Повесть о семье Дырочкиных (Мотя из семьи Дырочкиных)
Шрифт:
— Не хочешь ли ты сказать, — переспросила Ольга Алексеевна сурово, — что ты его купил?
— Именно купил, — подтвердил Саня. — Вместе с перчатками для лифтерши. Вначале я тоже был расстроен, потому что совсем, как ты знаешь, не собирался его покупать, но потом мы подумали: чемодан пригодится, мы будем держать в нем папины пьесы и даже запирать на замок.
— И сколько же он стоит?
— Недорого, — успокоил Саня. — Всего семь рублей. Но главное, это почти чистый крокодил.
Он присел на корточки, раскрыл чемодан, и из него покатились по полу разные банки, градусник в футляре, пипетка
— А это?
И мне показалось, что Ольга Алексеевна стала заикаться.
— Что это, С-с-с-а-а-аня?
— Это все лучшие для тебя лекарства. Понимаешь, мама, когда в аптеке узнали, что я — Дырочкин, а ты у нас заболела, то они решили моментально тебя выздороветь. Они все ушли на совещание, а потом завернули для тебя лекарства. Хорошо, что был чемодан, иначе мы с Мотькой не смогли бы донести.
— И сколько все это с-с-стоит? — заикнулась Ольга Алексеевна.
— Ровно тринадцать.
И она быстро прошла вперед и назад по комнате, точно уже выздоровела от одного вида лекарств.
— Так, так, — повторила.
— Это еще не все, — предупредил Саня, — Ты сейчас будешь смеяться, как мы покупали продукты. Понимаешь, мне не хватило всего восьми копеек, и тогда дядька — водопроводчик из соседнего дома обратился к людям. Граждане, сказал. Кто сколько может.
— И много набрали? — тревожно спросила Ольга Алексеевна.
— Нет, — сказал Саня. — Два рубля восемьдесят семь копеек. Водопроводчик сказал, что этого вполне хватит, хотя я сам видел, как одна бабушка предлагала ему еще пятак…
— И ты взял?
— Нет, — успокоил ее Саня. — Не взял. Я вдруг сообразил, что для Мотьки можно взять не двести граммов фарша, а сто пятьдесят.
И тогда Ольга Алексеевна действительно стала смеяться. Она хохотала так, что слезы текли из ее глаз. И глядя на то, как она смеется и выздоравливает от болезни, засмеялся и Саня. Они оба дружно и долго смеялись и мне, наконец, тоже стало смешно. Я легла на пол лапами кверху и залилась от лая.
— Охо-хо! — едва переводила дух Ольга Алексеевна. — Ну и молодец ты, Саня! Ну и хозяин!
— О-хо-хо-хо! — хохотал Саня. — А ты раньше во мне сомневалась и не доверяла.
— О-хо-хо-хо! — хохотала Ольга Алексеевна. — Теперь никогда больше сомневаться не буду. Прости меня, мальчик.
Потом они затихли и Ольга Алексеевна ласково смотрела на своего Саню и только иногда ее плечи судорожно вздрагивали, будто бы она вот-вот опять засмеется.
— Значит, — поинтересовалась она и слегка закусила губу, — тебе хватило денег?
— Конечно, — сказал Саня. — Я еще принес сдачу. Он порылся в кармане и протянул Ольге Алексеевне две копейки.
Глава тринадцатая. Тревожный звонок
Встала Ольга Алексеевна, как обычно, раным-рано, приняла лекарства и взялась за уборку.
— Все же, Мотя, мне немного лучше, — сказала она. — Нельзя залеживаться, нужно держать себя в руках.
Но вместо того, чтобы держать себя в руках, она взяла в руки пылесос и облазила все углы, потом вытащила полотер и проехала им по комнатам,
затем пошла в ванну и начала стирать Саничкины вещи.Теперь отдохнет, подумала я.
Но когда она выстирала Саничкины вещи, то вспомнила, что у нее чего-то не зашито, и она из села к окну шить, а потом вскочила и побежала на кухню, оказывается она не могла терять времени даром и ей одновременно нужно было поставить суп, пожарить котлеты, вскипятить воду, вымыть сухофрукты для компота.
Со всем этим она вскоре справилась и пошла будить Санечку, который лежал на боку, причмокивал и улыбался, видно покупал во сне чемодан из крокодиловой кожи или торжественно вручал перчатки лифтерше.
— Главное, Мотька, — Ольга Алексеевна остановилась в коридоре, чтобы поговорить со мной, — сегодня мне отсидеться дома, не выходить на улицу, не простыть. Тогда завтра, думаю, я смогу пойти на работу. Правда, Мотька, у меня еще и голова болит, и першит в горле, и в ухо стреляет, и температура тридцать семь и четыре, но это все ерунда, Мотька.
И она уже хотела будить Санечку, как тут, в кабинете Бориса Борисыча, зазвонил телефон, и так пронзительно, точно в нашей квартире жила пожарная команда и кто-то горел на другом конце провода.
— Ало! — добежала Ольга Алексеевна и его лицо стало счастливым. Она прикрыла ладонью трубку и сообщила. — Это, Мотя, междугородняя. Борис Борисыч, видно, хочет узнать наше самочувствие.
— Да! Да! Да! — закричала она. — Ало! Ало! Боря! Это я! Ало! Ало! Здравствуй! Как ты себя чувствуешь?
Ее лицо вдруг стало мрачным, а глаза потухли.
— Плохо? А что с тобой? — Она кивнула. — Так, — сказала она трубке, — понятно. — А головная боль есть?
— Понятно. А насморк есть?
— Понятно. А кашель есть?
— Понятно. А озноб есть?
— Понятно. А слабость есть?
— Есть. Понятно.
И она еще немного покивала трубке.
— Боря, — сказала она серьезно. — Ты заболел. Лежи в номере и не выходи на улицу. Мы скоро к тебе приедем.
И она опять покивала.
— Крепись, Боря, — поддержала она. — Не падай духом. Мы уже выезжаем.
Она повесила трубку, тяжело вздохнула и быстрым шагом пошла к Санечке.
— Вставай, — сынок, — сказала она тревожно. — Заболел наш папа. Он весь разбит гриппом и у него большая температура. Мы должны его спасти.
Санечка вскочил на ноги и стал одеваться. Он делал это быстро и четко, и я подумала, какой все же он стал другой, мой Саня, когда власть перешла в его руки.
— Мама, — сказал он, — давай я один отвезу папе лекарства. Ты же сама болеешь.
Но Ольга Алексеевна только грустно покачала головой.
— Нет, — сказала она. — Я должна сама его поглядеть. А вдруг ему требуется помощь?
И она стала отбирать из чемодана самые лучшие лекарства, чтобы спасти Бориса Борисыча. А Саня сказал:
— Как хорошо, что у нас все есть. Мы его быстро с тобой поставим на ноги.
Глава четырнадцатая. Мы едем в Дом Творчества
Итак, мы поехали. Ольга Алексеевна держала в руках сумку с лекарствами, а Санечка — авоську, в которую Ольга Алексеевна уложила особое теплое нижнее белье для Бориса Борисовича.