Поверженный демон Врубеля
Шрифт:
– И гостя этого не видели?
– Нет.
На этакую удачу Стас и не рассчитывал.
– Только, – добавила Галина, – он это… коньяк принес… Ванька-то больше водочку жаловал. И в одиночку не пил…
Глава 14
Снегурочка
Открыли не сразу.
А открыв, не спешили впускать. Людмилу разглядывали в щель внимательно, настороженно даже.
– Вы ко мне? – поинтересовалась Валентина.
– К вам.
– Проверять будете?
– Нет. Я… хочу поговорить о вашем дяде.
Валентина
– Тапочки возьмите, пожалуйста.
Валентина оказалась бледной невзрачной девицей той внешности, которая имеет обыкновение меняться крайне медленно. И возраст Валентинин никак не определялся. Ей могло быть и шестнадцать, и двадцать шесть, и куда больше. Она была худа и долговяза. И просторный байковый халат, в который Валентина куталась, лишь добавлял ее фигуре угловатости.
– Мой дядя был хорошим человеком… и документы оформил правильно… я здесь на законных основаниях живу.
Видать, вопрос документов, Пряхиным оформленных, и законности Валентининого пребывания в квартире был болезненным.
Три замка на двери.
Цепочка.
И сама дверь металлическая, массивная. Видно, что поставлена недавно.
– Прежнюю Зинка сломала, – Валентина набросила покрывало на кровать. – Извините, я спала… после смены только… и я не проститутка. Я диспетчером работаю. Такси.
Она вздернула подбородок.
– Вас, похоже, крепко… достали.
– Достали, – слабо улыбнулась Валентина. – Это верно сказано… Зинка-то рассчитывала себе комнату прибрать… двадцать пять квадратных метров.
Комната выглядела просторной.
Потолки высокие. Окно во всю стену. Прозрачные гардины… мебель новая, хотя и недорогая. Кровать. Комод. И пара полок. Узкий столик. Стул.
– Присаживайтесь. Я одна тут живу… и про дядю вряд ли расскажу многое. Мы с ним и не виделись-то… созванивались вот… мама его недолюбливала. Говорила, что пропащий он человек.
Валентина вздохнула и пригладила рукой встрепанные волосы.
– Она у меня очень правильной была… замуж вышла рано, за лейтенанта… с ним и уехала. Колесили много по всей стране. Потом осели за Уралом. Квартиру дали трехкомнатную. Папа до подполковника дослужился. Мои сестры… они мамины ожидания оправдывали.
Людмила кивнула.
Оправдать чьи-то ожидания – непростая задача.
– Отличницы… и в институты поступили. Машка – в медицинский, Ксанка – в педагогический… а я вот… рисовала хорошо, но и только. А рисование – это несерьезно.
– Как и музыка.
В музыкальную школу Людмилу отдали, потому что так было принято. А Людмиле понравилось. Слух у нее был абсолютный. И голос хороший, но мама воспротивилась.
Какой вокал?
Только фортепьяно… или на худой конец цимбалы… с цимбалами у Людмилы сладить не получалось. Но музыкальную школу она окончила с устойчивым отвращением к инструментальной музыке вообще и к цимбалам в частности.
– Да уж… и музыка, – Валентина
присела на кровать. – Хотите чего-нибудь? Чаю не предложу, это на кухню надо выходить, а там…– Зинаида.
– Пока я приехала, она из комнаты вынесла все, что было… мне вещей не жаль, дядя говорил, что у него ничего ценного нет, а вот картины… Я спрашивала, куда она девала. А Зинка делает большие глаза, мол, понятия не имеет, о чем это я. Не было картин никаких… вы не подумайте, я понимаю, что они ничего почти не стоят, но это же память! Я с дядей познакомилась, когда на выставку попала… то есть я рисовала, и мои работы в школе первое место заняли… мама тогда не слишком довольна была. Сказала, что лучше бы я так училась, чтобы первой… а картинки – это несерьезно. Рисованием жив не будешь.
В голосе Валентины проскользнули обиженные ноты.
– Тогда про дядю моего упомянула… что он всегда рисовал, а из этого ничего хорошего не получилось. Мне жуть до чего интересно стало, как это… я и нашла адрес. Мама все адреса хранила, она у меня очень аккуратная была… вот и написала письмо. Не думала, что ответит. А он ответил. Потом еще созванивались… он очень хорошим человеком был.
Валентина опять вздохнула.
– Потом мама умерла, и все… стало очень сложно.
Валентина точно знала, что в своей семье она не то чтобы белая ворона, скорее уж случайный человек. Не хватало ей ни характера, ни ума, ни таланта, о чем учительница по рисованию заявила матери, и заявила, нисколько не стесняясь Валентины.
– Ваша девочка, конечно, имеет некоторые способности. Но их слишком мало, чтобы поступать по профилю… максимум, на что она может рассчитывать, – стать оформителем.
В устах учительницы это звучало почти оскорблением.
Оформитель.
Разве это профессия? Мама была уверена, что нет.
Позже Валентина, конечно, поняла, что дело вовсе не в таланте, а в том, что собственный учительницы сын, на которого она возлагала немалые надежды, занял на городском конкурсе лишь третье место. И если второе получил сын мэра, с чем учительница готова была смириться, то первое, доставшееся Валентине, она полагала невероятнейшей несправедливостью.
Как бы там ни было, но с Валентиной стали усиленно заниматься. Конечно, не репетиторы, на репетиторов в семье денег не хватало, но собственные сестры. Чем хуже? У обеих высшее образование, и работа… и семьи… и необходимость тратить деньги на Валентину их не вдохновляла совершенно.
Но разве могли они ослушаться маму?
После занятий Валентина чувствовала себя тупой. Она ничего не понимала ни в химии, ни в биологии… и русский язык, по которому у нее стабильно были высокие оценки, оказался вдруг сложнейшей наукой.
– Да она дура! – Ксанка злилась. И злость свою вымещала на муже, человеке тихом, покорном. Она нарочно говорила громко, чтобы слышал не только он, но и все, кто был в квартире. – У нее мозгов меньше, чем у канарейки… только и способна, что малевать.