Повесть о плуте и монахе

– Не дадите раненому солдату полизать хоть сахарной пыли?

Отмахивались новые богатеи:

– Какой ты раненый солдат? Солдаты покалеченные получают жалование. По приютам, по госпиталям их держит новая власть, дает им крупы и хлеба. Поди отсюда, пока не позвали милицию. Ступай, пока цел!

Загорелся плут:

– Ладно, новые хозяйчики! Отыскал безродных детишек и спрашивал беспризорников:

– Не хотите вечером отведать хлеба со свиными ножками? Петуха жареного не желаете с горячей картошкой?

Взвыли оборванцы:

– Как достать нам еды, дяденька? Злы нынче, голодны людишки, бьют смертным боем за прошлогодний снег, волосы выдергивают, самых малых из нас не жалеючи. Давно гнилье подбираем за лавками и рады семечной шелухе! Не теряют нынче даже чесночину с луковицей! И щепотки пшена не допросишься! Пробовали мы рыскать по пиджакам, проверять кошели – так нет! Нынче все научены – держат одну руку на поясе, а другую-то – за пазухой!

Плут обещал:

– Будет вам славный ужин. Достаньте-ка мне трехрядку!

Отпустив беспризорников, улегся под лавкой, накрылся шинелью и спал себе преспокойно.

Нашли его запыхавшиеся беспризорники:

– Вот тебе, дядя, гармоника. Поспешил тогда к богатым лавкам солдатик.

Заскакали его пальцы по кнопкам, завизжала гармошка:

– Играй, играй трехрядочка,Играй да не замай.Мою красну миленочкуБойчее развлекай.

На него уставились торговцы, подошли их девки в шалях, в праздничных юбках, поглядеть на бедового гармониста. Но руки свои держали новые купчики – одну на поясе, другую за пазухой. Зорко вокруг поглядывали.

Играл плут, поводил плечами, приплясывал:

– Но молвила мне милая,Хорошая така.Не выйду я, пригожая,За Ваньку-дурака.

Девки смеялись, все ближе протискиваясь, отвечая на его подмигивание раскрасневшимися щечками, заблестевшими глазками. Он же надрывался:

– Отчего я здесь умаялся,Отчего я так пою.Опустите хоть копеечкуВ фуражечку мою.

Но, увидав, что собираются расходиться от такой частушки, взмолился:

– Милые вы мои слушатели! Раз не дождаться от вас ни поднесенного стаканчика, ни горсти семечек, хоть одним отблагодарите, господа-товарищи, – похлопайте на прощание! Слаще хлеба будут мне ваши хлопки. Не останусь голодным этой ночью, ежели услышу ваше признаньице!

Засмеялись новые купчики, богатые нэпманы:

– Ну, того дадим предостаточно. Отчего не постараться?

И взялись хлопать. Плут покрикивал:

– Громче, громче! Бойчее, господа-товарищи! Ох, не согреться мне от такого ленивого хлопанья, не накормлюсь на сегодняшнюю ночь, коли не подналяжете, не поднатужитесь!

Толпа взялась хлопать с новой силой. Кричал Алешка:

– Бойчее, бойчее благодарствуйте! Не наполнена еще фуражечка!

Беспризорники выскакивали в толпе то здесь, то там. Когда повеселели оборванцы, откланялся и Алешка:

– Ну, хватит. Сильно потрудили вы свои ладони – сыт и я буду сегодня вечером. Золотым дождем пролились ваши хлопки.

И, подхватив пустую фуражку, был таков.

Схватились за пояса хозяйчики, пошарили по карманам, полезли за пазухи – срезаны были пояса, пустыми остались карманы, как не бывало серебряных цепочек.

Пировал плут тем вечером с ворами, приговаривая:

– Думал я, перевели комиссары богатеев, выжгли каленым железом – ан, нет! Да разве когда сгинут жадные пузаны?

И смеялся над ротозеями.

7

Бойко торгуя мешочками со снадобьями от запоев и грыжи, в кабаке заметил он пьяного купчика – тот, сидя за столом, обливался слезами и бил себя в грудь. Спрашивал плут:

– Отчего ты плачешь? Тот отвечал:

– Задушил меня грех. Мне бы очиститься, да храмов нынче нет, церкви позакрыты. И попов на Руси не осталось – всех, видно, вывели.

Алешка отвечал, его похлопывая:

– И стало отчего печалиться? Да я тебя очищу лучше всякого попа. Тащи-ка сюда бутылочку!

Заказал грешник четвертинку, стали они ее распивать, следом еще одна поехала. Плут успевал приговаривать:

– Очищу тебя так, как ты ни разу еще не чистился – за мной поспевай, меня слушайся!

Из одного кабака побрели в другой – и там грешный водку заказывал, деньги давал на закусочку:

– Ну, когда очищусь?

– Эка, что захотел! – отвечал Алешка. – Сразу так не делается. Погоди еще маненечко!

Наутро проснулся грешник в одном исподнем в канаве – даже сапоги его были сняты. Кинулся на базар – там плут на гармошке наигрывал.

Алешка, как ни в чем не бывало, ему подмигивал:

– Сдержал я слово! Да ты, дядя, нынче чист полностью, даже сапоги твои заложены!

Завыл тот, набежала милиция. Нашлись и свидетели:

– Ловите, ловите того гармониста, за хлопки играющего – золотыми оказываются те хлопки. Оплачиваем своими слезами его частушки!

Щедро наградили его тумаками, угостили и прикладами и волокли на допрос:

– Будет тебе нынче праздник, как предстанешь перед Самим! Небо с овчинку тебе, вору, покажется!

Взмолился плут:

– Кто такой Сам, коли им так пугаете? Не в пору ли мне готовиться к смерти?

Ему отвечали, ссужая подзатыльниками:

– Суров наш начальник, грозен, он рассудит, как с тобой, вором, поступать по справедливости. Прикажет повесить – вздернем играючи. А, может, помилует – считай, родился ты тогда в рубашке.

Горько пожалел обманщик:

– Зря сбежал я от монаха! Один из чекистов сказал:

– Ты, вроде, на гармошечке наигрываешь? Любит наш комиссар гармошку. Был у него, сказывают, товарищ – бойкий гармонист – он по своему другу сильно сокрушается, слезы льет – сумеешь его разжалобить, может, тебя и помилует.

Привели пойманного в бывший господский дом, где проживал начальник. Алешка все расспрашивал:

– Скажите, каков он из себя? Не богатырского роста? А то возьмет одной ладонью, а другой и прихлопнет. Раздавит своими сапожищами, как давят запечных тараканов!

Караул на то только подсмеивался.