Повести и рассказы

Наоборот, товарищ его, белолицый и безбородый блондин, был мало похож на итальянца и еще меньше на итальянца из Калабрии. На нем была короткая синяя блуза, широкие синие штаны и плоская шапочка с петушиным пером — все одинаково потрепанное и изношенное. Только ноги обуты в болгарские поршни. Видимо, это были итальянцы — рабочие с Гиршевой железной дороги {146} , которая тогда строилась, или из какой-нибудь каменоломни.

Эти два человека изредка тихонько перекидывались какими-то словами и все чаще поглядывали на нас, словно желая понять, о чем мы говорим и чему смеемся.

146

Гиршева железная дорога — железнодорожная линия Константинополь — Адрианополь — Пловдив — Сараньово, построенная в 1869–1872 гг. «Императорской железнодорожной компанией», организованной бароном Гиршем.

Приятный завтрак и мысль о предстоящем путешествии сделали меня особенно дружелюбным и общительным. Мне пришло в голову угостить симпатичных земляков Данте и Петрарки вином.

Но один из товарищей, подмигнув, шепнул мне:

— Не путайся с ними! Не надо.

«Почему?» — взглядом спросил я его.

— Дрянной народ… Я хорошо их знаю, — таинственно прибавил он.

Я взглянул на него в недоумении.

— Поехали. Не стоит здесь оставаться, — сказал он с тревогой.

— Бродяги? — прошептал другой спутник.

— Хуже, хуже… — пробормотал первый.

Это обстоятельство лишило меня прежнего веселого расположения духа. Мы поднялись и стали расплачиваться.

Когда я, стоя у прилавка, раскрыл кошелек, один из иностранцев — белолицый — каким-то образом очутился рядом. Я заметил, что, наклоняясь над прилавком, чтобы взять с полки пачку папиросной бумаги, он успел кинуть быстрый взгляд на деньги. Неожиданное движение его дало мне возможность увидеть под распахнувшейся блузой ручки двух револьверов и белую костяную рукоять огромного кинжала.

Столь мощное и грозное вооружение у бедного пешехода было делом необычным. Наверно, товарищ его, если снять с него оборванное сетре, будет похож на целый арсенал, — у него и лицо-то, как у настоящего Фра-Дьяволо! {147} Значит, мой спутник был прав, предупреждая меня: перед нами действительно разбойники! Но теперь меня больше страшил белокурый…

Мы тронулись в путь по горам. На первом повороте, оглянувшись назад, мы с удовольствием убедились, что те двое остались в корчме. Случайно нашим попутчиком оказался жандарм из ближайшего отряда. Мы вздохнули свободно.

147

Фра-Дьяволо. — Под этим именем в начале XIX века был известен в Италии знаменитый предводитель разбойников в районе Неаполя Микеле Пецца, отряды которого вели также вооруженную борьбу с французскими оккупантами. Был казнен в 1806 г.

Широкий Троянов перевал поднимался все круче, извиваясь среди зеленых грабовых лесов, покрывающих здесь гору. Густые заросли их становились все выше и буйнее, теснясь по обе стороны пути, бегущего бесчисленными зигзагами. Лесные чащи оглашались веселыми руладами соловьев. Тощие загорские кони медленно, но бодро ступали по трудной каменистой дороге с глубокими рытвинами — следами вызванных ливнями потоков. Кони фыркали от удовольствия, расширив ноздри и вдыхая родной прохладный горный воздух. Чем выше мы поднимались, тем шире открывалась панорама долины и прелестней становился пейзаж. Я пришел в восторг и не мог досыта налюбоваться этими живописными, райски прекрасными видами между Стара-планиной и Богданом. Чтобы ничто не мешало мне предаваться созерцанию, я отпустил поводья и положился на чутье коня. Иногда даже останавливался. Вдруг я увидел, что спутники мои уехали вперед и исчезли из глаз. Я остался в лесу один. Тут невольно мне опять вспомнились двое подозрительных итальянцев, и я оглянулся назад. Но на дороге никого не было. Мне стало как-то не по себе, — я почувствовал легкий озноб. Дело в том, что в Турции лес — это разбойничий вертеп. Из каждой рощи жди нападения, за каждым кустом притаилось злодейство, и тебя подстерегает убийца, как в лесах Индии — боа, тигр или пантера. Лесные дороги, то есть самые романтичные места в Болгарии, были и самыми опасными: в каждом таком месте в шуме листьев слышались не поэтические легенды о самодивах и русалках, а кровавые истории об убийствах и всяких ужасах. Вот почему, когда человек передвигался по таким местам в одиночку, в чаще ему мерещились засады и шелест деревьев казался таинственно-страшным, словно шепот заговорщиков… Воображение наполняло окрестность тревожными призраками, оно искало и высматривало между обросших побегами древесных стволов и сплетенных ветвей то дуло арнаутского ружья, то чалмы разбойников, то длинные полы притаившихся в чаще черкесов…

