Повесть о Сонечке

Я не знаю, что сказать еще - у меня тысяча слов - надо уходить. Прощайте, Марина, - помните меня - я знаю, что мне придется все лето терзать себя воспоминаниями о вас, - Марина, Марина, дорогое имя, - кому его скажу?

Ваша в вечном и бесконечном Пути - ваша Соня Гол-лидэй (люблю свою фамилию - из-за Ирины, девочки моей ).

2

Вещи уложены.
– Жизнь моя, прощайте!
– Сколько утр встречала я на зеленом кресле - одна с мыслями о вас. Люблю все здесь - потому что вы здесь были.

Ухожу с болью - потому же.

– Марина - моя милая, прекрасная - я писать не умею и я так глупо плачу.

Сердце мое - прощайте.

Ваша Соня.

3

(Але)

Целую Тебя, маленькие тоненькие ручки, которые обнимали меня - целую, - до свидания, моя Аля - ведь увидимся?

Наколдуй счастие и Большую Любовь - мне, маленькой и не очень счастливой.

Твоя Соня.

========

4

20-го июня (7-го старого стиля) 1919 г.

Моя дорогая Марина - сердце мое - я живу в безмерной суматохе - все свистят, поют, визжат, хихикают - я не могу собраться с мыслями - но сердцем знаю о своей любви к вам, с которой я хожу мои дни и ночи.

Мне худо сейчас, Марина, я не радуюсь чудесному воздуху, лесу и жаворонкам, - Марина, я тогда все это знаю, чувствую, понимаю, когда со мной - вы, Володя, мой Юрочка - даже граммофон - я не говорю о Шопене и ?Двенадцатой рапсодии?, - когда со мной Тот, которого я не знаю еще - и которого никогда не встречу.

Я могу жить с биением пульса 150 даже после мимолетной встречи глазами (им нельзя запретить улыбнуться!) - а тут я одна - меня обожают деревенские девчонки - но я же одинока, как телеграфные столбы на линии железной дороги. Я вчера долго шла одна по направлению к Москве и думала: как они тоскуют, одинокие, - ведь даже телеграммы не ходят!
– Марина, напишу вам пустой случай, но вы посмеетесь и поймете - почему я сегодня в тоске.

Вчера сижу у Евгения Багратионовича и веду шутя следующий диалог с бабой:

Баба: - Красавица, кому папиросы набиваешь? Муженьку?

Соня: - Да.

Баба: - Тот, что в белых брюках?

Соня: - Да.

Баба: - А что же ты с ним не в одной избе живешь?

Соня: - Да он меня прогнал. Говорит, больно подурнела, - а вот папиросы набивать велит - за тем и хожу только, а он другую взял.

========

Вечер того же дня.

Баба ловит Вахтангова и говорит:

– Что ж ты жену бросил, на кого променял? Ведь жена-то красавица, - а кого взял?
– Не совестно?
– Живи с женой!

Ночь того же дня. Я мою лицо в сенях. Входит Вахтангов:

– Софья Евгеньевна, что вы - ребенок или авантюристка?
– и рассказ - бабы.

Убегаю от Вахтангова и безумно жалею, что не с ним. Это пустое все.
– Марина, пишите, радость моя - пишите. С завтрашнего дня я въезжаю в отдельную комнату и буду писать дневник для вас, моя дорогая.
– Пишите, умоляю, я не понимаю, как живу без вас... Письма к Г-ру - и пусть Володя тоже.
– Что он?

Марина, увозят вещи - надо отнести письмо - не забывайте меня. Прошу, умоляю - пишите.

О, как я плакала, читая ваше последнее письмо, как я люблю вас.
– Целую ваши бесценные руки, ваши длинные строгие глаза и - если б можно было поцеловать - ваш обворожительно-легкий голос.

Я живу ожиданием ваших писем. Алечку и Ирину целую.
– Мой граммофон, - где все это?

Ваша С.

========

5

(Последнее)

1-го июля (20-го июня старого стиля) 1919 г.

Заштатный город Шишкеев.

– Марина, - вы чувствуете по названию - где я?!
– Заштатный город Шишкеев - убогие дома, избы, бедно и грязно, а лес где-то так безбожно-далJко, что я за две недели ни разу не дошла до него.
– Грустно, а по вечерам душа разрывается от тоски, и мне всегда кажется, что до утра я не доживу.

