Повеса с ледяным сердцем

— Генриетта, я не могу предложить тебе больше, чем уже предложил. Ты ясно дала понять, что этого мало, и я уважаю твое мнение. Но у меня есть на то причины.

— Что за причины?

— Веские причины, ужасные причины.

— Тогда расскажи мне все, чтобы я поняла. Прошу тебя, Рейф.

Рейф долго смотрел на нее. Сделать так, чтобы она поняла. По крайней мере тогда, возможно, она не будет так плохо думать о нем.

— Черт подери, почему бы нет? — резко спросил он. — Собственно, я сделаю еще лучше. Я покажу тебе.

— Что покажешь?

— Только не сегодня. Завтра. Я приеду за тобой в десять.

— Но, Рейф…

— Завтра. — Рейф чуть поклонился и ушел, протискиваясь сквозь толпу, не замечая недовольных взглядов, обращенных на него хозяйкой и ее дочерью, которая теперь лишилась партнера для следующего танца. Рейф не обратил внимания на буравящие глаза леди Гвендолин и злой взгляд Лукаса.

* * *

К тому времени, когда Генриетта достаточно оправилась от столь неожиданной встречи, Рейф уже ушел. Казалось, повсюду снуют высокие мужчины в черных вечерних фраках. Впечатление не развеяли даже пары, готовившиеся ко второму танцу. Генриетта осторожно двинулась вперед, но ей на ногу наступила юная леди в темно-розовом платье, совершавшая смелый поворот. Генриетта стала отчаянно пробираться по периметру зала, не сомневаясь, что если доберется до главной лестницы, то догонит его, не зная, что она тогда скажет ему. Однако на ее пути оказалось слишком много людей. Догнать его было невозможно.

— О боже.

— Тетя Гвендолин!

На ее спину легла твердая рука и стала продвигать ее к салону для отдыха леди.

— Посиди здесь, дорогая, а я вызову экипаж. — Тетя осторожно усадила ее на шезлонг. — Моей племяннице не по себе от жары, — пояснила она, обращаясь к двум леди, которые расположились здесь. Одна из них выравнивала кружевные рюшки на бальном платье другой.

Генриетта послушалась тетю. Когда вызвали экипаж, Генриетта стала возражать, что вполне способна вернуться на Беркли-сквер самостоятельно, но тетя Гвендолин предвкушала скандальные новости. Искреннюю заботу тети можно было сравнить лишь с желанием услышать рассказ племянницы о том, когда это та успела познакомиться с нелюдимым лордом Пентлендом.

Тетя молчала во время поездки в экипаже. Дома она дала Генриетте время снять украшения, бальное платье и надеть халат. Только тогда тихо постучала в дверь комнаты племянницы.

Генриетта сидела за туалетным столиком и невидящими глазами смотрела в зеркало, при появлении ее светлости вскочила на ноги и состроила улыбку.

— Дорогая тетя, я подумала, что Лондон, возможно, все же не подходит мне. Я подумала, что…

— Не думай об этом, дитя мое. Как это ты познакомилась с Рейфом Сент-Олбеном?

— О, пустяки, — беспечно ответила Генриетта. — Он ведь сосед леди Ипсвич, и мы как-то невзначай познакомились. Это недавнее знакомство. Это… это пустяк.

— Мне это пустяком не показалось. Вы оба смотрели друг на друга, точно заметили призрака.

— Рейф… лорд Пентленд не ожидал увидеть меня, он не знал о моем родстве с вами. Думаю, все дело в этом.

— Генриетта, дорогая, тебе кто-нибудь говорил, что ты самая нескладная лгунья? Как и твоя мать. Ее лицо также открытая книга.

— О!

— Вот именно. А теперь перестань увиливать от прямого ответа и расскажи, что значит для тебя Рейф Сент-Олбен.

Генриетта уже хотела что-то возразить, но почувствовала, что не сможет отделаться невинной ложью. У нее дрожали губы. Слезы брызнули из глаз.

— Все, — сквозь слезы ответила она. — Рейф Сент-Олбен значит для меня все, а я для него не значу ничего, и… о, тетя Гвендолин, я его так люблю.

Что и говорить, такое признание не вселило оптимизма в сердце ее светлости. У Гвендолин отвисла челюсть. Она напрасно пыталась поймать свой лорнет.

— Но как это произошло… когда… что?

— Пожалуйста, не заставляйте меня объясняться.

Но леди Гвендолин, жена-ветеран политика-ветерана, была неумолима. Она словно занялась удалением зуба, что требовало от нее умения и решимости. И вскоре леди Гвендолин узнала все, что случилось с Генриеттой.

— Моя дорогая, разве ты не знаешь, что Рейф Сент-Олбен неисправимый бабник? Если хоть часть этой истории станет известна, ты погибла, никто не поверит, что ты могла провести так много времени с ним и сохранить девственность.

— Он не бабник, — возразила Генриетта. — Он не… он только… он не такой мужчина. Я знаю, что он повеса, но не самый худший повеса.

— Ну, я никак не могла предположить, что в мире найдутся хорошие повесы, — сказала леди Гвендолин, приподняв бровь. Ее худшие опасения подтвердились.

— Что ж, Рейф именно такой. Он только… он не… он не соблазнитель, — заявила Генриетта, забывая о том, что ее слова лишь подтверждают, что он именно такой. — И к тому же меня не волнует, что другие говорят о нем, кроме… о, я не вынесу, если это скажется на вас, дорогая тетя, ведь вы так добры ко мне.

Генриетта обняла тетю. Леди Гвендолин, не склонная к бурным излияниям чувств, неловко погладила ее.

— Будет тебе. Если ты уверяешь, что ты… что тебе в этом смысле не о чем беспокоиться, — заговорила она, изменяя присущей ей откровенности.

— Тетя, вам не о чем беспокоиться, — ответила Генриетта, избегая смотреть ей в глаза.

Леди Гвендолин скривила губы, почувствовав огромное облегчение оттого, что Генриетта приходится ей не дочерью, а племянницей.

— Что ж, нам остается только надеяться, — сухо заметила она, безмолвно молясь, что обе не напрасно лелеют надежды.

Глава 11

Рейф провел тревожную ночь, расхаживая по своей спальне. Сбросив вечернюю одежду, он натянул шелковый халат, напоминавший тот парчовый, который был на Генриетте в Вудфилд-Манор. В нем она казалась потерянной. И милой. А он не мог оторвать глаз от ее губ. Называл их неотразимо соблазнительными.

Знакомый спазм в животе не отпускал. Рейф распахнул окно и выглянул на улицу. Ни души. Ни в одном окне не горел свет. В нескольких улицах отсюда, на Беркли-сквер, Генриетта, наверное, подоткнула под себя одеяло в постели. Ему хотелось знать, спит ли она или думает о нем.

— К черту все!

Уже поздно, слишком поздно притворяться, что ему все равно. Однако это волновало и пугало его. Весь его опыт свидетельствовал о том, сколь много страданий может принести любовь. Рейф ни за что не подвергнет себя новым испытаниям. Более того, не позволит Генриетте испытать все это. Рейф не в силах дать ей счастье, это не в его власти, но он не допустит, чтобы она стала еще несчастнее, даже если ради этого придется пойти на огромную жертву — отказаться от нее.