Повесть о полках Богунском и Таращанском

Началась невероятная неразбериха с продвижением и перегруппированием частей. Командование растерялось. Только что прибывший член Реввоенсовета выехал на фронт сам и, ознакомившись с положением, по просьбе Щорса потребовал через штарм присылки броневиков с Южного фронта и выехал к топчущейся на месте (у Бара) кавалерии.

Наконец конная группа, на целую неделю задержавшаяся из-за распутицы (червоные казаки— в Деражне, я Гребенко — в Баре), вышла на Старо-Константинов. Но дорога была невозможна. Идти в рейд без артиллерии не рекомендовалось, а между тем колеса артиллерии увязали в грязи по колодки. Червоные казаки, завязши с артиллерией в болоте между Меджибожем и Пилявой, сняли бурки, шинели и полушубки, бросили все это в грязь под колеса батареи и вывезли ее из болота. По-пошли к Старо-Константинову и заночевали, дожидаясь подхода гребенковского Первого полка, чтобы вместе атаковать Старо-Константинов. Но Гребенко отставал на целый переход, тоже завязнув в грязи с артиллерией.

Червоные казаки, не дождавшись его подхода, сами атаковали на рассвете Старо-Константинов.

Без единого артиллерийского выстрела, рощей обойдя Григоровку, неожиданно среди бела дня ворвались они в город и взяли петлюровцев в рубку. Кроме побитых в бою, было взято в плен около пятидесяти одних офицеров.

Назавтра от Проскурова показался неприятель. Надо было во что бы то ни стало держаться до подхода Первого кавалерийского полка. Червоные казаки вышли в поле, чтобы принять сражение здесь.

Разглядев с деревенской колокольни в селе Воронковах расположение противника, они правильно рассчитали удар.

С колокольни было видно, что противник, не доходя до занятой разведкой червонцев переправы через Случь, остановился у озера. Численность его была до трех тысяч штыков — исключительно пехота. Она медленно разворачивалась в поле у озера.

Горной артиллерии было приказано выехать в упор к линии неприятеля и, снявшись с передков, прямо по видимой мишени открыть ураганный огонь. Конные сотни в это время разделились, зашли с флангов и с тыла и взяли петлюровцев в сабли, окружив их с трех сторон и тесня к подтаявшему озеру.

Окруженный противник сдался целиком. То была Херсонекая дивизия доктора Луценко, личного друга Петлюры. Сам Луценко был зарублен в бою полусотником Огерманом.

Казна дивизии, артиллерия и пулеметы оказались в руках победителей. С их стороны в этом бою выбыло из строя до пятидесяти человек, а петлюровцев — свыше пятисот, да тысяча семьсот было взято в плен.

Некоторые сотни червоных казаков в этом бою были вооружены французскими рапирами образца начала XVII века, взятыми в одном из замков. Но и этими рапирами казаки действовали безупречно. К концу боя подоспел и Гребенко, довершивший разгром вражеской дивизии.

А назавтра с рассветом вся сводная бригада целиком выступила на Шепетовку, так как проскуровский удар неприятеля был отбит. Однако предусмотрительные рейдисты решили идти не прямо на Шепетовку по железнодорожной линии, где противник, узнавший о разгроме дивизии Луценко, должен был поспешить их встретить, а на Изяславль — и оттуда действовать западнее Шепетовки, то есть неожиданно с тылу, как полагается в рейде.

«ЗАВАРУШКА»

В Бердичеве творилось нечто невообразимое. Началось все с того, что некоторые части, недостаточно укомплектованные, как, например, Шестой полк, остались без обуви.

Вообще снабжение, и в особенности обувью, не было налажено еще с зимы, и взявший на себя лично поставку обуви для армии Пятаков так и не выполнил своего обещания. И лишь в тот момент, когда сам Бердичев оказался под угрозой нацеленного через него на Киев удара Петлюры, решено было шить обувь.

Шестой полк снялся с позиций у Пятигорки и пришел в Бердичев, требуя обуви и пищи. В этот же момент на житомирском направлении разбежался почти весь Двадцать первый полк по тем же мотивам и — сверх того — ввиду недостатка патронов. Между тем у Первой дивизии, например, эшелоны ломились от огнеприпасов. Но их не удавалось перебросить из-за загруженности путей, движение по которым плохо регулировалось соответствующими организациями, спорившими между собой о праве регулировать движение.

