Повесть о потерянном времени

— А где же я, по-Вашему, буду политзанятия с прапорщиками проводить? Это ведь два раза в неделю и по четыре часа!

— Понятия не имею. Можно в том же туалете. Там места на всех прапорщиков хватит. А семья потерпит. Это же всего-то два раза в неделю.

— Немедленно перестаньте кощунствовать! Политзанятия — и в туалете! Это же надо было такое ляпнуть! Надо уже, наверное, выносить обсуждение Вашего поведения на партийное собрание! Даже представить страшно, что в этом заведении будут звучать такие имена: Ленин, Маркс, Энгельс…! — замполит с картинным благоговением закидывает голову и зажмуривает глаза.

— Дело Ваше, я предложил один из множества вариантов. И ничего кощунственного я тут не вижу. Вы что, всерьез думаете, что люди, имена которых Вы только что перечислили, были бесплотными существами и не знали, что такое сортир? — лицо старлея, не желающего становиться предметом внимания партсобрания, сразу же приобретает классическое в лихости и придурковатости своей удивленное выражение.

— Какое это еще «множество вариантов», — хитро прищурился заметно смягчившийся замполит, — предлагайте, может мы тут чего-то не знаем, а Вы только приехали, глянули вокруг и сразу что-то увидели.

— Например, можно подселить нас в квартиру Ахтунга. У него же четырехкомнатная, а живет вдвоем с женой. Зачем ему столько квадратных метров?

— ??????????????????!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! — глаза Хитрованова, выскочив из орбит, заскакали как теннисные мячики по громадной поверхности его обтянутого зеленой биллиардной тканью стола. Дыхание сделалось сдавленным и хриплым.

— Что с Вами? — деланно-обеспокоено спросил Сергей, делая заботливый полувыпад в сторону резной тумбочки, стоящей рядом со столом и поддерживающей запотевший граненый графин, взятый в плен окружавшими его граненными же стаканами, — может водички налить?

— Кх-м! Кха-кха-кху-кху-кху! — закашлялся посиневший лицом замполит и плеснул в стакан воды себе сам. — Вы в своем уме?! Представляю себе физиономию Ахтунга, услышавшего такое предложение! Он же нас всех сразу же в Читу сошлет!

— Это на каком же основании? Вы только представьте себе: на общем партийном собрании гарнизона не имеющий жилья коммунист Просвиров задает вполне обоснованный вопрос имеющему излишек жилплощади коммунисту Ахтунгу. Заметьте: не старший лейтенант Просвиров задает вопрос полковнику Ахтунгу, а коммунист Просвиров задает вопрос такому же, как и он коммунисту, но с другой фамилией. И фамилия эта — Ахтунг. Коммунист Ахтунг, конечно же, отвечает коммунисту и собранию что-то невнятно-невразумительное, потому как ответить собственно нечего: нарушено советское жилищное законодательство. Коммунисты внимательно слушают этот бред и бурно обсуждают ответ коммуниста Ахтунга. Затем, коммунисты ставят вопрос на голосование и выносят по-партийному справедливый вердикт: «Подселить на избыточную жилплощадь коммуниста Ахтунга обездоленную семью коммуниста Просвирова». И все. Делов-то. Когда у нас там очередное собрание? — лицо старлея вновь принимает стандартно-петрозаветное выражение.

— И думать про такое забудьте, — бессильно откидывается на спинку кресла пятнами побледневший замполит, — идите, служите. Мы подумаем, как лучше поступить, и дадим ответ по существу Вашего рапорта.

— Только прошу обратить внимание на дату приезда семьи, товарищ майор.

— Идите, идите. Ответ будет дан вовремя.

— Но если трибуну надо будет заранее в туалет перенести, так Вы…

— Я же сказал: идите!!! — досадливо замахал на Сергея руками озадаченный замполит.

