Повесть о трех искушениях

Писатель уже овладел собой.

– Откуда же вы?
– спросил он, пристально разглядывая незнакомца.

– Издалека, - ответил тот.
– Из две тысячи шестьсот одиннадцатого года. Я президент Ассоциации любителей фантастики. Я прибыл за вами, мэтр. И еще хочу заметить - у нас очень мало времени.

– Польщен!
– засмеялся Рэй Дуглас.
– Встреча с читателями? Лекция? Я готов.
– И удивился, покачав головой.
– Две тысячи шестьсот одиннадцатый... Неужели знают?

Теперь улыбнулся президент.

– Вас ждут во всех обитаемых мирах, - объяснил он, и бледное лицо его чуть-чуть порозовело.
– Это такая удача, что мы можем вас спасти. Пойдемте, Дуглас. Вы проживете еще минимум восемьдесят-девяносто лег и напишете уйму замечательных книг. Только наш мир сможет дать вашему адскому воображению настоящую пищу. Вы будете перебрасывать солнца из одной руки в другую, словно печеную картошку.

– О чем вы?
– сдавленным шепотом спросил писатель.
– Уйти? Насовсем? Сейчас? Среди бела дня и в здравом уме?

– Вы уже не молоды, - мягко заметил посланник из будущего.
– Вырастили детей, достигли зенита славы. Вы уже никому ничего не должны здесь. Если вам безразлично, что вас ожидают сотни миллиардов моих соотечественников, то подумайте хоть раз о себе. Пойдемте, Дуглас. У нас осталось двадцать две минуты.

Воскресное утро, начавшееся для писателя с телефонной ссоры, вдруг окончательно потускнело, а растерянная мысль метнулась к дому: "Как же так? А Маргарет, дочери, внучата... Уйти - значит пропасть. Без вести. Значит, исчезнуть, сбежать, дезертировать. С другой стороны - дьявольски интересно. Ведь то, что приключилось со мной, - настоящее волшебство. Это вызов моей страсти, моему искусству и таланту. Им нужен маг. Вправе ли я отклонить вызов? И что будет, если я приму его? Ведь я - не что иное, как форма, которую более или менее удачно заполнил мир. Уже заполнил.

– Почему такая спешка?
– недовольно спросил он.
– Во всяком случае, я должен попрощаться с родными.

– Исключено!
– Президент Ассоциации любителей фантастики развел руками, и на его лице отразилось искреннее сожаление.
– Осталось двадцать минут.

– Но почему, почему?

– Время оказалось более сложной штукой, чем мы предполагали. Масса причинно-следственных связей, исторические тупики... Есть вообще запретные века. Там такие тонкие кружева, что мы боимся к ним даже притрагиваться. Поверьте, если бы существовала такая возможность, мы бы спасли все золотые умы всех веков и народов. Увы, за редким исключением, это невозможно.

– И я как раз - исключение, - хмуро заключил Рэй Дуглас.

– Да. И мы очень рады. Но временной туннель только один, и продержаться он может не более тридцати семи минут.

– Кого же вы уже спасли?

– Из близких вам по духу людей - Томаса Вулфа, - ответил президент Ассоциации и вздохнул.
– Однако он вернулся. Сказалось несовершенство аппаратуры...

– Томас?!
– воскликнул Рэй.
– Чертовски хотелось бы с ним встретиться. Ах да, я забыл...

Писатель разволновался, схватил пришельца из будущего за руку.

– Теперь я понял, - пробормотал он, улыбаясь.
– Я все понял. Последнее письмо Вулфа из Сиэтлского госпиталя, за месяц до смерти. Как там? Ах да... "Я совершил долгое путешествие и побывал в удивительной стране, и я очень близко видел черного человека (то есть вас)... Я чувствую себя так, как если бы сквозь широкое окно взглянул на жизнь, которую не знал никогда прежде..." Бедный Том! Ему, наверное, понравилось у вас.

– Мэтр!
– взмолился человек в черной накидке.
– Сейчас не время для шуток. Решайтесь же наконец. Четыре минуты.

– Нет, что вы, - Рэй Дуглас наклонился, подхватил велосипед за руль. Хитро улыбнулся.
– Если бы я мог проститься, а так... Тайком... Ни за что!

– Мы любим вас, - сказал человек с бледным лицом и пошел туда, где воздух колебался и струился.
– Вы пожалеете, Дуглас.

– Постойте!
– окликнул его писатель.
– Человек в самом деле слаб. Я не хочу жалеть! Обезбольте мою память, вы же, наверно, умеете такое. Уберите хотя бы ощущение реальности событий.

– Прощайте, мэтр, - пришелец коснулся своей горячей ладонью лба Рэя Дугласа и исчез.

Писатель тронул велосипедный звонок. Серебряные звуки раскатились в жухлой и редкой траве, будто капельки ртути. Рэй вздрогнул, оглянулся по сторонам.

"Что со мной было? Какая-то прострация. И голова побаливает. Я сегодня много думал о Вулфе. И, кажется, с кем-то разговаривал. Или показалось? На берегу же ни одной живой души. Но вот следы..."

На мокром песке в самом деле отчетливо виднелись две цепочки следов.

"Ладно, это не главное, - подумал писатель.
– Вот сюжет о Вулфе хорош... Его забирают в будущее, за час до смерти... Там ему дают сто, двести лет жизни. Только пиши, только пой! Нет, это немыслимо, слишком щедро, он утонет в океане времени. Сжать! До предела, еще, еще... Месяц! Максимум два. Их хватило на все. Он летит на Марс. И он пишет, надиктовывает свою лучшую книгу. А потом возвращается в больницу, в могилу... Но чем объяснить его возвращение - необходимостью или желанием?.. Я напишу рассказ. Об искушении песней. Можно назвать его "Загадочное письмо". Или "Год ракеты"... Или еще так - "О скитаниях вечных и о Земле".