Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

— Ты хоть намекни, кто она? — осклабился банкомет.

— Мария, полюбовница жичигинская.

Кутьков отскочил от стены, забегал по комнате.

— То жизнь клади, то само на грабках виснет, — сказал он взволнованно. — А все ж есть чутье у Кутькова. Есть! У Машки рыжьё.

— Подозрительно, — сказал один из бандитов.

— Амиру не веришь? — резко спросил Кутьков. — Амир — мастер, он — свой в доску, он ссучиться не может!

— Сделай так, — посоветовал сообщник, — пусть Амир и кто с ним в доле, — работают. А как рыжьё возьмут, — мы им гоп-стоп сделаем и не вертухайся!

— Заметано, — сказал Кутьков.

Амир условился со своими сообщниками о месте встречи и ушел…

Вечером Трепанов вызвал Колю:

— Все готово, браток. Деньги спрятали, наши сообщают, что воры за Машей ведут наблюдение. Звонил Амир: сегодня ее возьмут. Какое у нее настроение?

— Я с ней еще не говорил, — признался Коля.

— Как? — опешил Трепанов. — Мы готовим операцию в полной надежде на тебя, а ты? Теперь поздно. Поздно!

— Сделаю все, что смогу, — угрюмо сказал Коля.

— Наблюдение и охрану мы ей обеспечим, — сказал Трепанов. — Но риск, конечно, есть, и немалый… Говорил и еще раз повторяю: скажи ей все честно! Я в нее почему-то верю.

«Верю, — повторил Коля по дороге домой. — Верю… А собственно почему это он ей так верит? Чем она завоевала доверие? Или сказал для красного словца? Нет, не похоже это на Трепанова… Раз верит — имеет основания. А какие? Что может думать о Маше посторонний человек? Взбалмошная, насмешница. Вон Никифоров считает, что она вообще чуть ли не контра. Но он ошибается, это факт! А может, Трепанов заметил в Маше то, что он, Коля, не увидел?»

— Маша, — сказал Коля прямо с порога. — Начальиик просит тебя помочь.

— Вам нужна уборщица? — насмешливо спросила Маша. — Или, может быть, кухарка? Или я буду грамотно переписывать ваши безграмотные документы? Что ты молчишь? Ты сражен моей догадливостью?

— Деньги, которые ты мне отдала… нам отдала, — деревянным голосом сказал Коля, — спрятаны на Калужской, двадцать шесть, квартира восемь… Там живет Николай Иванович Кузьмин, давний приятель твоего отца, он очень бедный, поэтому ты у него не жила.

— У отца никогда не было такого знакомого, — растерялась Маша.

— Был, — возразил Коля. — За тобой следят люди Кутькова. Они возьмут тебя и будут пытаться выяснить, где клад. Ты назовешь этот адрес. Остальное — наше дело.

Маша смотрела на него с ужасом:

— И ты предлагаешь мне, своей жене, идти почти на верную гибель?

— Да. Своей жене. Самому дорогому для меня человеку, которому верю, как себе. Просто Маше Вентуловой я бы этого не предложил.

— Очень тронута. Я прослезилась! — Маша постепенно повышала голос. — Может быть, у вас, в среде бомбистов и революционеров, такие номера и приняты, но я не из цирка. Убирайся вон! Ты мне омерзителен! Фанатик!

— Я случайно стал милиционером, — тихо сказал Коля. — Потом понял, что эта работа — мое призвание. Понял и другое: мне революция дала все. Если она потребует взамен мою жизнь — я отдам ее. Не имею права иначе.

— Ты! — подчеркнула Маша. — Но не я! Тебе революция все дала, а у меня все отняла! И вообще. Твоя работа — это не моя работа. Прошу запомнить!

— А разве ты не со мной? — просто спросил Коля. — И разве революция, которую ты так ругаешь, не сделала тебе самый главный подарок в твоей жизни?

— Интересно, какой же? — с откровенным любопытством спросила Маша. Слова Коли ее очень удивили.

— А такой, — Коля широко улыбнулся и ткнул себя пальцем в грудь. — Я — это разве не подарок?

Она изумленно смотрела на него, не зная, что сказать.

— Ну и ну, — покачала она головой. — А ты, однако, еще и юродивый чуть-чуть. Святые вы все там? Или очень хитрые?

— Конечно, хитрые, — сказал Коля. — Сами отсиживаемся, других под пули подставляем. Самых близких. Самых любимых. — Он привлек Машу к себе и добавил дрогнувшим голосом: — Страшно мне за тебя, Маша. Если что… случится, — не жить мне.

— С ума сошел! — засмеялась она. — Что за панихида? Да я их всех обведу и выведу, так и передай Трепанову!

— Не смейся. — Коля провел рукой по ее волосам. — Ненатуральный у тебя смех и несерьезно это. Одно скажу: мы будем все время рядом, не сомневайся.

— А ты, братское чувырло, обещай мне забыть начало нашего разговора. Хорошо? — Маша повисла у него на шее.

— Ты хоть знаешь, что это такое? — грустно спросил Коля.

— Знаю, — развеселилась Маша. — Отвратительная рожа! Который день учу жаргон. А ты убежден, что ты красавчик? Идем-ка в Политехнический, счастье мое! Там Бальмонт сегодня выступает.

— Ладно, — сказал Коля. — Туда — вместе. А там останешься одна.

Маша сразу же помрачнела, кивнула:

— Поедем. Возьми лихача. Прокатимся. Эх, может, в последний раз! — Она бодрилась, но Коля видел, что где-то глубоко-глубоко в ее глазах пряталась тревога.

* * *

В Политехническом выступал Емельян Ярославский. Маша хотела уйти в фойе, но Коля не пустил ее.

— Примиритесь ли вы с тем злом, от которого страдает весь мир? — говорил Ярославский. — С нищетой, неравенством, проституцией, детской преступностью, войнами? Допустите ли вы, чтобы и юное поколение и подрастающие дети жили в той гнусной обстановке, которая создана имущими классами? Если вы хотите, чтобы борьба была короче и успешнее, чтобы меньше было жертв, — идите в ряды Коммунистической партии. Если хотите увидеть полную победу трудящихся не дряхлыми стариками, — идите в ряды Коммунистической партии!

Зал кричал и аплодировал. Маша задумчиво молчала.

— Ты что? — спросил Коля.

— Неужели все это — мы, дворяне? — тихо спросила она. — Проституция, детская преступность, нищета. Лучшие люди России были дворянами. Декабристы, наконец.

— Какие еще декабристы?

Она взглянула на Колю с сожалением:

— Пестель, Рылеев, Бестужев-Рюмин, Каховский. Они подняли восстание, хотели убить императора. Я не могу понять, неужели только мы виноваты в том, что Россию довели до этих страшных дней? А ты уверен, что вы сможете, ее возродить?

— Убежден. Мы не просто возродим Россию. При коммунистах Россия станет первым государством мира, вот увидишь!

— Твоя вера делает тебе честь. Но она слишком похожа на фанатизм, слишком похожа.

— Я знаю, что означает это слово, нарочно посмотрел в словаре, когда первый раз от тебя услышал, — сказал Коля. — Моя преданность партии — пусть я пока беспартийный — не слепа! А Трепанов? Он коммунист! Разве он нетерпим? Фанатики, я думаю, во многом только языком горазды трепать. А разве мы не работаем?