В этот же день Сергей заступал в наряд дежурным по части. Выслушав инструктаж начальника штаба и посидев часок на спине, он провел краткий устрашающий («Враг не дремлет!», «Будьте бдительны!» и т. д.) инструктаж суточного наряда на плацу, сообщил «секретное слово» начальнику караула и развел наряд под гимн Советского Союза по местам несения службы. Пересчитав оружие, хранящееся в комнате дежурного по части, он быстро принял дежурство у своего однокашника Ильинского и приступил к выполнению хлопотных обязанностей. Ночь прошла относительно спокойно за исключением двух удививших старлея эпизодов. Оба эпизода были связаны с входившими в его обязанности посещениями расположения рот в ночное время с целью проверки бдительности несения службы дежурными и дневальными, а так же контроля выполнения «срочными» военными распорядка дня — второго по значимости «святого писания» для всех военных после «Библии» — Уставов. Первый эпизод случился при посещении расположения роты, в которой служил его однокашник. Посчитав спящих бойцов и убедившись в правильности всего в роте происходящего, Сергей хотел было уже покинуть этот храм дисциплины и уставного порядка, когда его слуховое внимание привлекли странные звуки, приглушенно доносившиеся из умывально-туалетного помещения. Если к этим звукам сильно не прислушиваться, то можно было подумать, что это шум капели из неплотно закрытого крана. Поначалу Сергей так и подумал, хотя капель была какая-то странная: как будто падающие капли тут же кем-то слизывались с поверхности металлических военных раковин. Сергей уже хотел было сделать замечание дежурному по роте и напомнить ему о необходимости экономить народное достояние, в состав коего входят и запасы пресной воды. Словом, хотел было сказать что-то вроде: «С таким вот подходом к экономии богатств нашей Родины, товарищ сержант, можно и Байкал за год просрать». Но, войдя в умывальную комнату, Сергей убедился в том, что все умывальные «крантики» добросовестно закручены, и чавкающая капель доносится из соседнего клозетного помещения. Старлей бесшумно проник в пропахшую смесью хлорки, карболки и естественных человеческих выделений комнату и по слуху определил, что звуки доносятся из-за дверей одного из очков. Старлей замер и прислушался. Звуки на какое-то время прекратились, но тут же возобновились с новой силой. К звукам добавилось уже явно различимое человеческое сопение сразу нескольких лиц. «Это еще что такое, — с ужасом подумал Сергей, — педерасты в советской армии?!» Он резко дернул ручку двери на себя, выломав хилый «очковый» шпингалет «с мясом». Негодующему взгляду старлея представилась следующая картина: на «очке», обычно с трудом вмещавшем среднего военного, каким-то образом разместились три здоровенных хохла, сидящих на корточках. На доске, покрывавшей фарфоровую чашу унитаза, ровненьким рядком розовело ополовиненным шматком тонко порезанное сало, рядом с салом леживало несколько откушенных луковиц и крупно нарезанный кирпич «столовского» черного хлеба. Бойцы-хохлы поначалу от неожиданности оторопели и уставились на старлея узкими от недавно полученного удовольствия глазками, но, разглядев дежурного, немедленно совершили каждый свою попытку принять вертикальное положение, при этом свинячий шматок неожиданно ожил и, подпрыгнув, соскочил на спасительную кафельную поверхность клозета. Его освободительному примеру тут же последовали надкусанные головы «цыбули», а завершил общую картину побега полет горбушки ноздреватого черного хлеба прямо в руки разгневанного старлея. Сергей некоторое время удивленно вертел в руках спасенную горбушку не в силах подобрать слова, соответствующие создавшейся ситуации. Наконец он пришел в себя и положил хлеб на переборку между «очками».

— Вы что, бойцы, совсем ох…и?! Понятно, что для яких гарных хлопцыв як вы, солдатская пайка — это как слону дробина. Но чтобы ночью, в вонючем сортире?!

— Та вот, мамка позавчора прывслала, дюже завготно. Як пахнэ! Нэ стерпелы, ызвыняйтэ, товарищу старшый лэйтэнант, — виновато запричитал один из сынов великого украинского народа.

