Встревает Снежана, и я только сейчас замечаю, что один кулачок у нее зажат.
— Снежа, а в ручке у тебя что? Покажи маме, — прошу дочь, но она прячет кулачок за спину.
— Снеженька, давай маме покажем. Мы же с тобой договаривались, — просит Богдан, и дочь тут же разжимает свои пальчики.
На маленькой ладошке лежит изумительное золотое колечко со вставками из бесцветных сверкающих камней. И это совсем недетское украшение.
— Богдан, она еще очень мала для таких «игрушек».
— А это не ей, а тебе. Да, Снежана? Это маме?
— Диа, — подтверждает дочь.
— Давай, мы наденем его маме, можно? — спрашивает разрешение у нее, а не у меня, и Снежана согласно кивает, будто что-то понимает в этом. — Иди-ка сюда.
Он ставит Снежану на угловой диван нашей старенькой обеденной зоны, которую мы с мамой решили не менять, пока Снежа не подрастет. Богдан, обнимая, придерживает дочь одной рукой, а другой берет колечко и поворачивается ко мне.