Повесть о старых женщинах

За последнее время Констанция слышала многое о суде присяжных, но ничего не поняла, да и не пыталась понять.

— Я очень рада, что все началось так быстро, — сказала она, — то есть в некотором смысле, конечно! Я боялась, что Сэма задержат в Стаффорде на много дней. Как вы думаете, это долго продлится?

— Нет уж! — уверенно ответил мистер Кричлоу. — Нечего там тянуть.

Наступила тишина, ее нарушали лишь мастерицы, прокалывая ткань. Констанция предпочла бы не вести разговоров со стариком, но желание, чтоб ее утешили, чтоб заглушили ее страх, вынудило ее продолжить беседу, хотя она хорошо знала, что от него-то как раз можно меньше всего ждать моральной поддержки, если ему известно, что в такой поддержке нуждаются.

— Я уверена, что все будет в порядке! — тихо сказала она.

— Все будет в порядке! — радостно воскликнул он. — Все будет в порядке, только не для Дэна.

— Что вы хотите этим сказать? — с возмущением спросила она.

«Ничто, подумала она, не может вызвать сочувствия у этого человека, даже такая трагедия, как у Дэниела». Она очень сожалела, что заговорила с ним.

— Ну, так вот, — громко проговорил он, подчеркивая, что обращается не только к Констанции, но также и к девушкам, сидевшим вокруг печки. — Будьте спокойны, я уж слыхивал в нынешнем году некоторые умные доводы! Кое-кто говорил, что Дэн вовсе не собирался сотворить такое. Все может быть. Но уж если это причина, чтоб человека не повесить, тогда, значит, смертная казнь у нас отменяется. Он, видите ли, «вовсе не собирался!». Много их таких, которые «вовсе не собирались»! А еще мне толкуют, что она, мол, за мужчинами бегала и хозяйка была никудышная и больше пила, чем трезвая была. Мне это ни к чему. Если душить жену за то, что она много пьет, не подметает пол и не сушит белье — просто справедливое наказание, то Дэну ничего не угрожает. Но не думаю, что судья Линдли скажет такое присяжным. Я сам был присяжным у судьи Линдли, и не раз, и не представляю, чтоб он такое сказал! — Он помолчал, стоя с открытым ртом, и опять заговорил: — Ну, а эти вельможи с самим священником во главе, которые покатили в Стаффорд, чтобы поклясться на Библии, что Дэн пользуется преотличной репутацией, лучше бы поклялись, что Дэна в ту ночь не было дома или что он был у черта на куличках, тогда от их поездки был бы толк. А так сидели бы дома и не лезли не в свои дела. Видит Бог! Ведь Сэм хотел, чтоб я поехал!

Он опять рассмеялся, прямо в лицо потрясенным и возмущенным женщинам.

— Вы удивляете меня, мистер Кричлоу! Просто удивляете! — воскликнула Констанция.

А мастерицы поддержали ее нечленораздельными возгласами. Мисс Инсал встала и поворошила угли в печке. Все до единого, кто находился в лавке, были убеждены в том, что Дэниела Пови оправдают, и любое сомнение в таком исходе рассматривалось, как ужасное преступление. Вера, а не разум, породила эту убежденность, и споры, нисколько не нарушая ее, вызывали лишь раздражение.

— Вас, может, и удивляет! — радостно согласился Кричлоу. Он был весьма доволен.

Он направился было к выходу, когда в дверях появился Сирил.

— Добрый день, мистер Кричлоу, — с застенчивой вежливостью сказал Сирил.

Мистер Кричлоу уставился на мальчика, потом несколько раз качнул головой, как бы говоря: «Еще один дурак растет! Так одно поколение следует за другим!» На приветствие он не ответил и удалился.

Сирил бросился в уголок, где сидела мать, и, проходя мимо ступенек, ведущих в мастерскую, швырнул на них свою сумку. Сняв шапку, он поцеловал мать, а она холодными пальцами расстегнула на нем пальто.

— Зачем приходил этот Мафусаил? — спросил он.

— Тише! — мягко заметила ему Констанция. — Он пришел, чтобы сообщить мне, что суд начался.

— О, я уже знаю об этом. Один мальчик купил газету, и я заглянул в нее. Послушайте, мама, а про папу напишут в газете? — и потом совсем другим тоном: — Мама, а что у нас к чаю?

Когда мальчик насытился тем, что было к чаю, он стал не закрывая рта говорить о судебном процессе, проявляя к нему беспредельный интерес. Он не сел за уроки, сказав: — Ничего не выйдет, мама. Не могу. — Они вместе вернулись в лавку, и Сирил каждую минуту подходил к двери, чтобы не пропустить крика газетчика. Вскоре он решил, что мальчишки, вероятно, объявляют о специальном выпуске «Сигнала» около ратуши, предав забвению Площадь св. Луки. И несмотря на уговоры, он решил пойти туда и убедиться во всем лично. Он отправился без пальто, пообещав, что будет бежать бегом. Все в лавке пребывали в состоянии тревожного ожидания. Своим беспрерывным движением по лавке мальчик создал там крайне напряженную обстановку. Казалось, жители города страшатся новых известий, но вместе с тем страстно желают получить их. Констанция рисовала в своем воображении Стаффорд, которого никогда не видела, и зал суда, которого никогда не видела, и мужа и Дэниела на суде. И ждала.

