Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)

И они занялись обсуждением предложений командиру корпуса по подготовке учений, на которых ждали присутствия Государя.

Эта история навсегда запомнилась Каледину. На всю жизнь.

Но завершение она имела самое неожиданное.

Кошелев докладывал о происшествии в полку сразу двум высоким начальникам – и дивизионному начальнику, и корпусному командиру.

И Шаповалов, вскочив из-за стола, почти забегал по кабинету, возмущаясь уже позицией генерала Троекурова, который настаивал на увольнении из армии и Каледина:

– Знаем мы, этих умников. От них вся зараза в армии. Выкорчёвывать калёным железом. Да он многократно опаснее Царевского. Ишь ты, обидчивый какой. Ничего, мы не такое терпели. И в люди вышли.

Шаповалов остановился напротив Троекурова, и, будучи натурой прямой, искренней, прямо тому и отрезал:

– Семён Кирсанович, а мы ведь с Вами по нужде терпим друг друга. Но моя вина больше, так как Вы – вынужденно, так как я сегодня над Вами, я Ваш командир, а вот я – от малодушия.

Голубчик, не о сотнике речь. Сотник – это что, в масштабах корпуса? На него-то и Вашей власти много, всё командир полка волен решить.

– А вот я – с должности Вас снять не волен. Не властен. Воля Государя надобна. Но и терпеть Вас в этой роли не могу более. В мирное время Вы бесполезны, а в военное – опасны. Зазря людей погубите, опять же – государству урон.

Троекуров сидел набычившись, тяжело отдувался. Лицо его было багровым и потным.

– Вы бы, голубчик, – подбежал к нему Шаповалов, – сами запросились на какую-то должность, поспокойнее.

– Начальник дивизии – глава огромного хозяйства. Тут надо поживее быть, а уж души своей не должен жалеть и подавно. А я Вам, от малодушия, Семён Кирсанович, блестящие аттестации выдам.

– В столицах таких важных генералов не хватает, страсть, – уже скоморошничая, специально едко, произнёс Шаповалов.

Троекуров тяжело поднялся, и ни говоря ни слова – вышел из кабинета.

Шаповалов даже повеселел:

– Остальные четыре начальника дивизий мне доставляют меньше забот, нежели пятый. Шесть полков под началом – шутишь? Тут с коня надо не слезать, всё ногами своими обмерить, а он – как же, уже более десятка лет в седло не садился. Где же такого коня найдёшь, чтобы такое благолепие выдержал? – и Шаповалов счастливо залился беззвучным смехом, повернувшись к начальнику штаба и Кошелеву, которого любил и чтил высоко, поэтому и повёл при нём такой разговор о начальнике дивизии.

– Ладно, на этом покончим. Сотника в обиду не давать. Тихонько, чтобы порядок знал, от меня порицание объявите. Но в личное дело не вносите. Ему это для воспитания. А не для острастки.

Но от Троекурова его уберу, Вы уж, голубчик, не обессудьте. Не даст он ему жизни, а на эскадрон назначу. Иначе – какой же я командир корпуса? А это ведь уже военачальник. Большая власть и большая ответственность дадена. Обязан своё слово держать. Иначе устройство армии порушается.

Так, в судьбе Каледина произошли крутые перемены. Но он не жалел об этом даже не в силу высокой должности, которую он обрёл раньше даже мыслимого срока, а потому, что дивизией, взамен генерала Пепеляева, назначенного ведать военным училищем, был определён дорогой его сердцу полковник Кошелев Юрий Алексеевич.

И, представляясь новому командиру дивизии, уже в генеральских погонах, Каледин не скрывал своей счастливой улыбки.

Не стал ворошить прошлое и начальник дивизии. Единственное, что сказал:

– Смелее берите эскадрон в руки. И жду от Вас дерзновенных решений. На широкую дорогу, если хотят достигнуть цели, выходят рано утром.

***

Забегая далеко вперёд отметим, что окончательно история с Царевским разрешится для Алексея Максимовича в годы Великой войны.

Его славная 8-я армия, находясь на острие Брусиловского прорыва, несла тяжёлые потери.

В один из дней генерал Каледин находился в боевых порядках головной дивизии.

В ходе наступления особенно стремительно и красиво действовал правофланговый полк.

Сразу было видно, что управляет боевыми действиями грамотный и подготовленный командир, который зря людей не подвергал ненужной опасности, умело использовал складки местности и огонь артиллерии для обеспечения наступления полка.

Командующий и направился в этот полк со своими чинами штаба.

Дрогнула рука командующего, которую он, как всегда тщательно и строго поднёс к виску, принимая доклад пожилого, в возрасте, командира полка.

– Ваше… Высокопревосходительство, 112 Измаильский полк ведёт наступление. Задача дня к 15.00 выполнена. Сопротивление противник оказывает слабое. Предлагаю, используя сложившуюся ситуацию – в полосе наступления полка ввести главные силы корпуса, что позволит развить успех войск всей армии.

За командира полка войсковой старшина Царевский.

Каледин легко соскочил с лошади и его штаб в недоумении застыл – командующий заключил в объятия войскового старшину и трижды его расцеловал.

Тот, в совершеннейшем расстройстве, не мог сказать ни одного слова, и только ошалело смотрел на командующего, а на его правой щеке при этом непроизвольно билась синяя жилка.

– Ваше Высокопревосходительство, – наконец опомнился войсковой старшина, – как старший по чину – вступил в командование полком за гибелью командира и его заместителя. В строй напросился сам, Ваше Высокопревосходительство, из запаса. Сидеть не мог в такой обстановке в тылу.

– Виктор Николаевич, я очень рад, что в пору испытаний для нашего Отечества, мы с Вами вместе. А … наши заблуждения молодости – оставим истории. На её суд.

И тут же повернувшись к начальнику штаба, повелительно произнёс:

– Командира полка на полк не искать. Лучше мы не найдём. Я лично знаю войскового старшину. Прошу сейчас же, мне на подпись, приказ о его назначении командиром полка. Кроме того – представление на производство в очередной чин и ходатайство о достойной награде за высокое воинское мастерство и мужество. Полагаю, Георгиевский крест, не меньшего, достоин герой.

По благословению командующего полковник Царевский вскоре буден назначен командиром дивизии, получит генеральское звание и погибнет в марте 1917 года.

Предотвращая глумление толпы дезертиров над генералом Духониным, он будет поднят ими на штыки.

Алексей Максимович глубоко скорбел по утрате даровитого военачальника, с которым его столь странным образом свела судьба, и молил Господа о его вечной памяти и о прощении ему грехов – вольных и невольных.

***

Но до этих событий пройдёт ещё много лет. А сегодня молодой сотник Каледин принимал эскадрон.