Повесть о старых женщинах

— Почему вы плачете? — уже мягче спросила Софья.

— Я… я не знаю! — захлебывалась мадам Фуко. — Вы такая красивая. Я так рада, что мы вас выходили.

Ее наполненные слезами большие глаза остановились на Софье.

Все дело было в сантиментах. Софья безжалостно заклеймила эти слова мадам Фуко как сантименты. Но она была тронута. Неожиданно она умилилась. Эти женщины, какими бы дурами они ни были, наверно, спасли ей жизнь — а ведь она им чужая! Несмотря на свою слабохарактерность, они нашли в себе решимость и мужество. Можно было считать, что случай подвиг их на дело, которого они не могли бросить, пока смерть или их заботы не одержат победу. Можно было считать, что в глубине души они рассчитывали выгадать на своей самоотверженности. Но даже если так? Если судить по обычной мерке, эти женщины стали ангелами милосердия. А Софья презирает их, жестокосердно анализирует их побуждения, обвиняет их в бездарности, когда сама же она — высшее свидетельство их — пусть односторонней — добродетели! В порыве чувства Софья осознала свою жестокость и несправедливость.

Она склонилась над мадам Фуко.

— Я никогда не забуду, как добры вы были ко мне. В это невозможно поверить! Невозможно! — мягко произнесла Софья с искренней нежностью.

Больше она ничего не сказала. Она не в силах была распространяться на эту тему. Она не умела благодарить.

Мадам Фуко вытянула было толстые, расплывшиеся губы, чтобы поцеловать Софью, но остановилась. Ее голова поникла, и снова раздались нервные всхлипывания. В этот момент щелкнул замок входной двери (дверь спальной была открыта). По-прежнему всхлипывая, мадам Фуко прислушалась и запихнула деньги под подушку.

Мадам Лоране — фамилии ее Софья не знала, называли ее только по имени — вошла прямо в спальную и теперь с удивлением взирала на них своими темными искрящимися глазами. Обычно она ходила в черном, потому что говорили, что черное ей идет, да к тому же черное не выходит из моды. Черные платья были ее пунктиком. По сравнению с крайне небрежным туалетом мадам Фуко и дезабилье Софьи, мадам Лоране обнаруживала известную элегантность. Она вернулась из модного ресторана и вся сияла. Все это давало ей преимущество перед двумя другими женщинами — то моральное преимущество, которое всегда сопутствует нарядной одежде.

— Что здесь происходит? — спросила Лоране.

— Он меня бросил, Лоране! — воскликнула мадам Фуко истерическим голосом, прерываемым рыданиями.

По чрезвычайному накалу чувств мадам Фуко можно было заключить, что ее возлюбленный секунду назад покинул спальную.

Лоране и Софья стремительно обменялись взглядами, и Лоране, разумеется, заметила, что между Софьей и хозяйкой установились новые, более сердечные отношения. Легким движением бровей она показала, что от нее не ускользнули эти перемены.

— Послушай, Эме, — сказала она решительно. — Ты не должна так распускаться. Он вернется.

— Нет, никогда! — крикнула мадам Фуко. — Все кончено. А ведь он последний!

Не обращая внимания на мадам Фуко, Лоране подошла к Софье.

— У вас очень утомленный вид, — сказала она, поглаживая Софью по плечу ручкой в перчатке. — Вы страшно бледны. Все это не для вас. Не стоит вам здесь оставаться — ведь вы еще нездоровы! Да еще в такой час! Право, не стоит!

Поддерживая Софью, Лоране вышла с нею в коридор. И действительно, Софья сама не заметила, как обессилела. Она вышла из спальной мадам Фуко с готовностью и покорно, как и положено больной, и закрылась у себя.

Примерно через полчаса звуки голосов и шепот у мадам Фуко прекратились, и дверь в комнату Софьи приоткрылась.

— Вы не спите? Можно я зайду? — раздался голос Лоране.

Уже дважды Лоране заговаривала с Софьей, опуская вежливое обращение «мадам».

— Прошу вас, войдите, — отозвалась Софья с кровати. — Я еще читаю.

Лоране вошла. Софья не знала, радоваться или огорчаться ее появлению. Ей хотелось посплетничать, но Софья чувствовала, что заниматься этим стыдно. Кроме того, Софья понимала, что этот ночной разговор, если он состоится, будет разговором двух подруг и в будущем Лоране всегда будет обходиться с нею запросто. Это ужасало Софью. И все же она знала, что не станет сопротивляться, — по крайней мере, соблазну послушать пересуды Лоране.

— Я ее уложила, — прошептала Лоране, тщательно закрыв за собой дверь. — Бедняжка! Ах, какой милый браслетик! Это ведь настоящий жемчуг?

Оглядев комнату, она немедленно, движимая безошибочным инстинктом, заметила браслет, который Софья, просматривая свои пожитки, случайно оставила на пианино. Лоране взяла его, подержала и положила на место.

— Да, настоящий, — ответила Софья.

Она хотела было добавить: «И это все, что у меня осталось из драгоценностей», — но промолчала.

Лоране приблизилась к кровати и остановилась рядом, как она нередко делала, ухаживая за Софьей. Теперь, уже без перчаток, она являла собой пикантное и привлекательное зрелище: к тридцати годам на ее приятном, чуть плутоватом личике слились воедино многоопытность уличного мальчишки и самоуверенность женщины, которая больше не удивляется тому, как действует ее вздернутый носик на умных, солидных мужчин.

— Она объяснила вам, из-за чего они поссорились? — внезапно спросила Лоране, и не только содержание вопроса, но и уверенный тон показывали, что Лоране намерена держаться с Софьей по-свойски.

— Нет, — ответила Софья.

В этих кратких репликах обнаженно прозвучало все то, что раньше считалось несуществующим. В этот момент отношения между двумя женщинами необратимо изменились.

— Должно быть, она сама виновата! — сказала Лоране. — С мужчинами она невыносима. Никогда не могла понять, как эта несчастная способна на такое. С женщинами она очаровательна. А с мужчинами обращается как с собаками и иначе не умеет. Некоторым это нравится, но таких мужчин мало. Верно?

Софья улыбнулась.

— Я ее предупреждала! Сколько раз ей говорила! Да только зря. Это сильнее ее, и если она умрет под забором, то только из-за этого. Но право, не стоило его сюда приглашать! Право, это уже чересчур! Если бы он знал…

— А почему бы и нет? — смущенно спросила Софья.

Ответ напугал ее:

— Да потому что в ее комнате не делали дезинфекции.

— А я думала, что дезинфекцию сделали во всей квартире.

— Кроме ее комнаты.

— Но почему?

Лоране пожала плечами:

— Она не пожелала сдвигать мебель. Почем я знаю! Она такая: вбила себе в голову — и вот, пожалуйста!

— Она сказала мне, что дезинфекцию сделали всюду.

— То же самое она сказала полицейским и доктору.

— Значит, от всей дезинфекции никакого толку?

— Ну конечно! Но она — такая. Эта квартира могла бы приносить большой доход — да только не у нее в руках! Она уже два года не соберется вернуть деньги за мебель!

— Что же с ней будет? — спросила Софья.

— Ну! — Лоране снова пожала плечами. — Я знаю одно: мне придется отсюда съехать. В последний раз, когда ко мне приходил мосье Серф, она ужасно ему нагрубила. Она, конечно, говорила вам про мосье Серфа?