Повести и рассказы

Человек спросил:

— Простите, вы не знаете, как отыскать товарища Козлова?

— Я и есть Козлов. Что угодно?

— Я уж третьего человека спрашиваю, — обрадовался незнакомец. — Наконец-то! Мне сказали, что вы пройдете тут из сада, а в сад входная плата…

Никита Козлов перебил:

— Что вам угодно?

— Меня направил к вам портной Чебуракин, новороссийский. Просил кланяться. А моя фамилия — Козлов.

— Портной? Чебуракин? — И Никита Козлов пожал плечами. — Не вспоминаю. Если вам что нужно, приходите в служебные часы.

— Я сейчас с поезда, — забормотал незнакомец, — а завтра воскресенье… Впрочем, простите, действительно. Вы совершенно правы. Я поторопился, я лучше в понедельник. Простите. Это ужасно вышло глупо.

— Погодите, — остановил его Никита Козлов. Ему жалко стало этого странного человека и любопытно было, какое у того может быть к нему дело. — Погодите, — сказал он. — Выкладывайте, что у вас ко мне есть. Письмо? Поручение?

— Да нет, — ежился незнакомец так, как будто его обливали холодной водой. — Я теперь и сам вижу, что ужасно глупо…

— Да говорите же наконец! — возмутился Никита Козлов.

— Только я заранее прошу прощения. Я просто в надежде на какую-нибудь работу…

Это был Сергей Козлов. Он, все время прерывая себя извинениями, рассказал, каким образом и зачем попал сюда.

Никита слушал с чрезвычайным изумлением. Когда Сергей кончил, Никита заговорил:

— Так только по фамилии?.. Портной Чебуракин?

И он расхохотался. Это было дико, необыкновенно! Человек обращается к нему за помощью только потому, что — однофамилец.

— Фу ты черт!

Это приключение показалось ему, впрочем, весьма забавным. Да и лестно ему было немного, что к нему едут из других городов. Никогда этого с ним до того не случалось.

А Сергей, чувствуя, что дело оборачивается как будто уж не так плохо, льстил однофамильцу:

— Во всяком случае мне очень приятно видеть того знаменитого Козлова, о котором я столько слышал…

Слышал он о Никите только от портного.

— Ну и случай! — веселился Никита. — Идем. У меня заночуешь, а завтра видно будет. Ну и случай!

Он с удивлением и удовольствием оглядывал Сергея Козлова.

— Идем. Так ты, значит, только потому, что фамилия одна? Ну и ну!

В этот вечер Сергей Козлов несколько раз подряд должен был повторить свою историю. При этом он слегка позволял себе варьировать и приукрашивать события, так что фигура Никиты Козлова вырастала в каждой новой редакции и приобретала прямо гигантские размеры. Оказывалось, что весь Юг полон рассказов о подвигах Никиты Козлова, что имя это чуть ли не заменяет железнодорожный билет, что имя это окружено ореолом славы и почета.

Никита Козлов заставлял Сергея рассказывать его историю всем соседям по общежитию, причем приговаривал:

— Ведь как врет! Ну какой я такой герой!

Однако же ему приятно было слушать о себе всякие невероятные вещи.

Так за два дня Сергей стал известен некоторым работникам городка. Никита кормил его и подыскивал ему службу. Выгнать его после таких рассказов уже не мог.

На второй день вечером Сергей познакомился и с Диной, дочерью почтового служащего Длиннобородого. Никита Козлов привел его с собой на именины Дины.

У Дины два брата погибли на войне (один в Красной, другой — в белой армии), мать умерла, но это все случилось давно, когда Дине было еще совсем мало лет, и о прошлом она мало думала. Она вспоминала об умерших только тогда, когда слушала «Быстры, как волны». Эта песня безошибочно выбивала из ее глаз слезы. Но плач не мешал ей жить дальше.

К именинам она надела свое самое лучшее платье, то, которое особенно нравилось Никите Козлову.

За выпивкой Никита Козлов обратился к однофамильцу:

— А ну-ка, расскажи, как это ты сюда попал?

О том, что Никита Козлов водит за собой шута, рассказывающего неправдоподобные истории, кое-кто из присутствующих уже слышал. Но хозяева и некоторые из гостей — например, фельдшер, начальник всеобуча и другие — еще ничего не знали.

Ожидания Никиты Козлова на этот раз, к удивлению его, не оправдались. Рассказ Сергея был очень сдержан и совершенно, от начала до конца, правдив. Не совсем обычным в этом рассказе слушателям могло показаться только то, действительно бывшее, обстоятельство, что все надежды Сергея на Никиту основывались на том, что фамилии у них — одинаковы. Но и это не вызвало смеха, а, наоборот, разжалобило многих присутствующих: до какого несчастья, до какого одиночества, значит, дошел человек!

На этот раз Сергей рассказал так, что главным героем оказался он сам, его неудачи и страдания, а Никита Козлов из гигантского героя превратился вновь в обыкновенного, скромного человека.

Никита Козлов был удивлен и недоволен. Именно тут, у Дины, нужен был ему вымышленный рассказ о его подвигах и славе. Он даже намекнул об этом Сергею. А Сергей вдруг оттеснил его на задний план и сам оказался героем.

— Да, — вздохнул хозяин, — очень еще у нас тяжелая жизнь.

Дина сочувственно поглядела на гостя.

План Никиты был сорван. Он по-своему сообразил причины неожиданного поступка Сергея. Он решил, что все это оттого, что он еще не устроил однофамильцу заработка.

III

В исполкоме служил человек, которого все знавшие его считали мошенником и подлецом. Фамилия его была Щукин, а имя — Карп. По этому поводу острили в городе, что рыба рыбу за собой тянет. Действительно: фамилия секретаря исполкома была Ерш, и этот Ерш все медлил с увольнением Щукина.

Щукин служил в транспортном отделе. Работа у него была самая обыкновенная: назначать для товаров и людей подводы, мажары, линейки, тачанки. По наблюдениям сослуживцев, он умудрялся мошенничать и на этом маленьком деле. Ходили определенные слухи о том, что он за взятки выдает транспортные средства вне очереди частным людям. Но Ерш все не верил и требовал письменных доказательств. Он полагал, что все это склока. Он уважал Карпа Щукина за то, что тот был человеком образованным, окончившим гимназию и даже слушавшим лекции в университете. Такими людьми бросаться нельзя. Так думал секретарь исполкома Ерш, навлекая этим на себя обвинения в протекционизме.