— Да это, наверное, только вы можете различить аромат этого продукта среди военно-сортирных запахов. Как так можно? Почему по-людски не подойти к этому вопросу? Взять, к примеру, стратегический продукт с собой на ужин или же уничтожить его в свободное время. Ах, да, конечно, — это же с товарищами придется поделиться. А так, безусловно, экономней получается. Пусть по-свински, зато «всэ для сэбэ».

— Товарыщу старшый лэйтэнант, просымо ныкому про сало нэ говорыть. А мы зараз шматок Вам подаркуем.

— Что-что? Взятка должностному лицу…?

— Та кака-така взатка? Це ж сало…

— Так, понятно, значит поступим следующим образом, — старлей повернулся к дежурному по роте, — этих троих зажиточных взяткодателей в койку. Вас, товарищ сержант, я с наряда снимаю. За подлог, вранье и укрывательство. Это не официальная формулировка. Официальная: за халатное несение службы в наряде по роте. Кстати, что вы в кровати подложили вместо этих трех жлобов? Я, честно сказать, при этом блеклом дежурном освещении ничего подозрительного не обнаружил.

— Шинели там. Скрученные особым образом, — подавлено прогундосил халатный дежурный.

— Во как! Научились, значит, из шинелей чучела спящих хохлов делать. Молодцы! А вы, товарищ сержант, если это, конечно же, не самый главный в вашей жизни секрет, извините, за сало продались?

— Бес попутал.

— Вот-вот! Бес он ведь всегда в нюансах. Внешне Вы такой бравый и исполнительный, а копнуть поглубже — продажный плут. А это и есть нюансы Но не волнуйтесь — Ваши нюансы не замедлят вскоре трансформироваться в нюансы служебные. Множество нюансов. Поднимайте зама командира первого взвода. Пусть он теперь за Вас отдувается, а вы потом с ним продажным салом расплатитесь. У вас же здесь не рота, а притон взяточников какой-то вырисовывается. А утром сами все доложите командиру роты. Только правдиво все докладывайте! Не попадайте под дополнительные нюансы. С докладом о приеме-сдаче дежурства ходить никуда не надо, позвоните мне в дежурку. Выполняйте!

