Повесть, которая сама себя описывает
Шрифт:
В самом деле: в болотистой приозерной низине, где они находились, естественно было встретить густые заросли камыша или тростника, рогоза, крупных осок и им подобных злоехидных злаков. Вместо этого перед ними шумели, качаясь на ветру, султаны тимофеевки, метелки овсюга, ежи сборной и мятлика, тут и сям пестрели побуревшие соцветия клевера, высохшие листочки и усики мышиного горошка. Произрастали там чемерица, лютик едкий, болиголов пятнистый, вех ядовитый, фиалка удивительная — то есть именно все то, чему здесь произрастать было никак невозможно.
Такое невнимание к природе родного края может быть объяснено не столько опьянением героев, сколько их потрясающим ботаническим невежеством.
Совершенно сходная ебатория произошла и с козлом.)
Это был матерый полорогий самец, плотного
Скорее всего, по виду он напоминал так называемого безоарового, или бородатого, козла, который обитает все больше на Крите, в Турции, на Кавказе, в Южной Туркмении, Иране, но уж никак не здесь. Но они, как уже и следовало ожидать, не насторожились и едва ли даже осознали эту, мягко скажем, странность.
Они подбежали к козлу, стали называть его козлом, что, в общем, справедливо, а также, по аналогии, пидором, что, несомненно, являлось по отношению к нему полной чепухой.
Кирюша немузыкально запел:
У нашей Мэри был козел,
Он бородой дорожки мел.
Ах, до чего ж смешной козел!
Спляшем, Мэри, спляшем!
Тут же и заплясал заплетающимися ногами какой-то пасодобль.
Козел до их появления спокойно жевал торчащую между бревен дома паклю и не обращал на них никакого внимания. Гран-туристы были возбуждены спиртным, и им захотелось пообщаться с животным. Как это делается, они, в связи со своим потрясающим зоологическим невежеством, разумеется, понятия не имели.
Сначала они прыгали вокруг козла, называя его, как уже указывалось, козлом и пидором. Он, однако, искоса бегло оглядев пришельцев одним глазом, продолжал, жуя, тащить паклю из стены, тем самым, безусловно, нарушая теплоизоляцию жилья. Обращенный к нему упрек Стивы в порче чужого личного имущества козел проигнорировал. В ответ на повторный упрек, сопровождаемый пинком под зад, козел повел глазом, но не более того. Между прочим пинок, нанесенный козлу, от этого даже не пошатнувшемуся, был средней силы, из чего юноша мог бы сделать вывод о достаточной массивности и силе зверя. Сделал ли он такой вывод — сейчас судить сложно. То же самое следует признать и в отношении Кирилла, который, обеими руками ухватившись за козлиные рога, с пьяным криком «Отдай рог!» тщетно попытался оторвать его от трапезы равно вредительства.
Таким образом первый контакт с представителем нечеловеческого мира провалился. Исходящий же от козла специфический запах вблизи показался молодым людям труднопереносимым, если не сказать большего.
Стива, назвав козла голливудской вонючкой и еще раз пнув, предложил Кириллу оставить в покое это зловонное существо и двигаться дальше. Кирилл согласился, достал из пачки сигарету и закурил. Вдруг козел оторвал морду от пакли и заинтересованно потянулся к раскрытой пачке. Кирилл сначала вздрогнул, вероятно, подумав, что козел хочет его забодать, и со страха чуть не упал. Козел между тем заблеял неожиданно тоненьким для своей комплекции голоском и продолжал тянуться мордой к пачке, причем ноздри его раздувались. Приятели не знали, что и подумать. Кирилл с нервным смешком предположил, что животное хочет курить. Стива нерешительно достал и протянул козлу сигарету, и тот немедленно и, с видимым удовольствием тряся бородой, ее сожрал.
Друзья вытаращили глаза. Кирилл предположил, что козел сумасшедший. Стива немедленно выдвинул версию, что он наркоман.
(Здесь трудно удержаться от сентенции. О, дети мои! Сумасшедший ли, наркоман ли — не суть важно: в обоих случаях разумному человеку следует держаться от такого субъекта подальше. И уж тем более — в подступающих сумерках над торфяными болотами, когда силы зла властвуют безраздельно!)