Прибежал Сирил.

— Нет! — объявил он, еле переводя дыхание. — Ничего еще нет!

— Не простудись, ты разгорячился, — предостерегла его Констанция.

Но он стоял у двери и немного спустя вновь убежал.

Не успел он уйти, как послышался, сначала издалека, слабый и неясный, потом, приблизившись, громкий и отчетливый крик продавца «Сигнала».

— А вот и газета! — сказала ученица.

— Ш-ш-ш! — прошептала Констанция, прислушиваясь.

— Ш-ш-ш! — повторила мисс Инсал.

— Да, да, это газета! — сказала Констанция. — Мисс Инсал, пойдите и возьмите газету. Вот — полпенни.

Монета быстро перешла из одной руки в наперстке в другую. Мисс Инсал засеменила к двери.

Она вернулась, с торжественным видом неся газету, которую Констанция схватила дрожащими руками. Она сперва никак не могла найти нужное сообщение. Мисс Инсал указала на него и прочла: «Заключительная речь судьи» — Ниже, ниже! — «После совещания, длившегося тридцать минут, совет присяжных вынес вердикт о виновности подсудимого в убийстве, присовокупив рекомендацию о помиловании. Судья надел черную шапочку^{46} и провозгласил смертный приговор, добавив, что передаст рекомендацию в надлежащее место».

Вернулся Сирил.

— Нет еще! — начал он, но увидел на прилавке газету и сразу упал духом.

После закрытия лавки Констанция и Сирил долго сидели в нижней гостиной в ожидании хозяина дома. Констанция испытывала безысходное отчаяние. Вокруг себя она видела одну лишь смерть. Ее мучила мысль: беда никогда не приходит одна. Почему Сэмюел еще не вернулся? Она приготовила к его приезду все, что только могло подсказать ей воображение: еду, лекарства, согревающие средства. Эми не разрешили лечь спать — вдруг в ней возникнет нужда. Констанция даже не заикалась о том, чтобы Сирил отправился в постель. Часы на камине отсчитывали тяжкие, грозные минуты, и наконец, осталось всего пять минут, они пройдут, и Констанция вовсе уж не будет знать, как ей поступить.

Было двадцать пять минут двенадцатого. Если в половине двенадцатого Сэмюел не появится, значит, сегодня он не приедет, разве только последний поезд из Стаффорда прибудет с немыслимым опозданием.

Звук подъезжающего экипажа! Затих! Мать и сын вскочили.

Да, это был Сэмюел! Она вновь узрела его. Моральное и физическое состояние мужа привело ее в ужас. Его рослый, крепкий сын и Эми помогли ему подняться по лестнице. «Спустится ли он еще когда-нибудь по этой лестнице?» — такая мысль пронзила сердце Констанции. Боль мгновенно прошла, но нанесла рану ее здравому смыслу, который обычно противился истерическим страхам и даже немного их презирал. Когда она, задыхаясь под собственным весом, поднялась по лестнице, ей понадобилась огромная сила воли, чтобы обрести свойственную ей приятную веселость; ей казалось, что со всех сторон к ней подбираются ужасные беды.

Может быть, послать за доктором? Нет. Это было бы уступкой паническому настроению. Она сама отлично знала, что происходит с Сэмюелом: у него сильнейший, запущенный кашель, и ничего более. Она частенько говорила своим собеседникам: «По-настоящему он никогда не болеет». И все же, каким слабым и хрупким он выглядел, когда она укладывала его в постель и поила горячим молоком с сахаром и вином! Он был так измучен, что даже не сказал ничего о суде.

«Если завтра ему не полегчает, я все-таки пошлю за доктором!» — молча решила она. Она поклялась себе, что, если он попытается встать, она удержит его в постели силой.

IV

На следующее утро она встала довольная и гордая тем, что не поддалась страху, — ему стало просто до удивления лучше. Ночью он крепко спал, да и ей удалось немного поспать. Правда, Дэниел приговорен к смерти! Но оставив Дэниела на произвол судьбы, она почувствовала, что сердце ее полнится радостью. Как нелепо было спрашивать себя, «спустится ли он еще когда-нибудь по этой лестнице».

Из заброшенной в то утро лавки ей сообщили, что к мистеру Пови пришел мистер Лотон. Сэмюел собрался было встать, но она запретила ему, да еще таким тоном, каким говорит женщина, когда становится опасной, и Сэмюел проявил благоразумие. Он сказал, что мистера Лотона надо пригласить наверх. Она оглядела спальную. Все было на месте, в полном соответствии с ее представлением о комнате больного. Она согласилась впустить сюда человека другого круга и, пробыв здесь положенные минуты, оставила их вдвоем. Визит молодого Лотона наглядно подтверждал значительность Сэмюела и обсуждаемого ими дела. Столь торжественное событие требовало соблюдения этикета, а этикет гласил: жена должна покинуть общество мужа, когда ему предстоит заняться делами, выходящими за пределы ее компетенции.