По ночам я писала дневник, но теперь у меня кончилась свеча, и я подолгу сижу в темноте и думаю о вас, моя дорогая Марина.
– Такая нежданная радость - ваше письмо.
– Боже мой, я плакала и целовала его и целую ваши дорогие руки, написавшие его.

– Марина, когда я умру, на моем кресте напишите эти ваши стихи:

...И кончалось все припевом: Моя маленькая!

– Такое изумительное стихотворение.

– Марина, сердце мое, я так несвязно пишу. Сейчас день самый синий и жаркий, - так все шумит, что я не могу думать.
– Я пишу, безумно торопясь, так как Вахтанг Леванович едет в Москву - и мне сроку полчаса.
– Марина, умоляю вас, мое сердце, моя Жизнь - Марина!
– не уезжайте в Крым пока, до 1-го августа. Я к 1-му приеду, я умру, если не увижу вас, - мне будет нечем жить, если я еще не увижу вас.

– Марина, моя любимая, моя золотая, не уезжайте - я не знаю, что еще сказать.

Люблю вас больше всех и всего и - что бы я ни говорила - через все это.

– Марина, милая, нежная, дорогая, целую вас, ваши глаза, руки, целую Алечку и ее ручки за письмо, - презираю отца, сына и его бездарную любовь к ?некоей замужней княгине?, огорчена, что Володя не пишет, по-настоящему огорчена.

Сердце мое, Марина, не забывайте меня.

Ваша Соня.

Дневник пишу для Вас.

По дороге в Рузаевку я дала на одной из станций телеграмму Володе:

Целую вас - через сотни Разъединяющих верст!

Даю телеграфисту, а он не берет срочно подобную телеграмму, - говорит, это не дело. Еле умолила.

Целую.

Молюсь за вас.

Р. S.
– Против моего дома церковь, я хожу к утрене и плачу.

Соня.

========

После Сонечкиного отъезда я малодушно пошла собирать ее по следам. Мне вдруг показалось - я вдруг приказала себе поверить, что - ничего особенного, что в ее окружении - все такие.

Но, к своему удивлению, я вскоре обнаружила, что Сонечки все-таки - как будто - нет, совершенно так же, как за неимением папиросы машинально суешь себе в рот - что попало длинного: карандаш - или зубную щетку - и некоторое время успокаиваешься, а потом, по прежнему недомоганию, замечаешь, что - не то взял.

Студийцы меня принимали, по следу Сонечкиной любви, отлично, сердечно, одна студийка даже предложила мне, когда Ирина вернется из деревни, взять ее с собой - в какую-то другую деревню...мы несколько раз с ней встретились - но - она была русая и голубоглазая - и вскоре обнаружилось, что Сонечка совсем ни при чем. Это была - моя знакомая. Моя чужая новая знакомая.

Как в книге - ?продолжение следует?, здесь продолжения - не следовало.

========

Продолжение следовало - с Володей, наше продолжение, продолжение прежних нас, до-Сонечкиных, не разъединенных и не сближенных ею. Казалось бы - естественно: после исчезновения между нами ее крохотного физического присутствия, нам это крохотное физическое отсутствие, чуть подавшись друг другу, восполнить, восполнить - собою, то есть просто сесть рядом, оказаться рядом. Но нет - как по уговору - без уговору - мы с ее исчезновением между нами - отсели, он - в свой далекий угол, я - на свой далекий край, на целую добрую полуторную Сонечкину длину друг от друга. Исчезнувшая между нами маленькая черная головка наших голов не сблизила. Как если бы то, с Сонечкой, нам только снилось и возможно было только с ней: только во сне.

Но тут должно прозвучать имя: Мартин Иден.

– Это - больше, чем можно сказать: и вещь, и герой, и автор. Больше, чем мне можно сказать... Когда-нибудь, когда расстанемся...
– Марина Ивановна, прочтите Мартина Идена, и когда дойдете до места, где белокурый всадник на белом коне - вспомните и поймите - меня.

Девятнадцать лет спустя, девятнадцать с половиной лет спустя, в ноябре 1937 г., иду в дождь, в Париже, по незнакомой уличке, с русским спутником Колей - чуть постарше тогдашнего Володи.