Невежественным молодым людям, конечно, трудно было уразуметь, что козлы
суть твари травоядные, а сигареты, наполненные высушенными листьями табака, суть своего рода сено. Козел же чувствовал соблазнительный, незнакомый прежде запах. Он жевал ароматизированное американское сено, уж конечно не помышляя ни о том, что оно особенного свойства, ни о том, что ведро никотина убивает бегемота. Не думали об этом и пораженные зрители.А ведь Кирилл был очень близок к пониманию происходящего, когда сказал после третьей съеденной сигареты (которые одну за другой с громким смехом подавал козлу Стива), что козел-то — явный американец. Стива спросил: «Почему американец?» Кирилл ответил: «Ну американцы же раньше табак жевали, да и сигареты как раз американские». На что Стива заметил: «Ну вот, не зря же я сказал — вонючка голливудская!» Кирилл засмеялся, и у него в этот момент не хватило рассудительности, чтобы логически развить свое гениальное прозрение. Никому не пришло в голову, что американцы жевали табак вовсе не ради его выдающихся гастрономических качеств, но специфического эффекта для. И то же самое, независимо от темных побуждений животного, происходило сейчас на их глазах.
Они со смехом скармливали сигареты зверю, а тот постепенно возбуждался, глаза его начали понемногу розоветь, и ноздри двигались все чаще и сильнее. Козел снова заблеял, уже гораздо энергичней, чем в первый раз, и, отчаянно тряся бородой, стал нетерпеливо переступать копытами по обледенелой земле. Приятели со взрывом хохота констатировали тот уморительный с их точки зрения факт, что козел-то и впрямь наркоман, что его уже явно торкнуло! И в этом они оказались правы.
Когда пачка Кирилла опустела, он смял ее и бросил на снег. Козел проворно кинулся к ней и стал жевать, чем вызвал новую волну смеха у зрителей. Но, по всей видимости, ни картон, ни целлофан не пришлись ему по вкусу. Он оглянулся на потешающихся над ним приятелей и внезапно бросился на них. Сделав несколько больших скачков, он круто остановился перед Кириллом и громко заблеял. Стива захохотал еще громче и, поскользнувшись, упал. Кирилл, однако, уже не смеялся, а с некоторым испугом смотрел на козла. Козел вторично заблеял и ткнулся Кириллу мордой в карман, где раньше лежала пачка. Молодой человек пошатнулся и ухватился одной рукой за обледеневшие ветки сиреневого куста, которые, сотрясясь, издали хрустальный звон. Козел сделал еще один шаг и, слегка наклонив голову, толкнул Кирилла в карман рогами. Кирилл побледнел и, тихо, с ужасом прошептав: «Он меня забодал», навзничь упал в куст сирени, сопровождаемый новым переливом хрустального звона.
К тому времени Стива смог наконец подняться на ноги, хотя его немного пошатывало. Он подбежал к кусту сирени и заорал, обращаясь к нападавшему: «Ты че, козел, а?!» Этот, в сущности, риторический вопрос он отнюдь не забыл сопроводить очень энергичным пинком по козлиному заду. Однако ни пинок, ни уж тем более вопрос не произвели на нападавшего решительно никакого действия. Стива, судя по молча открывшемуся рту, был удивлен. Козел же, выставив рога, продолжал наступать на карман Кирюшиного пальто, и до Стивы донесся дрожащий голос друга: «Он меня забодал!» Лицо Кирилла было совершенно белым. Стива подпрыгнул и, как настоящий каратист, ударил козла ногой по голове. После такого сокрушительного удара козел наконец обратил внимание на Стиву.
Зверь развернулся и, выставив рога вперед, скакнул на противника. Едва ли он сознательно целился в солнечное сплетение, но попал. Стива ахнул и согнулся пополам. Его лицо оказалось прямо напротив козлиной морды. Морда была вполне отвратительная — красноглазая, бородатая, да еще с высунутым тоненьким языком, словно бы козел дразнился, и даже некое подобие улыбки почудилось Стиве в козлиной морде. Сверх того Стиву окатила волна столь отвратительного зловония, что он, и без того задохнувшийся от подлого удара, казалось, на какое-то мгновение отключился. Во всяком случае, он не успел заметить того козлиного движения, в результате которого получил следующий удар рогами прямо в лицо. Здесь ленивый и нелюбопытный Стива наконец-то отметил, что переднее ребро рога было острое и усажено зубцами, и упал на землю с разбитым носом, причем еще хорошенько треснулся головой о подвернувшуюся кирпичную окантовку клумбы.