Поверженный Рим

— Мне нужны гарантии, — произнес севшим от напряжения голосом Саллюстий.

— Твоей гарантией буду я, — твердо сказал варвар, сидевший за столом по правую руку от Бастого.

— А кто ты такой?

— Я Валия из рода Балтов, — надменно произнес молодой рекс, резко поднимаясь на ноги. — И еще никто не посмел обвинить меня в том, что я не держу слова.

Саллюстий взял со стола кубок с вином и залпом его осушил. Верховный рекс готов пристально следил за квестором, словно ждал от него подвоха. Однако у Саллюстия, в сущности, не было выбора, и он очень ясно, несмотря на дрожь в руках и коленях, это осознавал.

— Хорошо, — наконец произнес он после затянувшегося молчания. — Я сделаю все, как вы скажете.

Магистр Евтропий был страшно раздражен неуместными притязаниями квестора Саллюстия. Этот негодяй вдруг заюлил в самый ответственный момент и потребовал от своих соратников твердых гарантий соблюдения взятых на себя обязательств. В противном случае он грозился рассказать о готовящемся заговоре епископу Нектарию.

— А что нам тот епископ? — ухмыльнулся Гайана, разливая вино по кубкам. — По-моему, его давно следовало придушить.

— Кого? — удивился Евтропий. — Нектария?

— Саллюстия, — поправил его магистр пехоты.

— С квестором придется подождать, — покачал головой Евтропий. — Рекс Валия Балт в городе.

— Кто тебе сказал? — насторожился Гайана.

— Саллюстий видел его в доме Бастого, — зло просипел евнух. — Квестор полагает, что рекс приехал за твоей головой. И представь себе, нашел поддержку не только у тестя императора, но и у епископа Нектария. Я тебе говорил, магистр, что с Бастым следует поторопиться.

— А деньги?! — взъярился Гайана. — Или ты думаешь, что легионеры бесплатно полезут на мечи франков.

— Деньги будут, — поморщился Евтропий. — Завтра утром ты получишь все до последнего медяка.

— В таком случае тебе не о чем волноваться, магистр, — усмехнулся Гайана. — Мы завалим франка в его логове. Надеюсь, комит доместиков нам поможет?

— Спросишь у него сам. Я пригласил его на встречу с Саллюстием.

— Воля твоя, Евтропий, но квестора я удавлю. — Гайана хрустнул пальцами и плотоядно улыбнулся. — Не люблю предателей.

— Ты его удавишь не раньше, чем мы узнаем у него место, где прячется Валия Балт. Нельзя оставлять рекса в живых.

— А сколько Саллюстий потребовал от тебя за его голову?

— Сто тысяч денариев.

— Вот гаденыш! — покачал головой Гайана. — Зачем ему деньги? Он ведь постник из постников.

— Гелиодор, — с облегчением выдохнул Евтропий. — Ну наконец-то.

Комит доместиков был ярым приверженцем епископа Демосфила, а потому Евтропий полагался на него как на самого себя. Другое дело, что далеко не все трибуны гвардейской схолы разделяли взгляды своего командира. Иные из них душой и телом были преданы божественному Аркадию, что создавало заговорщикам определенные трудности. Император, чего доброго, мог возмутиться произволом, чинимым в отношении его любимой супруги и тестя, что привело бы к новым жертвам. Конечно, Аркадия можно было устранить, но в этом случае Евтропию пришлось бы иметь дело с префектом Запада Стилихоном, который неизбежно бы вмешался в дела Константинополя от имени божественного Гонория.

Рослый, тучный комит доместиков не вошел даже, а вбежал в атриум, где его поджидали Гайана и Евтропий. На его побуревшем лице гнев был написан самыми яркими красками. Гелиодор обладал бычьей силой и буйным нравом, но умел себя сдерживать, когда этого требовали обстоятельства.

— Саллюстий не солгал, — выдохнул комит доместиков и припал к кувшину с вином, как теленок к вымени матери.

— Но зачем рексу Валии понадобилось приезжать в Константинополь?

