Повести и рассказы

— А-а, ч-че-ёрт!.. — вытолкнул Тугунин сквозь зубы, помотав головой, словно от этого чувство стыда могло отлететь от него.

Выходить на улицу не хотелось. Он посмотрел на часы, висящие на дальней стене зала, — было без десяти пять. Ложиться раньше одиннадцати не имеет смысла — не уснешь. Он отвернул рукав пиджака над своим «Полетом» — часы показывали пять без девяти. Тут же, когда он поднял глаза, прыгнула стрелка и настенных часов. Тугунина это развеселило. Словно часы испугались, что врут.

«Ладно», — сказал он про себя и пошел к лестнице на первый этаж. На первом этаже, напротив входа, отделенные друг от друга плексигласовыми округлыми кожухами, висели телефоны-автоматы. Он узнал телефон справочного гостиницы, и там ему дали телефон пятого этажа его корпуса.

— Позовите из пятьсот пятнадцатого Юлю, — попросил Тугунин.

Он не надеялся, что она окажется в номере, — чего человеку, приехавшему в Москву по путевке, сидеть в номере среди бела дня? Даже если и такая погода.

Но она оказалась в номере.

— Да? — взяла она трубку.

Голос у нее — он и не заметил утром на лестнице — был чистый, сильный, и была в нем какая-то та же покойная мягкость, что и в ее лице.

— Это я, — сказал Тугунин. — Как видите, пять часов, и я свободен.

— Кто это — «я»? — с тем же утренним коротким смешком на паузе спросил ее голос.

— Именно тот, про кого вы и подумали.

— Действительно? — сказала она. — А я вам, по-моему, не представлялась.

— Но я же слышал, как вас позвали из автобуса, — тоже со смешком ответил Тугунин.

— А. Действительно вы. И что же вам надо от меня?

— Вас, — сказал Тугунин. — Я на Арбатской площади, у кинотеатра «Художественный», у меня туда два билета. Через сорок минут я вас жду в метро на «Библиотеке Ленина», у последнего по ходу вагона.

— А если у первого? — спросила она насмешливо.

— Как угодно. Только давайте договоримся точно.

— Ужасно вы покладистый человек, — сказала она. Некоторое время после этого в трубке было молчание, и наконец голос ее произнес: — А если через час, то успеем?

— Конечно, — сказал Тугунин.

Повесив трубку, он вновь пересек проспект под землей и вышел к «Художественному». Билетов на оставшиеся два вечерних сеанса не было. Минут сорок Тугунин с поднятым воротником плаща протолкался у входа, спрашивая лишний билетик, потом спустился в метро и поехал на «Библиотеку имени Ленина».

3

Час еще стоял ранний, и они сидели за столом одни. Столы помещались внутри массивных, тяжелого вида деревянных выгородок, видны были из всего довольно большого зала только три-четыре других стола, и создавалась иллюзия отдельного кабинета. Окна были зашторены, лампы под потолком горели через три четвертая, и в зале держался полумрак. На невидимой за стенкой «кабинета» эстраде опробывал инструменты оркестр.

Подано было только вино и вода, закуска запаздывала. Тугунин не пил сухого вина с последнего, годичной давности, приезда в Москву и выпил его сейчас, то и дело пригубливая из бокала, чуть ли уже не полбутылки.

У него, как водится, были отработаны темы для таких вот начальных разговоров, и сейчас он рассказывал Юле, как однажды, когда он возвращался из командировки, его, с кем-то спутав, встретило целое семейство грузин, усадили в черную «Волгу», привезли к себе домой, а дома — стол, вино, тосты, и он, войдя в роль, рассказывал о здоровье дяди Гоги, тети Лейлы и присных, и все бы ничего, хорошая была жизнь, если бы вдруг не оказалось, что он, оказывается, приехал свататься к дочери некоего дяди Чингиза и пора уже к ним ехать.

— Убегал я от них по чердаку, — говорил Тугунин с серьезным видом. — Все уже вниз сошли, в «Волгу» садимся, а мне будто бы понадобилось. Пошел меня наверх один провожать, усатый такой, подвел меня, дверь открыл — вот, говорит, генацвале, пожалуйста, а я его туда, на задвижку — и деру. Забрался на чердак — и через другой подъезд. Весь в паутине, в пыли — тот еще видок.

Юля смеялась, пригибаясь к столу.

— Ой, да не может быть, выдумали вы все.

— Ну конечно, доказать я вам не могу. Но так все и было.

Случай этот произошел с сослуживцем Тугунина, Жорой Гамхуашвили, и то было неизвестно, не выдумал ли половину всего этого Жора сам.

— Нет, так и было, — повторил Тугунин, снова отхлебывая из бокала.

— А мне не придется с такими темпами, — Юля кивнула на его бокал, — тащить вас потом на себе?

Она сидела, чуть развернувшись в его сторону, правая ее рука лежала на столе, он накрыл ее своей, она вздрогнула — и не отняла.

— Исключено, — сказал Тугунин. — Это я вас на руках понесу.

Рука ее под его рукой снова вздрогнула, сделала слабую попытку освободиться, и Тугунин прижал ее к столу. Юля не смотрела на него, взглянула — и тут же отвела глаза. И опять, как утром у автобуса, словно что-то поднялось у Тугунина из живота от этого ее взгляда, стиснуло в ложечке, в гортани, прокатилось по нёбу. «Ч-черт!..» — опять, как утром, подумалось ему с каким-то внезапным ознобным дрожаньем.

— Пустите… Сергей… — не глядя на него, с просительной стесненной улыбкой проговорила Юля.

Тугунин отпустил ее руку, она взяла ее на колени, и по-прежнему она не глядела на него. Что-то произошло — ни одно слово не выходило у Тугунина из горла.

Он допил вино в бокале и поставил его на стол.

Музыканты, опробывавшие инструменты, на мгновение смолкли и заиграли.

— Пойдемте танцевать, — рвущимся голосом сказал Тугунин.

На площадке перед эстрадой не было никого. Тугунин взял ее за талию и другой рукой за плечо — она не противилась. Полумрак в зале, упрятанные за темными выгородками столы рождали ощущение уединенности, освобождая от обычных в танцевальном одиночестве напряжения и скованности.

Тугунин нагнулся и поцеловал Юлю в выступающую из-под выреза кофточки округлую косточку ключицы.

— Я схожу с ума от вас, — сказал он.

Она повела плечом, как бы поежившись, и вдруг забросила ему руки за шею и тесно прижалась к нему. Тугунин посмотрел на нее — ему были видны ее гладко зачесанные и собранные на затылке в пучок блестящие темные волосы, глаз ее он не видел, но ему показалось, они у нее закрыты.

— У вас сумасшедше красивые глаза. Скулы у вас совершенно необыкновенные. В вас или китайская, или японская кровь… — Онемение, поразившее Тугунина за столом, прошло, и он был вполне в состоянии говорить то, что полагалось в таком случае.