Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]
Шрифт:
— От любого проезжего, раз она по вокзалам шляется, — не слишком уверенно заявил Серафим.
— Верно, — согласилась Маша. — Только мне сдается, она про этих покойников на проповеди в церкви слышала, или я ошиблась?
По сузившимся глазам священника Маша поняла, что угадала.
— Глупо, батюшка. Эдак, и в ГПУ загреметь можно…
— Уж не ты ли меня туда отправить хочешь? — На лбу Серафима выступили мелкие бисеринки пота. — Не пойму я тебя, отрок. А когда я не понимаю человека, я его боюсь. А когда боюсь, я его…
— Спрячь пистолет, дуралей, — грубо сказал
— Не гоже хозяина дома эдак честить, — криво улыбнулся Серафим. — Убери.
— То-то, — Коля спрятал кольт. — А то ходим вокруг да около. Не узнаю вас, батюшка.
— Ну, а если Арсений тебе все завещал, ты уж, верно, знаешь, как его кликали? В том, другом мире? — напрягся священник.
— Чинушей его кликали.
— Ладно, — кивнул Серафим. — Это ты и от милиции узнать мог, не велика задача. Не обижайтесь, гости дорогие, но я вам назначу испытание. Выдержите — будет разговор. Не выдержите… — Серафим развел руками.
— Тогда ваши, ну те, с черными ленточками, дырок нам понаделают, — сказала Маша. — Не опровергайте, батюшка, не трудитесь. Мы ведь битые, понимаем, что к чему. О чем речь?
— Да пустяки, — улыбнулся священник. — Кресты носите?
— Какой же блатяк без креста? — удивился и обиделся Коля. — Маша, покажи…
— Не надо, не надо, — запротестовал священник. — Не в крестах дело. Вы ведь, небось, не венчаны в церкви, не до того вам было?
— Верно, не до того… — Коля переглянулся с Машей.
— Вы нас повенчаете? — радостно крикнула Маша. — Вот славно! Я так мечтала.
— Повенчаю. Вот вам и проверка будет.
— Не понимаю, — сказал Коля.
— Все поймешь, — прищурился Серафим. — Потерпи.
Под вечер Коля обнаружил слежку. Случилось это так: он вышел на крыльцо поповского дома покурить и увидел на другой стороне площади мужика, который стоял и щелкал семечки. Мужик не скрывал своих намерений — он уставился на Колю и даже подмигнул ему.
«Ах ты, мать честная. — Коля даже почесал в затылке. — Чертов поп…»
Он сошел с крыльца, двинулся к околице. Мужик не отставал. Коля повернул назад. Мужик — следом. Коля вошел в дом. Серафим читал какой-то журнал.
— Так мы не уславливались, — с сердцем сказал Коля.
— Как? — из-под очков посмотрел Серафим.
— Кто этот «фраер», который топает за мной по пятам?
— Ах, этот, — махнул рукой Серафим. — Охрана твоя, Коленька. Твоя и жены твоей. Епифаном звать. Надежный мужик.
— Ни нуждаемся!
— Не скажи. Маша сама пожаловалась на тех, с черными ленточками. Время лихое, мне жаль будет, если тебя обидят. Не обессудь.
— Не валяйте дурака, батюшка! — рассердился Коля. — Ваше недоверие меня обижает.
— А вот заслужишь доверие — оно и по-другому обернется, — Серафим снова углубился в журнал, и Коля понял, что спорить бесполезно.
— Черт с вами. — Коля снова вышел на крыльцо, набросив на плечо пиджак. Епифан стоял на том же самом месте и грыз семечки. Коля достал часы: до семи
вечера оставалось совсем немного. «Интересно, — подумал Коля, — каким это образом Басаргин избавит меня от этого дурака? Посмотрим».Спустя час он уже осторожно стучал в ставень Тихоновой избы.
— Входи, — дверь открыл Тихон — огромный, как многие мужики в Грели, с окладистой черной бородой и копной нечесаных волос. — Ждут тебя.
Коля вошел в горницу. Басаргин прикрутил фитиль керосиновой лампы:
— Чисто было?
— Вполне. Как удалось?
— Секрет, — улыбнулся Басаргин и добавил: — Послал ребят с четвертью самогона. Отвлекли его. Ну, первый стакан, само собой, ему силком влили, а остальные он собственноручно принял. Спит, касатик.
— Как объясняешь открытую слежку?
— Черт его знает, — Басаргин задумался. — Может, ои так рассуждает: если, мол, Кондратьев — милиционер, — он от любой слежки все равно уйдет, не тягаться же деревенским с профессионалом? Ну, а что в такой, по-научному сказать, си-ту-яции поймешь? Ничего! А вот при открытой слежке и настроение видать, и действия… Скажем, мог ты от Епифана отвалить? Мог! Тогда Серафим сразу бы усек, кто ты.
— Будто вор не может уйти от слежки! — сказал Коля.
— Мелко ценишь Серафима, — ответил Басаргин. — Если он то, что ты думаешь, — он действия сыщика-профессионала от действий вора-профессионала всегда отличит. Так что он правильно сделал, а ты — рисковал. Слава богу, что все обошлось! С чем пожаловал?
— Серафим будет нас с Машей венчать в церкви. Это венчание послужит проверкой. Честно говоря, не понимаю я, в чем тут гвоздь? И поэтому волнуюсь.
Басаргин покачал головой:
— Н-да… Пилюля, можно сказать…
— Маша считает, что он хочет наши, вроде бы, коммунистические идеалы проверить, — продолжал Коля. — Мол, если коммунисты — венчаться не станут, не пойдут против партийной совести. Кстати, дай нам два тельных креста, едва не сгорели, — строим из себя блатных, а крестов на нас нет! Черт его знает, из-за каких пустяков другой раз жизни лишиться можно.
Тихон принес два крестика, улыбнулся:
— Мой и жены-покойницы. Носите и дай бог вам удачи.
Коля надел крестик:
— Спасибо, Тихон. Выручил.
Басаргин прошелся по горнице:
— Нет, Коля. Суть этого дела не в ваших с Машей истинных убеждениях. Тут другое. Круче тут.
— Что же? — с сомнением спросил Коля.
— Не знаю. Об одном предупреждаю и прошу: как бы себя Серафим во время вашего венчания не повел, что бы ни случилось, — твое дело глазами хлопать и «аллилуйю» петь, понял? Не смей ни во что вмешиваться!
— А если он, к примеру, тебя убивать станет? — улыбнулся Коля.
— Кондратьев, — жестко начал Басаргин. — Мы с тобой такое дело затеяли, что жизнь всей нашей волости, а то и всей губернии иначе повернуться может. Что в сравнении с этим твоя или моя жизнь, парень? Мы ведь служим ради таких ясных далей, что дух захватывает от одних только мыслей. Прошу и требую от тебя: что бы ни произошло — ты должен остаться в стороне! Я доложу обо всем в партийных органах и извещу уполномоченного ГПУ.