Окружающее безлюдье тяготило меня… Я крикнул раз, другой: может, мне откликнутся и я хоть услышу человеческий голос! Но ответило только эхо… Я энергично стиснул бока лошади, но она уже устала. Местность становилась все мрачней и мрачней. Солнце пекло, ветерок затих, лес погрузился в молчание; слышалось только жужжанье роя мух, довольно громкое среди мертвой тишины… Разбойник не мог бы найти более удобного места для своего злодеянья. На одном из поворотов я инстинктивно обернулся и вздрогнул: оба итальянца двигались по дороге и в это время как раз исчезли за кустами. Я все понял: дорога делала здесь крутой изгиб, и они, очевидно, кинулись наперерез через кустарник, чтобы опередить меня и стать мне поперек пути, думая, что я их не видел… Тут я сильно пришпорил коня. Приблизившись к тому месту, где они должны были меня встретить, я увидел, что оба злодея идут по козьей тропинке и меня отделяет от них всего два-три шага!.. Тогда я поскакал как бешеный, не обращая внимания ни на обрывы, ни на глубокую пропасть, над которой шла дорога. На беду мою последняя стала еще хуже: ее пересекали гряды зубчатых скал, образуя какие-то неправильные фантастические ступени по ее крутому спуску. На одной из этих ступеней лошадь споткнулась и упала. Ноги мои запутались в веревочных стременах, и я с ужасом обнаружил, что перепуганное животное, делая отчаянные усилия подняться, скользит и неудержимо сползает вместе со мной к глубокой пропасти. Я закричал… В то же мгновенье надо мной появились головы злодеев… Я увидел, как белокурый вынул кинжал… И тотчас почувствовал, что ноги мои освободились от пут. Я быстро отполз в сторону. Лошадь, почувствовав, что ее держат за повод и освободили от груза, сейчас же вскочила на ноги, вся дрожа от ощущения страшной, но счастливо избегнутой опасности.

— Грациа, синьоры, — пробормотал я, придя в себя, волнуемый страхом, изумлением и чувством благодарности к двум «злодеям», которые неожиданно оказались моими спасителями.

Я машинально вынул кошелек и протянул им все, что в нем было, то есть зерно всего своего будущего богатства. Белокурый итальянец отклонил это, воскликнув:

— Но, но, но! (Нет, нет, нет!)

Потом оба помогли мне сесть на коня.

— Грациа, грациа, синьоры, — повторил я единственные итальянские слова, какие знал, и снова тронулся в путь.

Оба итальянца опять исчезли в лесу.

За ближайшим поворотом я встретил нашего проводника Здравко, который искал меня.

Мои спутники, сильно встревоженные моим отсутствием, ждали меня на одной полянке в горах. Я был очень сердит, но даже не намекнул им о своем страшном приключении. Во-первых, с досады, а во-вторых, из опасения, что они станут надо мной смеяться, заметив мой испуг.

Только приехав в Троян, я опять спросил одного из товарищей:

— Кто были эти итальянцы, которых мы встретили на Карнарском постоялом дворе?

Он поглядел на меня многозначительно:

— Разве я тебе не сказал? Довольно об этом…

Тут он жестом дал мне понять, что не хочет говорить о чем-то опасном.

— Это разбойники? — прошептал я.

— Разбойники из разбойников, — ответил он.

— Откуда ты их знаешь?

— Знаю одного… Перестань; не дай бог снова встретиться с такими людьми.

И мой осторожный товарищ принял еще более таинственный вид. Напрасно старался я выжать из него что-нибудь определенное.

Но и сам я не стал рассказывать ему о том, что случилось со мной.

* * *

Через два года я вернулся живым и здоровым в родные места, не успев стать в Румынии ни Крезом, ни Ротшильдом. Отец мой с ужасом увидел, что вместо груды золота я вытряхиваю перед ним ворох рукописей с душераздирающими поэмами и одами. В один из первых же дней после возвращения я пошел в гости к своему приятелю К. Там собралось много молодежи. Мое неожиданное появление смутило присутствующих. Они чуть заметно многозначительно переглянулись. Я понял, чем вызвано их недоумение, и догадался, что это было за собрание: вот уже два-три дня носился слух, что в городе находится дьякон Левский. Собрание было созвано либо им самим, либо ради него, — в этом не могло быть сомнения.

— Господин К., — громко и не без раздражения воскликнул я, обращаясь к хозяину, — прошу вас, прекратите это оскорбительное перешептывание и познакомьте меня с болгарским героем и апостолом Левским!..

После этих слов наступила полная тишина.

Все взгляды устремились к дверце чулана, которая скрипнула. Оттуда вышел какой-то господин; он был в крестьянской одежде.

— Да мы уж давно знакомы, — весело заметил он, подходя ко мне.

— Ах, неужели это вы? — воскликнул я, сконфуженный и изумленный, узнав в этом крестьянине белокурого итальянца в синей блузе, которого встретил на Карнарском повороте, — того самого, что обрезал мои стремена кинжалом.