Повести и рассказы

— В армию вместе пойдем, — сказал он. — Береги ее, Павел, в дороге.

Он снова поцеловал ее, и она ответила ему уже не так, как в первый раз. Он был таким, каким она привыкла видеть его. Не может быть того, что сказал Билибин. Неправда.

Билибин проявил громадную энергию при посадке, и они оказались в купе проводника. Они вдвоем — и больше никого.

Леночка в упор взглянула на него.

— Где был Коля, когда мы уезжали? — спросила она резко. — Какой мост он взрывал?

Билибин ответил, снимая сапоги, чтобы забраться на верхнюю полку:

— Николай остался взорвать мост, вот тот самый. Я ему приказывал идти вместе со мной, но он не подчинился. Я мог бы подать на него рапорт, но не сделаю этого. Уж такой он есть недисциплинированный. Не переучишь.

— Значит, вы соврали?

Билибин сидел перед ней, увесистый, тяжелый. Недавно белые штрипки его синих штанов были теперь черные. Он молчал. Он не стал объяснять ей, что так просил Шерстнев, — это было бы жалко и недостойно. К нему вернулись все его прежние свойства. Он совершил ошибку и учтет этот опыт. Больше таких случаев у него не будет.

— Боже мой! — восклицала Леночка, всплескивая руками. — Ну как вам не стыдно! Как могли вы такое выдумать про Колю? В такой момент!

Билибин отвечал спокойно:

— Вас надо было успокоить. Вас надо было увезти. Понятно?

Она, секретарша, подчиненный ему работник, могла сейчас позволить себе все по отношению к нему — любую брань, любую истерику. Он снова стал справедлив. Она спасла ему репутацию. Неизвестно, как обернулось бы дело с материалами, если б не она. Она не знает, как он благодарен ей и каким великолепным работником считает. Она — лучшая секретарша, он умеет разбираться в людях и правильно расставляет их.

X

В назначенный час Шерстнев явился к начальнику дороги, и тот сказал ему:

— Мы эвакуируем узел. Я просил Москву оставить вас на помощь нашему ремонтному заводу. Есть срочность, и такой специалист, как вы, уж если вы тут оказались, поможет нам. Сроки погрузки вам укажет директор завода, вас проведут к нему.

Директор завода, приземистый, широкий в плечах и груди усач, с любопытством поглядывая на Шерстнева, кратко изложил ему план эвакуации завода, затем добавил:

— У нас есть в ремонте краны, я вас в особенности прошу приглядеть за ними. Крановое хозяйство для вас — свой дом, я знаю ваши работы, хоть сам и не крановик по специальности.

Он и не подозревал о желчных нападках Шерстнева на общепринятые системы, — в печатных своих работах Шерстнев был куда сдержаннее и объективнее, чем в устных рассуждениях.

Рабочие бережно укутывали станки и осторожно устанавливали на платформы. Все эти металлические создания человеческого труда и таланта были любимы ими, как живые существа, и не случайно давали они им веселые человеческие прозвища. Шерстнев и сам всегда испытывал нежность к этим друзьям и помощникам человека. Но сейчас он, как заслуженного, добросовестного труженика, уважал и вот этот локомотивный кран, стрелу которого тщательно и любовно укладывали под его присмотром рабочие на вспомогательную двухосную платформу. «Зачем я обижал этого славного старика?» — думал он. Это был больной старик, пострадавший на работе, и Шерстневу хотелось заботливо укутать его.

По главным путям один за другим проходили поезда, перегруженные людьми, лязгало железо, гудки и свистки тревожно резали воздух, а тут, в несуетливом тупичке, перед серым большим корпусом, напряженно работали люди, ставя цеха на колеса.

Стрела локомотивного крана удобно легла на козлы, установленные на платформе, и ее окружали канаты, домкраты, ключи и прочее имущество. Шерстнев поглядывал на тросы, и багор мелькнул в его памяти. Для мостовых ферм нужен специальный кран… В сущности, поиски этого специального крана и заслонили в его сознании все достоинства обычных систем. Отирая черные руки тряпкой, подошел мастер. Шерстнев вдруг обратился к нему:

— Нужен кран ограниченного действия — только для мостовых ферм. А для других дел и такой кран хорош.

— Немного ремонту осталось, — не понял мастер. — На новом месте доработаем — хорош будет.

Странно: первым его делом в войне было разрушение отличного моста, построенного им, вторым — спасение кранов, на которые он нападал недавно с такой яростью. Все — наоборот.

Шерстнев уехал вместе с заводом. Пути были загружены шедшими на восток поездами, навстречу которым шли воинские эшелоны. Диспетчерам приходилось трудно как никогда. Длинный состав с оборудованием завода часто останавливался. На одной из таких остановок Шерстнев вышел из служебного вагона, где ему предоставлено было купе, в шумную толчею перрона. Начальник эшелона говорил какому-то высокому человеку в мягкой шляпе и новеньком макинтоше с чересчур широкими, прямыми плечами:

— Нельзя, гражданин. Поймите, гражданин: это эшелон специального назначения.

Но гражданин ничего не хотел понимать. Он настаивал, горячась:

— Я должен быть в Москве. Неужели вы, инженер, — ведь вы инженер? — не можете поверить писателю? Вот мой документ…

И он совал начальнику эшелона какую-то маленькую черную книжечку. Лицо его, желтое, нездоровое, несколько рыхлое, показалось Шерстневу знакомым. Писатель, нагнувшись, поднял с перрона чемодан и решительно двинулся к вагону.

И тут он увидел Шерстнева.

— Товарищ Шерстнев! — воскликнул он. — Вы меня знаете… — Он назвал свою фамилию. Это был тот самый редактор издательства, который уговаривал Шерстнева написать фантастическую повесть «Мост через Арктику». — Товарищ Шерстнев! — взволнованно говорил он, все еще размахивая своим членским билетом. — Меня не пускают в этот поезд. Я тут был в творческой командировке, мне нужно вернуться в Москву… Я ни в один поезд не могу попасть…

Шерстнев обратился к начальнику эшелона:

— Разрешите посадить товарища писателя ко мне в купе, я знаю товарища…

Начальник эшелона пожал плечами:

— Если вы гарантируете, пожалуйста.

И отвернулся.

Шерстнев увел писателя к себе.

Поезд уже тронулся, а писатель все еще волновался, доказывая, что никакого вреда оборудованию завода он причинить не может, что это прямо нонсенс.

— Нонсенс! — восклицал он. — Абсурд! Я ему документ показываю, членскую книжку, а он как уперся!..

Это был, видимо, очень нервный человек.

Наконец он успокоился немного и вспомнил, что надо поблагодарить Шерстнева. Он стал благодарить его так горячо, что тот перебил:

— Писали здесь?

Писатель махнул рукой:

— Все отложу. Сразу теперь пойду в газету, на радио… А вы? Я вот завидую инженерам, у вас такое ясное дело в руках…

Шерстнев усмехнулся:

— Ну, это вы, между прочим, перехваливаете нас. Какая там ясность, что вы!.. Но вы, наверное, устали, займите верхнюю полку, ехать будем долго. Состав направлен не в Москву, но по дороге пересядем.