«Отстой какой-то, — думал Сергей, следуя к другому казарменному зданию, — сало, наверное, действительно обладает какими-то наркотическими свойствами. Во всяком случае, для хохлов. У них точно от сала крышу сносит. Это же надо до такого скотства дойти? Ладно, хорошо хоть не педерасты. Иначе-то ведь уголовное дело могло образоваться, а так, ну пожурят этих придурков, посмеются над жлобами да и скоро забудут. Лишь бы жлобы не забыли и сделали правильные выводы. Далее у Сергея согласно им же разработанному плану было посещение роты, недавно назначенной ему в родные. Здесь его тоже ждало разочарование. Бесшумным рывком открыв входную дверь, старлей подал дневальному жестом знак молчать и не звать дежурного, как этого требовал уставной порядок. Быстрым кошачьим шагом пройдя в спальное помещение, Сергей обнаружил какие-то странные людские силуэты, колеблющиеся вдоль освещенных уличными фонарями окон. Силуэты сжимали в силуэтах рук силуэты сапог. Силуэты издавали приглушенные звуки автоматных очередей и пушечных залпов: «Тра-та-та-та, ух-ух-ух». «Очень интересно, — подумал Сергей, встав за одну из поддерживающих потолок обширного спального помещения колонн, — тут какая-то война идет. А мы-то сидим у себя в дежурке и ничего не знаем. Ну, раз война, должны быть и потери. Посмотрим, посмотрим». Наконец один из силуэтов устало отпрянул от окна, поставил сапог на пол и, вытирая со лба боевой пот, доложил куда-то вглубь помещения: «Уважаемые сеньоры старики, танковая атака со стороны деревни Акунино успешно отбита! Разрешите «отбой»? «Какой, на хрен, тебе «отбой»? — раздался полусонный голос откуда-то из глубины помещения? А налеты вражеской авиации? Тебе новая вводная, «дух ракетный»: тебя атакуют сразу три бомбардировщика Б-52!» «Вот теперь все понятно, — подумал старлей, узнавший обладателей смутных силуэтов и полусонного голоса, при этом он разом нажал сразу на все включатели внутреннего освещения, — рота подъем! Строиться! Форма одежды номер четыре!» Ничего не понимающие спросонок бойцы, тем не менее молча и быстро построились. «Старшина Сонин, проверить наличие личного состава и доложить!» — отдал команду старлей и удалился в ротную канцелярию. Через некоторое время в помещение канцелярии вошел с докладом старшина. Оказалось, что весь личный состав на какое-то лицо и незаконно отсутствующих нет. «Ну что ж, это уже хорошо, — не по Уставу деланно обрадовался старлей и, потирая во мнимом удовольствия ладони вышел, хитро улыбаясь к смирно стоящему личному составу, — вольно! Уважаемые лично мной товарищи бойцы победоносной Красной Армии! Здороваться с вами пока не буду, повременю — еще не утро. Я поднял вас по одному важному делу, но прежде всего хотел сообщить вам пренеприятнейшее известие: в нашей строгой военной среде неизвестно каким образом завелись сеньоры! Да-да самые настоящие, даже, можно сказать, вполне взаправдашние сеньоры. У них, у этих уважаемых кем-то господ, уже даже есть свои вассалы. Я думаю, все здесь стоящие очень хорошо понимают, о чем я говорю. Хочу предупредить сеньоров и их преданных вассалов, что с моим приходом дедовщина в роте будет искоренена, выжжена каленым железом. Это я вам обещаю. Чего бы это мне ни стоило. Поэтому очень настойчиво рекомендую почтенным господам и их верным рабам глубоко над этим обещанием задуматься. Задуматься, а стоит ли возвращаться к этим средневековым отношениям? Да еще такой ценой, за которой я не постою. Задумываться можно начинать прямо сейчас, а пока о главном. Понимаете ли, какое дело: зашел я тут к вам ночью будучи самым главным на сегодня дежурным, дабы просто проведать вас. Посмотреть, как вы тут живете-можете. Глядь, а на полу монетка в пять копеек лежит. Вот думаю: чья она? Кто-то ведь потерял ее, а сейчас, наверное, мучается и не может уснуть. На пять копеек в «чипке» можно ведь здоровенную булку купить. Ан, нет. Такая вот тут незадача вышла. Вот я и решил вас поднять, поинтересоваться. Я ведь солдатские проблемы очень хорошо знаю. А кроме того, поймите меня правильно: мне ваши деньги не нужны! Так чьи же это деньги? Кому мне их отдать? Шаг вперед!»