Расстрелом вредителей на бердичевском узле батько Боженко помог освобождению путей и улучшению дальнейшего движения. Он посадил здесь временно своего коменданта.

Ввиду отхода Двадцать первого полка от Житомира в направлении Бердичева Девятый полк вынужден был тоже отойти на линию Кодня — Татариновка. Таким образом, Особая сводная дивизия расползлась, оставив свои позиции. Да еще подлил масла в огонь подошедший Пятый кавалерийский полк, устроивший погромы в Бердичеве и после этого забравшийся в эшелон, требуя отправки его на Житомир, в то время как остальные полки оставляли Житомир и надо было защищать по крайней мере бердичевский участок. Растерявшийся комгруппы Бабин не знал, как же ему поступить, какой полк разоружить и какой вооружить. Бабин телеграфировал Антонову-Овсеенко о создавшемся положении, о том, что противник подходит к Берднчеву, и просил о высылке оружия, бронепоездов и соответственных указаний. Командукр утешал его: «Гром» пошел, а «Грозный» скоро будет», — и рекомендовал держать связь с соседями справа, между тем как надеяться можно было лишь на соседей слева.

Бабин высказал свои соображения командукру, и тот решил покончить с этим спором, поручив командование бердичевской группой Щорсу, отняв у него притом богунцев для ликвидации коростенского прорыва.

Щорс немедленно бросил батальон таращанцев с батьком Боженко на Бердичев, приказав остальным двум батальонам, выдвинувшимся уже на двадцать пять километров южнее Жмеринки, в направлении Каменец-Подольска, оставить свои позиции и также выехать спешно к Бердичеву.

Батько Боженко мчался на своем самодельном броне-поезде, погрузив в прицепные вагоны один батальон под командой своего комбата Калинина и взяв с собой разведывательный кавдивизион и артдивизион в количестве двадцати восьми орудий.

Повернув от Казатина в сторону Бердичева, Боженко примчался к назначенному месту и вступил в бой немедля, сгружая со своих площадок орудия под артиллерийским огнем со стороны Пяток.

— Я тебе намажу пятки, гад! — грозил батько, узнавши, откуда бьет неприятель. — В бой, ребята! Це ж тут паникуют разные неодягненные гаврушки. А що нам тая грязюка, когда на нас чоботы дегтем вымазаны, да еще с пидковами!

И, к удивлению бегущих из боя «сводников», стреляющих куда ни попало и даже в таращанцев, батькины войска прямо по мокрой пахоте, не боясь завязнуть, немедленно пошли в атаку. Да мало того, что пошла пехота, — вслед за ней покатила и легкая артиллерия, увязая в грязи, но каким-то чудом двигаясь вперед.

Стыдно стало «сводникам», — так прозвал мимоходом батько паникующую Сводную дивизию. И Девятый полк, более сильный духом, чем остальные, и только что обмундированный, повернул назад и пошел вслед за таращанским боевым батальоном, сливаясь с ним и подчиняясь его команде. За это и усыновил его после бердичевских боев батько, взявши временно в свою бригаду.

В первый же этот день противник не только «намазал пятки», как. пророчил ему Боженко, то есть не только покинул деревню Пятки, но, увязая по колено в весенней грязи, бежал в панике на Чуднов. Скраглевка тоже была занята таращанским батальоном в этот день.

Батько сделал передышку в ожидании Щорса с бронепоездами и подхода остальных двух таращанских батальонов с Кабулой.

Однако ночь оказалась неспокойной. В Десятом полку поднялась заварушка.

К десяти часам вечера на станцию Бердичев прибыл на бронепоезде «Грозный» Щорс.

Комбриг Сводной дивизии Шкуть докладывал ему о положении на боевом участке. Он сообщил об успешных действиях Боженко, но в конце вынужден был прибавить, что в Десятом полку неблагополучно. Полк погрузился в эшелоны и требует отправления его на Казатин, ввиду того что он, мол, имеет сведения, что сменяется на этом участке таращанцами, что, кроме того, люди босы, голы, не одеты, два месяца да получали жалованья…