— Гунны наконец-то избрали нового кагана и двинулись к Дунаю, — пояснил Гелиодор. — Я только что получил письмо от епископа Демосфила. Валии Балту необходимо заручиться поддержкой как Аркадия, так и Гонория, дабы сохранить за готами уже обжитые в Мезии земли.

— Вот оно что, — задумчиво протянул Евтропий. — И в благодарность за поддержку рекс Валия согласился помочь епископу Нектарию удержать Константинополь за никеями?

— Балт — язычник, — ощерился Гайана. — Ему все равно, что никеи, что ариане.

— По моим сведениям, его люди уже встречались с твоими готами, магистр пехоты, и заручились поддержкой значительной части из них, — сказал Гелиодор.

— Скверно, если это действительно так, — поморщился Евтропий. — Выходит, зря мы подозревали Саллюстия в коварстве. Впрочем, квестор корыстолюбив, а в нынешней ситуации это хуже, чем предательство.

— Я приготовил для него сюрприз, — сказал Гайана. — Пусть только переступит порог моего дома.

Квестор Саллюстий явился в гости к магистру пехоты в сопровождении трех охранников, чем позабавил высокородного Гайану. Охранники у квестора были ребята ражие, но ведь дворец Гайаны буквально ломился от вооруженных до зубов готов. Впрочем, трусоватый Саллюстий, скорее всего, просто боялся разъезжать по улицам Константинополя в ночную пору. И для подобных опасений, надо признать, у него были серьезные основания. В городе пошаливали не только готы, но и самые обычные бандиты, готовые обчистить любого, кто попадется им навстречу. Городские стражники префекта Стефания вели с ними беспощадную войну, но хозяевами улиц в ночную пору почему-то все равно оставались воры и убийцы.

Глава 3 Посольство

До комита агентов Перразия вести из Константинополя дошли с большим опозданием. Он еще дочитывал письмо Саллюстия, а в это время послы кагана Ругилы уже вступали в ворота Медиолана. Если верить сиятельному Саллюстию, то Ругила стал каганом после продолжительной и кровопролитной борьбы в результате компромисса между гуннскими беками и ганами. Причем на стороне Ругилы выступили анты и венеды, а его противника, сына Баламбера Гзака, поддерживали гунны и булгары. Гзак был убит в одном из сражений, что и предопределило избрание Ругилы. Правда, беки и ганы оговорили его избрание одним условием: Ругиле должны были наследовать не собственные сыновья, а сыновья Гзака, внуки Баламбера. Поначалу Перразий морщился, читая письмо Саллюстия, — к чему, спрашивается, такие подробности о делах варваров, живущих где-то в районе Боспора. Увы, как оказалось, проблема была не в многословии Саллюстия, а в дипломатических способностях Ругилы, который сумел без войны объединить вокруг себя множество племен, венедских, сарматских, аланских, угорских, булгарских, и одним махом раздвинул границы своей империи вплоть до Дуная.

— Как ему это удалось? — вопросительно взглянул Перразий на немолодого сотника, привезшего ему письмо Саллюстия.

Сотник Коташ, если судить по обличью и вооружению, был венедом и, возможно, знал о событиях, происходящих на Дунае, больше, чем префект Саллюстий, обосновавшийся в Константинополе.

— Ругиле, сыну бека Белорева, помогли наши волхвы, — пояснил Коташ. — Это они уговорили вождей вступить с гуннами в союз и признать верховным вождем кагана Ругилу.

— Зачем? — спросил Перразий, жестом приглашая сотника к столу.

Сотнику уже перевалило за сорок, но, судя по быстрым движениям, он не растерял с годами природной ловкости и силы. В серых умных глазах Коташа, направленных на комита агентов, таилась усмешка.

— За твое здоровье, высокородный Перразий, — поднял кубок сотник. — И за наше давнее знакомство.

— А разве мы встречались? — удивился комит агентов.

— Давно, — кивнул Коташ, — почти двадцать пять лет тому назад. В Сабарии. Тогда ты был в свите императора Валентиниана и очень интересовался русами Кия.