В помещении роты повисла звенящая ночная тишина. Тишина продолжалась минут десять. Наконец природная застенчивость воинов стала уступать место физиологической потребности доспать до стремительно приближающегося утра. Вдоль строя забегал свистящий шепоток. Стоящие в задней шеренге старослужащие пытались незаметными толчками в спину спровоцировать на облегчающее всем жизнь действие бойцов помоложе. Предвидя возможность назревавшего подлога, Сергей вновь взял инициативу на себя: «По глазам вижу, что это деньги рядового Лактионова. Что же вы стесняетесь, Лактионов. Не надо стесняться, коль деньги честно заработаны. Берите и больше не теряйте». «Да мне они…» — начал было лепетать «старик» Лактионов, высокий и до чрезвычайности наглый боец — хозяин полусонного голоса, озабоченного состоянием противовоздушной обороны страны. «Нет-нет, Лактионов, вы поймите меня правильно, еще раз вынужден повториться: мне ваши деньги не нужны, — проговорил старлей. подходя почти вплотную к стоящему во второй шеренге Лактионову (в первой шеренге перед «стариканом» испуганно хлопал глазами несостоявшийся «зенитчик» Заболонник) и шепотом добавил, — и не забудьте, достопочтимый сеньор, поделиться со своим вассалом. Он сегодня заработал — десяток сгоревших танков дымится в районе Акунино. Видел сам. Настоящие сеньоры должны быть великодушны к своим вассалам. Тем более, когда вассалы — герои». Лактионов с неохотой дотронулся до плеча Заболонника, который как положено сделал шаг вперед и в сторону, освобождаю путь своему «господину». «Сеньор» вышел из строя, и криво, больше про себя, полу усмехнувшись нехотя взял монетку. «Вот и хорошо, справедливость наконец восстановлена, — продолжил старлей, — сейчас вы вновь разойдетесь по койкам и безмятежно проспите до самого утра, но перед этим хочу еще раз обратить ваше самое серьезное внимание на искоренение в нашем доблестном подразделении средневековых отношений. И призвать вас к аккуратному обращению с выдаваемыми вам щедрым государством денежными средствами!» Закончив свои ночные спитчи, Сергей последовал в свою штабную дежурку. До команды «Подъем» оставалось еще целых полчаса, этого было достаточно для того, чтобы привести в порядок дежурную документацию. Именно этим Сергей и занялся, в краткой форме описав ночные события, предусмотрительно опустив повествование о прошедших недавно в этой местности танковых сражениях. «Неуставняк» в роте — это серьезно. За это могут даже расстрелять ржавыми пулями. Пулями, подвергшимися коррозии в глубоких сейфах замполитов, мыслящих исключительно штампами, к примеру, такими как: «Партийно-политическая работа в подразделении проводилась не на должном уровне, что привело…», «Коммунисты подразделения сквозь пальцы смотрели на проявления неуставных взаимоотношений между военнослужащими срочной службы, в результате чего…» и т. д. А ссориться с замполитами в пору продолжения битвы за кусочек гарнизонного жилья Сергею было абсолютно не с руки.

Гарнизонный день начался как обычно. За десять минут до подъема в расположение рот прибыли специально назначаемые каждый день «ответственные». Под строгим наблюдением «ответственных» вскоре должны были начаться утренние военные ритуалы радостного пробуждения, массового и облегчительного посещения клозетных комнат. Ритуалы должны продолжиться массовым высыпанием радостных военных, что называется — гурьбой, в объятия свежего лесного утра. Через какое-то время так все и происходит. И вот уже забухали по всей ближайшей округе тяжеленные сапожищи молодцеватых и внутренне довольных собой военных. Военных, убегающих легкой поступью куда-то в манящую, охваченную зарей даль. На лицах убегающих военных здоровым румянцем разливается затаенная надежда физически подзарядиться на весь предстоящий день. Вскоре, после шести километров легкого заряжающего бега по окруженной целительным лесом бетонке военным удается достичь своей цели, и они переходят к водным процедурам. Поплескавшись в бодрящей воде военные следуют на завтрак, и пополнив свои энергетические запасы на манер английских аристократов калорийной овсяной кашкой-«шрапнелью», военные строятся на плацу в ожидании получения задач из репертуара повседневной деятельности войск. Получив по одной, а то и понескольку заведомо невыполнимых задач сразу, военные, под руководством своих оптимистично настроенных командиров, уныло разбредаются и растворяются в строгой военной повседневности. Растворяются, чтобы через некоторое время материализоваться и снова построиться. А построившись, немедленно получить новые нереальные для выполнения задачи. Получив эти задачи, военные испаряются вновь, как говорится: вперед и с песней. Вот поэтому-то в местах активной жизнедеятельности военных все время звучат какие-то песни и кто-то куда-то шумно перемещается. Перемещается исключительно вперед. И так до обозримой бесконечности. Сплошная рутина. Одно слово — повседневность…