Поверженные буквалисты. Из истории художественного перевода в СССР в 1920–1960-е годы

В моем переводе:

…война (не за Свободу!) – зло; Ее – хвастливое Убийство родило.

Байрон находил, что

The drying up a single tear has more Of honest fame, than shedding seas of gore. (VIII, 3)

Дословно:

Осушение единственной слезы более заслуживает Подлинной славы, чем пролитие морей крови.

В моем переводе:

Нет! отереть хотя б одну слезу с любовью — Почетней во сто раз, чем мир обрызгать кровью.

Байрон утверждал:

And such they are – and such they will be found: Not so Leonidas and Washington, Whose every battle-field is holy ground, Which breathes of nations saved, not worlds undone. How sweetly on the ear such echoes sound! While the mere victor’s may appal or stun The servil and the vain, such names will be A watchword till the future shall be free. (VIII, 5)

Дословно:

Таковы они [войны] [123] и такими будут всегда; Но не так у Леонида и Вашингтона, Чье каждое поле сражения – святое место, Кто спасали жизнь [букв, «дыхание»] [124] народов, а не разрушали миры. Как сладки для слуха эти отзвуки! Пока обычные победители пугают и ошеломляют Раболепных и пустых [людей], подобные имена Останутся лозунгом, покуда будущее не станет свободным.

123

Военные почести. – A. A.

124

Здесь также не понят синтаксис оригинала: «breathes» – не существительное, а глагол: не «спасали дыхание», а каждое поле боя дышит спасенным народом, поет о спасенных народах. – А. А.

В моем переводе:

Мы знаем цену вам, «заслуги боевые»! Но славные поля, где бился Вашингтон, Где бился Леонид, – навек места святые: Не мир там рушили, там был народ спасен! Как услаждают слух нам имена такие! Они останутся (среди других имен, Приятных для рабов, заманчивых для моды) Бессмертным лозунгом грядущей в мир Свободы!

Будучи противником войн, будучи гуманистом, Байрон восставал и против всякой милитаристской бутафории и демагогии. Это звучит в десятках мест. Но, обличая ужасы войны, он умел разбираться в их причинах. Так, мы читаем:

Two villanous Cassacques pursued the child With flashing eyes and weapons… …And whom for this at last must we condemn? Their natures? or their sovereigns, who employ All arts to teach their subjects to destroy? (VIII, 92)

Дословно:

Два свирепых казака преследовали ребенка, Со сверкающими глазами и саблями… …Но кого, в конце концов, мы должны обвинять в этом? Их натуру? или их государей, употребляющих Всякие хитрости, чтобы научить своих подданных уничтожать?

В моем переводе:

Два диких казака, как будто на врага, Сверкая саблями, на девочку бежали… …Но кто здесь виноват? кого б мы обвиняли? Природу? иль царей, умеющих внушать Безгласным подданным, что надо – убивать?

Негодуя на ужасы войны, Байрон сочувственно говорит о проявлениях личной доблести, о воинском таланте, о пробуждении добрых чувств и т. п. В частности, говоря о Суворове и русских солдатах, он во многих местах подчеркивает эти моменты.

Вот ряд примеров (этими цитатами плюс последующие, относящиеся к другим темам, исчерпываются ВСЕ строки, где Байрон дает характеристику или оценку русских):

Suwarrow, who had small regard for tears, And not much sympathy for blood, surveyd The women… …with a slight shade Of feeling:.. …sometimes a single sorrow Will touch even heroes – and such was Suwarrow (VII, 69) Дословно: Суворов, кто мало обращал внимания [букв. – «глядел»] на слезы И мало имел сочувствия для крови, оглядел Женщин… …с легкой тенью Сострадания… …порою единичная скорбь Трогает даже героев, – а таковым был Суворов.

В моем переводе:

На слезы и на кровь Суворов далеко Податлив не был, но… На скорбных девушек глядел, и в сером свете Глаз – тень сочувствия была… …боль одного порой [125] Героев трогает. Суворов же – герой.

Дальше:

…[Juan] took his place with solemn Air ’midst the rest, who kept their valiant faces And levell’d weapons still against the glacis. (VI, 34)

125

Строго говоря, оригинальное «а single sorrow» – не «боль одного», а «некая скорбь», что, впрочем, отражено в дословном переводе. – А. А.

Дословно:

…[Жуан] занял своем место с торжественным Видом среди прочих, сохранявших смелые лица

И поднятое оружие против гласиса.

В моем переводе:

Вернулся, влился в строй, где каждый, бодр и смел, На гласис вражеский свой направлял прицел.

Дальше:

Cossacques were all cut… But perish’d without shivering or shaking. (VIII, 76)

Дословно:

Казаки были все перерезаны… [126] Но погибли без дрожи и трепета.

В моем переводе:

Их истребили всех… Но все бестрепетно удел встречали свой.

Дальше:

Was made at length with those who dared to climb The death-disgorging rampart once again. (VIII, 79)

Дословно:

Оказались, наконец, вместе с теми, кто дерзнули взлезть На изрыгающий смерть вал еще раз.

126

Не «перерезаны», а «отрезаны». В оригинале: «Cossacques were all cut off…». – A. A.

В моем переводе:

Попали наконец в тот уголок опасный, Где русским, лезущим на вал, каленый град Нес гибель…

Дальше:

The soldiers, who beheld him drop his point, Stoppd as if once more willing to concede Quarter… (VIII, 117)

Дословно:

Солдаты, видя, что он опустил свое лезвие, Остановились, как если бы еще раз попытались оказать Пощаду…

В моем переводе:

Увидя, что клинок он опустил, солдаты Сдержали свор напор: ему был каждый рад Жизнь сохранить…

Дальше:

’Т is strange enough – the rough, tough soldiers, who Spared neither sex nor age in their career Of carnage, when this old man was pierced through, And lay before them with his children near, Touchd by the heroism of him they slew, Were melted for a moment… (VIII, 119)

Дословно: