Повеса в моих объятиях

– Твоего… ребенка?

Все хорошо, Шанталь, – мягко сказал он. – Я забочусь о ней. Единственное, чего я хочу, – это узаконить ее рождение и привезти домой ее мать.

– О!

Он видел, как ее огромные глаза наполнились слезами счастья, и она кивнула:

– Да, да, мой дорогой. Забери меня домой.

Итак, все свершилось. Что-то внутри его, вероятно, взращенная им самим надежда, умерло вместе с этим слабым вздохом. Он почувствовал где-то глубоко боль, кашлянул. Когда он произносил эти слова, они прозвучали несколько громче, чем он намеревался.

– Шанталь, ты станешь моей женой?

Позади себя он слышал, как задыхается Пруденс. «Прости меня, моя любовь».

– О, мой дорогой!- Щеки Шанталь вдруг порозовели, словно персики. – Не могу поверить! Я самая везучая женщина. Я так долго мечтала об этом! – Потом она бросила взгляд победительницы через плечо: – Филби! Чего таращишься? Ты разве не можешь сделать что-нибудь полезное где-нибудь в другом месте? Затянуть корсет, я не знаю, или подшить край?

Зашелестели юбки, и, обернувшись, Колин увидел, как Пруденс исчезла за дверями комнаты. Он начал было подниматься.

Шанталь опустила его обратно. Хватка ее была отчаянная и удивительно сильная.

Она соблазнительно улыбнулась ему:

– Мой дорогой, любовь моя, нам надо поговорить. Нам так много еще надо запланировать и сделать!

Глава 37

Припозднившись, Колин наконец-то вошел в свой номер. Потребовалось время, чтобы убедить Шанталь ограничиться тихой церемонией как можно скорее. В то время как сама она мечтала о свадьбе как о полноценном театральном представлении. Шанталь ничего не делала наполовину.

Стараясь не шуметь, он взял подсвечник с камина и зажег свечу от тлеющего уголька. Он взглянул на диван у камина, ожидая увидеть спящего в неуклюжей позе Бейливика или крепко уснувшего Эвана.

Вместо этого он увидел женщину, которая сидела в тени, не попадая в свет огня. Нахмурившись, он подошел к темной фигуре.

– Пруденс?

Из темноты донесся красивый знакомый голос:

– Мне надо сказать вам кое-что, сэр Колин. – Она старалась говорить так, чтобы голос ее звучал как у обыкновенной прислуги.

Колин бросил перчатки и шляпу на стол, что стоял у двери.

– Мне тоже надо многое сказать тебе. Мы не закончили наш разговор там, в саду.

Она усмехнулась:

– Возможно, но почему вы стремитесь поскорее забыть кое о чем?

Колин почувствовал, что краснеет, когда вспомнил об удовольствии, которое она доставила ему. Он заложил руки за спину, на самом деле попросту не зная, куда их деть. Подходить к ней на такое расстояние было не слишком удачной идеей. К несчастью, эта идея не покидала его ни на минуту.

Потом она вступила в круг света, отбрасываемого свечой. Его Пруденс… нет, уже не его. Но и не утонченная кокетка, какой она была на балу, нет. Эта Пруденс была одета в простое муслиновое платье вместо своего наряда прислуги из грубого сукна. Платье для леди. Оно было несколько старомодным и немного жало ей в груди, но он никогда и не возражал, чтобы эта часть тела была чуть виднее. Он еще никогда не видел ее такой.

– Ты выглядишь, словно…

– Леди? – Она улыбнулась ему и подошла поближе. Он мог видеть, во что она была одета и как ее красивые длинные волосы, забранные единственной ленточкой, огненной рекой струятся по спине.

– Да.

– Потому что я леди, сэр Колин.

Когда он посмотрел на нее непонимающим взглядом, она продолжила:

– Я мисс Филби, дочь мистера Аттикуса Филби, джентльмена и филантропа, и Адель Спенсер Филби. Оба из старинных родов. – Пруденс не удержалась и с усмешкой добавила: – А я – светская львица.

Леди. Но это невозможно… впрочем, он и раньше догадывался. Ее подражание было слишком натуральным, манеры слишком благородными, даже когда она танцевала, она кружилась так умело. Этому может научить только домашний учитель танцев.

Он потер кулаком скулу. Леди…

– Пруденс, но как такое может быть? Ты живешь на задворках жизни, работаешь в театре – чтобы выжить!

Смущенно поправив платье, она кивнула:

– Мои родители умерли пять лет назад. Эвану и мне пришлось заботиться о себе самим. Я была слишком молода, да и друзей у нас не оказалось – я так и не смогла найти себе достойную работу. Люди охотнее нанимали кого-нибудь попроще.

– Да, это точно не про тебя. – Внезапно он обнаружил, что в нем закипает злость. – Ты лгала. Ты лгала мне.

– Да. – Она серьезно посмотрела на него. – И мне действительно жаль. Поначалу это произошло потому, что и попросту не знала вас. Было бы слишком самонадеянно довериться незнакомцу. А потом… Я хотела рассказать вам все много раз.

– Но так и не рассказала.

– Так же как и вы, – возразила она немного резко. – Мелоди – ваша дочь, а Шанталь – ее мать. Это вы решили не упоминать при нашей первой встрече.

– Я хотел… хотел рассказать тебе. – Он потер шею. Вдруг одна мысль внезапно поразила его. – Ты леди! О нет, Боже мой, что же я наделал с тобой!

Честь диктовала ему, что он должен жениться на молодой леди, которую он так скомпрометировал. А еще честь диктовала ему, что он должен жениться на матери, своего ребенка. Он посмотрел на Пруденс, не в силах скрыть боль.

– Мы связаны с Шанталь. – Его захлестнула волна стыда. Он почувствовал себя так, словно изменил своей невесте, которой являлась Пруденс, со своей любовницей, которой была Шанталь.

Глаза Пруденс засверкали.

– Да, я знаю, я слышала ваше предложение руки и сердца.

– Это не… – Что он еще мог сказать? – Я только хотел…

– Вы хотели узаконить положение Мелоди, без сомнения. Совершенно понятно. Я бы даже сказала: достойно восхищения. Вы все готовы сделать ради Мелоди. Как и я.

Колин в смущении покачал головой:

– Если вы все это знали, тогда зачем… этим вечером в саду…

Она придвинулась к нему, грациозная и спокойная. Ее глаза блестели в свете огня словно серебро.

– Сэр Колин. Не будьте глупцом. Сегодня вечером в саду я сделала это, потому что люблю вас.